и я не могу отдышаться.
Каким-то образом мы оказываемся на полу, гостиничный ковер царапает мою спину, когда Найл наклоняется надо мной. Его щеки раскраснелись, губы влажные от моего возбуждения, но, когда он наклоняется, я все равно целую его. Мне нравится наш вкус, смешанный воедино, сладкий и острый.
— Черт, — выдыхает он мне в рот. — Я так сильно хочу тебя…
— Да, да, пожалуйста… — я выдыхаю слова прямо ему в губы, извиваясь под ним, когда он находит молнию на моем платье и тянет ее вниз. Ткань сползает, как во сне, обнажая остальную часть моей кожи для его рук, его рта, и он обхватывает ладонями мои груди, формируя их и дразня соски кончиками пальцев, в то время как его губы скользят вниз по моему горлу. Его дыхание ощущается теплым на моей коже, его мускулистое тело крепко прижимается к моему, и я чувствую, как снова поднимается эта глубокая, страстная боль.
Его бедра прижимаются к моим, когда он стягивает платье вниз по моему телу, проводя руками повсюду. Такое чувство, что он не может насытиться мной, не может насытиться прикосновениями, и это заставляет меня чувствовать себя так, словно я сгораю изнутри, тону в нужде. Я чувствую себя желанной, вожделенной, и я запускаю руки в его густые черные растрепанные волосы, снова притягивая его рот к своему, когда чувствую твердое давление его эрекции между моих бедер.
Где-то смутно я осознаю, что я голая. Обнаженная, незащищенная и уязвимая перед мужчиной в первый раз, но что-то в его мускулистом теле, настойчивости его рук и губ заставляет меня чувствовать себя менее неловко, чем я себе представляла. Я думала, это будет унизительно, но вместо этого я чувствую себя какой-то богиней, желанной мужчиной, пришедшим поклониться ей. Найл заставляет меня чувствовать себя так, и я не могу поверить в свою удачу, пока вожусь с пуговицами его рубашки, стремясь увидеть как можно больше его, а он меня.
— Я слишком нарядно одет, да, девочка? — Найл игриво рычит мне в губы. — Боже, ты такая чертовски красивая.
Последнее он бормочет, проводя рукой вниз по моей груди, между грудей к плоскому животу, еще ниже. Его рука протягивается между нами, дразня мой клитор, когда я запрокидываю голову, задыхаясь от удовольствия и теряя способность расстегнуть больше двух пуговиц, которые мне пока удавалось расстегнуть. Найл хихикает, глубокий скрежещущий звук пробегает по моей коже, как электрический разряд.
— Такая отзывчивая, — бормочет он. — Скажи мне, что ты тоже хочешь меня, девочка.
— Да, — выдыхаю я, когда снова нахожу пуговицы и расстегиваю их так, что его рубашка распахивается, обнажая мускулистую, покрытую татуировками грудь, от которой у меня перехватывает дыхание. — Я хочу тебя… о…
Я провожу взглядом по его телу, пока он снимает рубашку, его руки изгибаются с накачанными татуированными мышцами, и что-то сжимается глубоко у меня в животе, когда я вижу глубокие бороздки по обе стороны его живота, пряди черных волос, спускающиеся по груди и спускающиеся к джинсам. Я хочу изучать его часами, открывать каждую линию и впадинку его тела, прикасаться к каждому его дюйму. Но его руки тянутся к поясу, он на грани того, чтобы стянуть джинсы и показать мне остальную часть себя, и я знаю, что мы на грани того, ради чего я сюда пришла. Я получила свое удовольствие, и я знаю, что Найл, должно быть, умирает за свое.
С его губ срывается стон, когда он расстегивает свою оттопыренную ширинку, стягивая темную джинсовую ткань вниз по подтянутым бедрам, и он откидывается назад, опираясь на колени, как будто знает, что я хочу его видеть, как будто ему нравится выпендриваться передо мной. Мое сердце бешено колотится в груди, во рту пересыхает от предвкушения, и небольшого страха.
— Тебе нравится то, что ты видишь? — Глаза Найла блестят от едва сдерживаемого вожделения, его рот подергивается. — Ты хочешь мой член, девочка?
— Да… — слово вырывается автоматическим шепотом, а затем прерывистый вздох, когда он стягивает джинсы, его член выскальзывает на свободу. Впервые я вижу полностью обнаженного мужчину, достаточно близко, чтобы к нему можно было прикоснуться, и мои глаза расширяются от изумления.
Он тверд как скала, кончик блестит от того, что, как я предполагаю, является его собственным возбуждением, и огромен. Что-то в моем животе скручивается от неуверенности при виде него, от того, какой он большой, и я задыхаюсь при виде этого, от такой явной эротичности руки Найла, обхватывающей его твердый член, когда он наклоняется вперед.
Я не собираюсь вздрагивать, когда он приближается ко мне. Я хочу его, в этом нет сомнений. Но непосредственность того, что мы собираемся сделать, в сочетании с его неожиданными размерами заставляет меня задуматься, и Найл это видит. Я знаю, потому что он замирает на полпути к тому, чтобы снова опуститься на меня, его рот приближается к моему с намерением только для того, чтобы остановиться на полпути, когда он отодвигается, его глаза сужаются от беспокойства.
В этот момент я абсолютно уверена, что все испортила.
Он узнает. И он захочет, чтобы я ушла.
Моя ночь закончится, едва начавшись.
11
НАЙЛ
Я не могу не заметить, как Габриэла вздрагивает, когда я подхожу к ней после того, как сбрасываю остатки своей одежды. Я наполовину затуманен вожделением, тверд как скала и испытываю боль, и теряюсь в своей потребности в ней, но я все еще вижу внезапное колебание.
У меня такое чувство, что это из-за вида моего члена, она не возражала против моего рта на ее киске или моих рук, снимающих с нее платье. Она сгорала от нетерпения вплоть до того момента, как я разделся, но чего я не знаю, так это того, остановил ли ее мой размер, или вид меня обнаженного напомнил ей о том, что мы собираемся сделать, и заставил ее передумать. Мне нравится думать, что я не высокомерный мужчина, и мне нравится думать, что женщину может отпугнуть размер моего члена. И я хочу быть абсолютно уверен, что она хочет этого, даже если мысль о том, что она уйдет прямо сейчас, причиняет почти физическую боль. Мне тяжелее всего было за последние месяцы, с тех пор как я был с Сиршей, я возбужден больше, чем когда-либо за всю свою жизнь, и в кои-то веки я не думаю о Сирше и не жалею, что не был с ней. Я был полностью поглощен Габриэлой с
