Ты не представляешь как это в один момент потерять всё! Клиентов, друзей, связи, возможность делать работу, которую любишь всей душой. Спасать других! Да я мог всю семью увезти заграницу, если бы Ольке тогда не вздумалось готовить.
Опешиваю, не сразу поверив в то, что услышал.
— То есть, это Оля по твоему виновата в случившемся?
— А кто ж ещё? Мать ей говорила, что сама готовит, а той вечно не терпелось научиться. Нахрена? Есть дома еда — радуйся. Тебя обувают, одевают, кормят. На море летом возят. Сиди уроки учи или с друзьями гуляй, на кой черт в пятнадцать лет к плите тянуться? — орет этот неадекватный.
— Это нормально хотеть чему-то учиться!
— Нормально делать то, что говорят родители. — знакомые устои впервые в жизни наждачкой режут слух, — Я просил её посидеть с Алисой. У меня дело было важное, не требующее отлагательств. И если бы эта дура сделала как я просил, ничего бы не случилось!
Ярость берет верх, и я сам не замечаю, как сгребаю в кулаки грязную футболку Олиного папаши.
— Ещё раз ты назовешь её дурой, я за себя не отвечаю. — рычу ему в перекошенное от гнева лицо, — В жизни случается разное. А сила — это не просто прийти к успеху, сила — это подняться с колен и снова доказать, что ты что-то можешь. Вот и докажи. Себе в первую очередь, жене своей и детям, которые нуждаются в нормальном отце. А не в нытике, запивающем горе алкоголем. Иначе, однажды случится то, что ты себе никогда не сможешь простить!
Скривившись, он отталкивает меня, и быстро оправляет футболку.
— Пошел вон из моего дома! — цедит сквозь сжатые зубы.
— Так и сделаю. Но если еще раз Оле придется искать где переночевать только бы не видеть пьяные рожи твоих друзей, ты пожалеешь!
Обхожу его и быстро обувшись, ухожу. Внутри все лавой кипит.
Глава 19
Оля
— Осипова! — вздрагиваю, когда вдруг сверху раздается грозное ворчание, — Спать нужно дома, а на уроке слушать внимательно то, что объясняет учитель.
— Извините!
Кажется, я снова уснула. Поворачиваю голову к Мариам, когда Песоцкая возвращается к своему учительскому столу. Удивленный взгляд подруги задает мне немой вопрос, но я только плечами жму. Меня жутко клонит в сон и мне как-то зябко. Сказывается бессонная ночь, скорее всего.
Откидываюсь на стул, а Мариам зачем-то прикладывает мне ладонь ко лбу. От её прикосновения я ежусь, потому что кожа подруги ощущается буквально ледяной.
— Оль, у тебя температура!
Прикасаюсь ко лбу также как она, но ничего не ощущаю.
— Вроде нет.
— Оксана Максимовна, — зовёт Мариам Песоцкую, — Оля горячая вся, ей нужно к медсестре.
Сощурив недовольно нос, учитель жестом руки даёт мне зеленый свет на то, чтобы сходить к врачу, а я пользуюсь моментом. Может, никакой температуры и нет, но сегодня находиться на уроках как-то действительно тяжело.
Мари оказывается права. Градусник в медпункте показывает тридцать восемь и пять.
— Ох, что ж ты сидишь в таком состоянии на уроках? — взмахивает руками милая молодая медсестра Алена Игоревна, с заботой гладя мои волосы. Она у нас новенькая, ещё не успела очерстветь, как предыдущие, которым в принципе нет дела до плохого самочувствия учеников. — Я тебе сейчас выпишу освобождение. Покажешь учителю. Прямо сейчас пойдешь домой, не жди окончания урока. И кстати, вот, выпей! Это нурофен.
Делаю всё, как велит Алена Игоревна и уже через пятнадцать минут еду домой в автобусе. Таблетка начала действовать, чувствую, как буквально истекаю потом в теплой куртке, но слабость никуда не ушла. Прислонившись лбом к прохладному стеклу, прикрываю глаза. В памяти роем копошатся воспоминания прошедшей ночи. Интересно, как Давид отреагировал на моё отсутствие утром? Рассердился, что сама ушла, или обрадовался, что не пришлось помогать мне сбежать? Может, он вчера не услышал моего признания? Наверное, так было бы даже лучше. Стыд за произнесенные слова с опозданием жжет и так разгоряченные организм. С самого утра мне при мысли о своем позоре хочется сквозь землю провалиться, честное слово. Никто же за язык не тянул, зачем было вот это вот всё? Чтобы теперь чувствовать себя ещё более уязвимой в его компании?
Задумавшись, понимаю, что автобус останавливается прямо на моей остановке. Спохватившись, забираю сумку и выскакиваю на улицу. Чуть не проехала, дуреха!
Приближаясь к дому, на автомате замедляю шаг. До дрожи в коленях не хочу проводить время в компании папы, пусть и спящего, но кажется простуда набирает обороты, потому что даже куда-то идти у меня банально нет никаких сил. Представляю, как сижу тут на лавке, убивая время и понимаю, что погода явно не та, чтобы можно было пересидеть на улице. Моросит мелкий дождь, небо затянуто тяжелыми тучами и дует пронизывающий ветер. Посиди я так немного и ртуть в градуснике поднимется к отметке сорок.
Вздохнув, отправляюсь домой, надеясь только на то, что папа спит. Вот только надежда рушится, едва я вхожу в квартиру.
— Олька? — раздаётся тут же с претензией из кухни.
Я еще не вошла толком, а уже что-то сделала не так. Уронив сумку на пол, разуваюсь и снимаю куртку.
— Да.
— А ну сюда иди!
Послушно прохожу на кухню. Картина уже привычная — папа и пиво. Ничего нового. Вот только смотрит он на меня пристальнее, чем обычно.
— Что-то случилось?
— Случилось, — откидывается он спиной на стену. Глазами обводит меня с ног до головы, — Это ты своего дружка ко мне прислала?
Дружка?
Непонимающе смотрю на папу.
— Какого дружка?
— А этого, армянин он или кто? Брата твоей подружки.
— Давида? — удивленно выпаливаю, тут же забыв о своем не слишком хорошем состоянии.
— Не помню. Темный такой, приходил тут мне, рассказывал как жить.
Внутренности жгутом стягивает, а сердце подпрыгивает и начинает скакать за грудной клеткой. Все молекулы внутри, спокойненько улегшиеся под тяжестью простуды, вдруг начинают метаться, нагревая меня теперь уже по другой причине.
— Давид приходил сюда?
— Ну да. Значит, ты не в курсе? — сощуривается папа.
— Н-нет. А что он хотел?
— Рассказывал что я кому должен, а кому нет. — Губы отца складываются в тонкую линию. — Значит так, если он еще раз сюда явиться и будет мне права качать, я буду говорить с ним иначе. Поняла? Нечего мне в моём доме мозги вправлять, так ему и передай!
Замедленно киваю.
— Он говорил что-то обо мне? — стараюсь выглядеть как можно безразличнее.
— Ересь всякую нёс. Бред полный. Ты меня услышала, что я сказал?
— Да.
— Всё, иди к себе.
Разворачиваюсь,
