Мари, — я пока заварю. Потом позову тебя.
— Спасибо.
Отчего-то испытываю неловкость. Наверное, я все же зря напросилась здесь посидеть. Тигран Арманович и Давид возвращаются к разговору на армянском языке, а я делаю вид, что усиленно наблюдаю за происходящим на экране. Как оказывается спустя пять минут, не лучшую передачу я выбрала назвать любимой.
С кухни доносятся голоса Мари и её матери. Кажется, она говорит ей о том, что пора готовить ужин, а не «распивать чаи». По приближающимся шагам понимаю, что женщина идет сюда и на автомате напрягаюсь.
— Оля, — неожиданно обращается ко мне прямо с порога.
— Да?
— Находиться в одной комнате с мужчинами, когда они заняты беседой, не принято.
Оу… Начинаю спешно подниматься с кресла, когда Тигран Арманович меня останавливает.
— Лусинэ, не дёргай девочку. Ей откуда знать что у нас принято, а что нет. Пусть сидит себе ребёнок, она нам не мешает.
Я так и застываю в позиции полусидя, полустоя.
По сжатым губам хозяйки понимаю, что она не слишком довольна происходящим. Но я и правда не знала. Только теперь складываю два плюс два и вспоминаю все те разы, когда Мариам выходила из комнаты, если там находились мужчины. С ума сойти можно!
За спиной раздается мелодия звонка, и отец Мариам выходит из зала, чтобы ответить на него. Вот теперь мне точно неловко, потому что в компании Тиграна Армановича я как-то всегда чувствую себя более защищенно.
— Я отменила ваше чаепития, — ставит в известность Лусинэ холодно, когда я решаю все же сесть обратно. — У нас скоро ужин. Мариам вызвалась помочь мне с готовкой. Ты, если хочешь разделить с нами прием пищи, можешь взяться за булочки. Рецепт теста я дам.
Если обычно мне просто хочется сбежать, то сейчас потребность стать невидимой становится непреодолимой.
— Я не умею, — признаюсь тихо.
Знаю, что Давид смотрит на меня, и от этого у меня в животе рождается неприятная дрожь.
— Что, прости?
— Не умею.
— Как так? Тебе скоро восемнадцать, а ты не умеешь готовить? — децибелы в женском голосе повышаются на несколько уровней.
Вот не надо так гипетрофированно удивляться!
Поднимаю взгляд и смотрю хозяйке прямо в ошеломленное лицо. На нем столько неподдельного изумления, как если бы я сказала, что Земля держится на трех китах.
— Мама, я думаю, вы и сами справитесь. Оля — гостья в нашем доме. Не лучшая идея заставлять её готовить.
Резко перевожу глаза на Давида. Теперь уже изумленной выгляжу я.
Это впервые, когда он вступается за меня перед ней.
Глава 20.2
— Мама, я думаю, вы и сами справитесь. Оля — гостья в нашем доме. Не лучшая идея заставлять её готовить.
— Да мы-то справимся, потому что я Мариам учила готовить с самого детства! А вот что будет делать Оля, когда надо будет замуж выходить?
От желчи, которой буквально пропитан женский голос, у меня внутри все в узел сворачивается.
Возвращаю внимание матери Мари, которая больше не стоит на пороге, а вошла внутрь зала и встала напротив меня. Выглядит так, будто точит когти и готовится наброситься. Сглатываю и вскидываю подбородок.
— Замуж я не собираю еще как минимум лет пять.
— Ну, это ещё не известно! Если забеременеешь, придется выйти.
— Мама! — окликает Давид.
— Ну, а что? Сам же знаешь, как у них здесь всё просто. Вот только кому нужна жена, которая не умеет готовить?
— Готовка — это не единственное, чем может похвастаться женщина, — стараюсь звучать не грубо, а просто уверенно, потому что я прекрасно понимаю, что я в гостях, но эмоции клокочут внутри все активнее и активнее.
— Ты так думаешь? — издевательски вскидывает бровь Лусинэ.
— Да. В первую очередь, женщина должна быть самодостаточной, и не зависеть от своего мужчины. Даже если он горячо любимый. В жизни нужно гнаться не за созданием семьи, а за тем, чтобы было комфортно. Чтобы иметь крышу над головой и быть в состоянии обеспечить себя самостоятельно.
— Ну, конечно. Первые годы, пока женщина привлекательная, она может быть самодостаточной. Делать вид, что справляется в жизни со всем сама и ей никто не нужен. Но приходит момент, когда мужчину удержать одной лишь постелью не получится. Первое и основное, чего он хочет — это вкусно поесть после трудового дня, и отдохнуть. Этот отдых тоже должна обеспечить жена.
— Максимум, что должна жена — это быть рядом и поддерживать. А поесть можно заказать и в ресторане. В крайнем случае, если, как Вы сказали, мужчина горячо любимый и это взаимно, он и сам может иногда побаловать свою женщину ужином.
— Наивная ты еще такая, — ехидно усмехается женщина, — мужчины зарабатывают деньги. А замуж берут домашних девочек, готовых строить семейный очаг. Вот, как Давид. Будь Ани другой, он бы не женился. А так — красивая, тихая, руки просто золотые, а готовит как — пальцы можно съесть. Ну и я уверена, что всё остальное у них тоже сложится, потому что сытому мужчине и физический голод утолять гораздо приятнее.
В груди боль растекается такая, как будто эти слова она не сказала, а вылила на меня их раскаленным металлом.
— Мама, хватит! — полный тихой ярости голос Давида отлетает от стен. Он рывком встает с дивана и парой шагов сокращает до неё расстояние, — Перестань читать морали! Оля не твоя дочь и не тебе её учить.
Лицо Лусинэ в удивлении вытягивается, а в глазах рождается гнев.
— Я говорю как есть, Давид. Что даже мы бы ни за что не выбрали Ани, не умей она готовить. Девочка должна знать, что приоритетно в жизни, а не строить себе неправильные предположения о том, что нужно быть самодостаточной.
Дышу тяжело и с трудом. Замолчите уже, просто замолчите!
— Что приоритетно для тебя, может быть на втором и даже на третьем месте для других. Ты не считаешь, что ведешь себя невежливо по отношению к подруге своей дочери?
— Давид, как ты разговариваешь со мной?
Вздрагиваю от тихой ярости в её голосе, и рывком встаю с кресла. Держаться удаётся всё сложнее. Лицо горит, в горле стоит ком, а всё тело жжет, как от огня.
— Знаете, я не разделю с вами ужин, хотя мне бы очень хотелось, потому что готовите Вы действительно вкусно. — смотрю прямо в сощуренные недовольные глаза, — И Мариам тоже. Она вообще во многом большая умничка, и я во многом ей завидую. Но не во всем, потому что в отличии от неё, я имею хотя бы какое-то право голоса.
