Вялый гнев мелькнул в глазах — и погас.
— Чего ты боишься? — спросил Даггар. — Смерти? Но ты давно уже умер. Лучше бы тебе и впрямь умереть, чем жить в таком унижении. Скажи: почему ты остался жив — один из всех, за какие заслуги?
— Вон! — сказал Андрас, но Даггар засмеялся ему в лицо.
— А если я не уйду, ты кликнешь стражу? Я справлюсь с вами, — сказал Даггар. — Вы — ходячие трупы, а я живой! Я слишком хорошо о вас думал, Андрас! Я подумал, что здесь есть какая-то тайна. Что вы, Соправители, наказаны без вины за зло, которое не вы сотворили!
— Так и было, — тихо сказал старик. — Так все и было, сын Грасса. Уходи, — сказал он, — не мучай меня. Прав я или не прав, но я ничего не скажу.
А другой старик был действительно стар — годами и ветхой плотью. В кипенно-белом одеянии, в красных бликах живого огня, в тихом свете закатной славы.
— О, бессмертный Хранитель, — начал было Даггар, но старик отмахнулся с досадой.
— Оставь эти глупости, Ранас! Дети Моря не поклоняются Солнцу! Все твои величания — одно притворство, а мне и так надоела ложь! Задавай вопросы, — сказал старик. — Если смогу — отвечу.
— А ты уже знаешь мои вопросы?
— И не только я! В Ланнеране длинные уши и длинные языки. Ты был у Андраса и ушел ни с чем. А когда уйдешь от меня — берегись!
— Ладно, — сказал Даггар. — Если ты знаешь вопрос, может, начнем с ответа?
— Нет, — ответил старик. — Ты задал Андрасу кучу глупых вопросов, на которые незачем отвечать. Скажи напрямик: чего ты хочешь?
— Хорошо. Что случилось в Ланнеране семнадцать лет назад?
— Я очень немногое знаю, Ранас! Тогда я был простым жрецом городского храма… да, собственно, я и остался тем, кем был. Меня избрали Хранителем лишь потому, что Те не могут меня убить. — Он тихо меленько засмеялся.
— Посылают ко мне ночами смерть, а я молюсь. Ты веришь в молитву, Ранас?
— Верю, — сказал Даггар. — Я знаю, о чем ты говоришь.
— Да, — сказал старец, — ты знаешь. Не презирай Андраса, — сказал он, — эта смерть унесла двух его сыновей, остался один, последний. Ладно, — сказал он, — слушай.
— Я помню эту ночь, — сказал он. — Пришла гроза без дождя, и небо полыхало синим и белым. Грома не было — только ужасный свет; мы собрались в храме и пробовали молиться, но слова не шли с языка, губы немели, и было так страшно, что люди теряли разум. Я помню: я стоял, вцепившись в колонну, а вокруг метались и выли, падали наземь и бились в корчах. Я помню: Наран, мой брат по обету, был рядом со мной, и вдруг он ударился головой о колонну, и кровь его обагрила мои одежды.
Не все из нас пережили ту ночь, и не ко всем, кто выжил, вернулся разум. Я ходил среди мертвых, перевязывал раны живым, укрощал безумцев, а день все длился и длился; никто к нам не приходил, и те, кого я послал за помощью, не возвращались.
Перед вечером я решил отправиться сам. Со мной пошел один послушник — жаль, я забыл его имя — он давно уже мертв. Мы вышли из храма и наткнулись на черных. Они обнажили мечи и заставили нас вернуться. Тогда мы по тайному ходу прошли в караульню. Стражников перебили — не злые силы, а люди; мы взяли плащи, чтобы скрыть облачения, вылезли через окно и проползли мимо черных. В Верхнем Храме творилось то же, что и у нас, и черные тоже стояли у входа. Но город не был безумен, Ранас! Только нас одних постигло несчастье, и никто не знал о нашей беде! Нет, — сказал он, — остальное тебе не важно. Важно одно: Верхний Храм не вступился за Энраса потому, что некому было вступаться. Все, кто мог говорить от Храма, умерли в эту ночь. И Соправители… не вини их, Ранас, они были только людьми. Я не знаю, как их заставили, но я видел то, что я видел, и не стану судить других. Ты дерзил несчастному Андрасу, а он ведь долго держался. Он держался так долго, что Энраса чуть не спасли, но тех, кто хотел похитить его из тюрьмы, настигла ночная смерть.
— Прости, — сказал Даггар. — Я не знал. Я готов попросить прощения.
— Оставь! Ему все равно — его душа умерла.
— Но что это было, Хранитель? Кто виноват?
— Нет, Ранас, — сказал старик. — Я говорю то, что я знаю, а все догадки… Я — умный человек, — сказал он, — я знаю, что глуп, что разум мой узок и познания ничтожны. Я — только Хранитель Огня, — сказал он, — хранитель веры в безвременье и надежды в пору упадка. Я едва обучен грамоте и не посвящен в Таинства. Есть люди, которые смогут тебе ответить, но если я это позволю — они умрут. Я сам их не смею просить ни о чем. Для Храма их жизни дороже моей — я должен их уберечь!
— Жаль, — сказал Даггара, — но я тебя понимаю. Я очень благодарен тебе, Великий Хранитель. Но есть еще вопрос… кто правит в Ланнеране? Кто покорил его?
— Наш страх, — ответил старик, — мы боимся не истинных бед, а своего страха. Убить человека легко — если он боится. Проклятие — славная выдумка, она объясняет все. А мы пока что бессильны, Ранас, мы не можем дать людям надежду.
— А черные?
— Сунь руку в болото, — сказал старик, — достанешь сколько угодно грязи. В Приречье и в Каоне хватает людей, которым не на что рассчитывать в Ланнеране. Посули им достойное место в жизни — и они за это пойдут на все. Не в черных беда, — сказал старик, — в открытой ране всегда заводятся черви. Нет, Ранас, — сказал он, — душа Ланнерана жива, и люди его не прах. Достаточно капли надежды…
Они не успели уйти далеко.
Полсотни шагов по пустынной улочке (она не была пустынной, когда мы сюда пришли!), тревога, звериное чувство засады; он вытащил меч — пусть это смешно, но лучше смешить других, чем умереть самому, и когда они вдруг возникли со всех сторон, наши мечи встретили их мечи.
Их много, а нас двое.
Что будет с Майдой, если меня убьют?
Короткая боль — клинок скользнул по руке, но я кого-то достал — одного из многих. Дыхание, топот, железный лязг и полузабытая радость боя. Лейся, кровь! Пусть умирает враг! Дети Моря, жаждут мечи…
И — буря. Беззвучная буря упала на нас. Серая тень вдруг сгустилась из духоты. Два страшных глаза, два страшных меча, крики, стоны — и тишина.
Бог вытер мечи о плащ мертвеца, вдвинул в ножны и сказал спокойно:
— Кажется, ты что-то узнал.
10. УЗЛЫ
— Веселая будет ночь, — сказал Торкасу Безымянный, когда вошел в гостевой покой и закрыл за собою дверь.
— Эй! — сказал Торкас. — Я устал взаперти!
— Потерпишь, — буркнул Другой. Сбросил плащ, уронил у ложа пояс с мечами и одетый плюхнулся на постель.
— Спи, — сказал он. — Это еще не скоро.
Когда он такой, я боюсь задавать вопросы, а вопросы переполняют меня. Почему приходит ночная смерть? Кто тот бог, что сотворил столько зла?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
