— Мама! — закричал Дориан, бросившись вслед.
Тень задержалась на миг и уставилась на Дориана. Обсидиановые губы неслышно прошептали одно слово. Его имя.
Все оконные стекла взорвались дождем смертоносных осколков, и туман хлынул в дом густыми волнами. Тень между тем продолжала подниматься на второй этаж. Дориан пустился вдогонку за призраком, который поплыл над полом, направляясь к спальне Симоны.
— Нет! — закричал мальчик. — Не смей трогать маму!
Тень ухмыльнулась. Мгновение спустя клубящаяся масса черного тумана обратилась в смерч и втянулась в замочную скважину в двери спальни. После исчезновения Тени наступила мертвая тишина.
Дориан бросился к спальне матери, но прежде, чем он успел добежать до двери, филенка слетела с петель, сорванная ураганной силой, и, словно пушечное ядро, врезалась в противоположную стену коридора. Дориан отскочил в сторону, одновременно рухнув на пол. Он едва увернулся от снаряда.
Когда мальчик поднялся на ноги, его взору открылось жуткое зрелище. Тень путешествовала по стенам спальни Симоны. Бесчувственное тело матери, распростертое на кровати, отбрасывало на перегородку собственную тень. На глазах Дориана черный силуэт скользнул по поверхности стены вниз, и губы призрака коснулись уст тени Симоны. Женщина заметалась, таинственным образом переживая кошмар во сне. Невидимые лапы обвили ее и вытащили из постели. Дориан преградил призраку путь. И опять сверхъестественная сила яростно ударила его, вышвырнув из комнаты. Тень с Симоной на руках стремительно спускалась по лестнице. Дориан, почти теряя сознание, все же сумел встать и упорно преследовал призрак до первого этажа. Призрак обернулся, и на миг их взгляды скрестились в молчаливом поединке.
— Я знаю, кто ты… — прошептал мальчик.
Тень обрела новые черты — лицо человека, которого мальчик не знал, молодого, довольно красивого, с лучистым взглядом.
— Ты ничего не знаешь, — отрезала Тень.
Дориан заметил, что призрак озирается вокруг, изучая помещение. Наконец его глаза остановились на двери, которая вела в подвал. Старая деревянная створка вдруг отворилась, и неведомая сила, противостоять которой Дориан не мог, повлекла его в подпол. Он скатился вниз по лестнице, провалившись в темноту. Дверь за ним захлопнулась и стала как влитая, незыблемая, точно каменная плита.
Дориан чувствовал, что сознание вот-вот покинет его. Напоследок до мальчика донесся смех Тени — она хохотала, как гиена, унося его мать в облаке тумана в лес.
По мере того как вода отвоевывала внутреннее пространство пещеры, теснее сжималось смертельное кольцо вокруг Ирен с Исмаэлем. С безысходным отчаянием они наблюдали, как захлопывается гибельный капкан. Ирен уже забыла, в какой момент вода лишила их временного пристанища на скале. Они давно потеряли точку опоры под ногами. Жизнь их зависела теперь от воли волн и собственной стойкости. От холода мышцы сводило жестокой болью — словно сотни булавок засели в теле, терзая плоть. Руки начали терять чувствительность, усталость будто расправила свинцовые плечи и, хватая их за лодыжки, тянула на дно. Внутренний голос коварно нашептывал, что лучше сдаться и погрузиться в безмятежный сон, ожидавший их под водой. Исмаэль поддерживал девочку на плаву и чувствовал, как дрожит ее тело в его руках. Сколько времени он сам сможет еще вытерпеть, Исмаэль не знал. Как не знал, сколько осталось ждать до рассвета и начала отлива.
— Не переставай работать руками. Двигайся. Непрерывно двигайся, — прохрипел он.
Ирен кивнула, будучи на грани беспамятства.
— Мне приснился сон… — прошептала девочка как в бреду.
— Нет. Не вздумай сейчас заснуть, — предостерег Исмаэль.
Глаза Ирен были незрячими и слипались. Исмаэль поднял руку и пощупал каменистый потолок пещеры, к которому их прижимал прилив. Подводное течение отнесло их от дыры в центре свода, утащив в глубину грота и закрыв для ребят единственный путь к спасению. Героические усилия удержаться под отверстием колодца к успеху не привели: зацепиться было не за что, следовательно, неодолимое течение могло распоряжаться беспомощными пловцами по собственному усмотрению. Под потолком уже почти не оставалось пространства, его едва хватало, чтобы ребята могли дышать. И вода неуклонно прибывала.
В какой-то момент голова Ирен ушла под воду. Исмаэль схватил подругу и вытащил ее наверх. Девочка пребывала в полном оцепенении. Исмаэль знал, что даже сильные и закаленные мужчины нередко погибали таким образом, проиграв поединок морю. Холод может убить кого угодно. Он окутывает тело смертельной пеленой и сначала вызывает онемение мышц, потом туманит сознание и терпеливо ждет, когда жертва отдастся в объятия смерти.
Исмаэль потряс Ирен и повернул ее лицом к себе. Она пробормотала что-то бессмысленное. Не раздумывая дважды, Исмаэль дал ей затрещину. Ирен открыла глаза и закричала от страха. В течение нескольких секунд она не могла сообразить, где находится. Пробудившись в темноте, по горло в ледяной воде, ощущая прикосновение чьих-то рук, державших ее, девочка вообразила, будто стал явью худший из кошмаров. Но потом память вернулась к ней. Кравенмор. Ангел. Пещера. Исмаэль обнял ее, и она не смогла сдержать слезы, зарыдав, словно перепуганный ребенок.
— Не дай мне умереть тут, — прошептала Ирен.
Ее слова ранили его, словно острый нож.
— Ты не умрешь. Обещаю. Я не позволю. Скоро начнется отлив, и, возможно, вода не заполнит пещеру целиком… Нам нужно продержаться еще немного. Всего чуть-чуть, и мы выйдем отсюда.
Ирен закивала и крепче прижалась к нему. Хотел бы Исмаэль так же верить в то, что он говорил, как и его подруга.
Лазарус Жан медленно поднимался по главной лестнице Кравенмора. Поток света, падавшего от люстры под высоким сводом, вобрал в себя ауру чужого присутствия. Оно ощущалось в запахе, витавшем в воздухе, и даже в тех узорах, которые рисовали частички пыли, блестевшие, как серебряный песок, попадая в конус света. На третьем этаже кукольник прежде всего устремил взор на дверь, находившуюся за кисейными занавесями в конце коридора. Дверь была распахнута настежь. Его руки задрожали.
— Александра?
Дуновение холодного ветра взметнуло занавески, колыхавшиеся в сумраке галереи. Тягостное предчувствие овладело Лазарусом. Он закрыл глаза и прижал руку к груди, где разливалась острая боль, отдававшая в плечо. Она грубо ударила по нервам, в мгновение ока, словно горящий порох, уничтожив его самообладание.
— Александра? — снова простонал он.
Лазарус добежал до комнаты и остановился на пороге, обозревая следы борьбы и разбитые окна, открывавшие свободный доступ промозглому мареву, наплывавшему из леса. Лазарус сжал кулак с такой силой, что ногти впились в мякоть ладони.
— Будь ты проклята…
Он отер холодный пот со лба и приблизился к ложу, с бесконечной нежностью раздвинув занавеси балдахина.
— Прости, дорогая… — сказал он, присаживаясь на край постели. — Прости…
Посторонний звук привлек его внимание. Дверь комнаты слегка покачивалась из стороны в сторону. Лазарус встал и, ступая бесшумно, подошел к порогу.
— Кто там бродит? — спросил он.
Ответа он не получил, но дверь застыла на месте. Лазарус шагнул в коридор и заглянул в темноту. Когда он услышал свист над ухом, было уже поздно. Жестокий удар по затылку сбил его с ног. В полубессознательном состоянии он почувствовал, как чьи-то руки подхватывают его за плечи и волокут по коридору. Мельком ему удалось увидеть того, кто напал на него: Кристиан, робот, стоявший в карауле у парадного входа. Кристиан обратился к нему лицом, и глаза его злобно заблестели.
Потом Лазарус потерял сознание.
Напор течения, всю ночь необратимо толкавший пловцов в глубину пещеры, стал ослабевать, и по этому признаку Исмаэль догадался, что наступил рассвет. Невидимые десницы моря постепенно ослабляли хватку, позволив юноше отбуксировать бесчувственную Ирен в более высокую часть пещеры, выбравшись из тесной расселины, где уровень воды оставлял им жалкий глоток воздуха. И когда свет, отражавшийся от песчаного дна, прочертил бледную дорожку к выходу из пещеры, а море протрубило отступление, Исмаэль издал восторженный вопль. Правда, его никто не услышал, даже подруга. Юноша знал, что как только вода начнет спадать, сама пещера укажет им спасительный путь на свободу.
Часа два уже Ирен держалась на воде только благодаря Исмаэлю. Девочке с трудом удавалось оставаться в сознании. Ее тело больше не дрожало, безвольно покачиваясь в потоке, как неодушевленный предмет. Терпеливо дожидаясь, когда отлив откроет им дорогу в бухту, Исмаэль понял, что Ирен погибла бы давным-давно, не окажись он рядом.
Не давая подруге утонуть, Исмаэль шептал ей слова ободрения, почти не доходившие до Ирен. Одновременно он вспоминал истории, которые рассказывали моряки о том, как люди встречались лицом к лицу со смертью. Считалось, что если в море один человек спасал жизнь другому, то их души навечно связывала незримая нить.
