подробностей.
– Насильника поймали?
– Пока нет.
Мэри глубоко вздохнула:
– Дария, будьте осторожны. Будьте очень осторожны.
– Обязательно, – ответила Дария. – Джош встречает меня с работы каждый день. – Джош – Мэри не помнила его фамилии – это бойфренд Дарии, студент из Осгуд-Холла[41].
– Хорошо, – сказала Мэри. – Это хорошо.
– Ну, так или иначе, – Дария явно настроилась перевести разговор на более весёлую тему, – я звонила сообщить о Рамзесе. Скорее всего, будет какое-то освещение в прессе. Завтра к нам обещали приехать из Си-би-си.
– Отлично. – Мэри почти не соображала, что говорит.
– Меня прямо распирает. Это так здорово!
Мэри улыбнулась. Ещё бы!
– Ладно, не буду вам больше докучать, – сказала Дария. – Просто хотела поделиться. Потом ещё позвоню.
– Пока, – сказала Мэри.
– Пока, – повторила Дария и отключилась.
Мэри попыталась положить трубку, но у неё тряслись руки, и она не сразу попала ею в гнездо.
Ещё одно изнасилование.
Ещё один насильник?
Или… или… или…
Или это животное, этот монстр, о котором она не сообщила в полицию, нанёс новый удар?
Мэри почувствовала, как её желудок завязывается узлом, словно в быстро снижающемся самолёте.
Чёрт. Чёрт возьми!
Если бы она сообщила об изнасиловании – если бы полиция насторожилась, если бы университетская газета…
Прошло несколько недель со времени нападения на неё. Нет причин считать, что насильник тот же. Но, с другой стороны, сколько длится у насильника восторг, подъём, вызванный удачным нападением? Сколько ему потребуется времени на то, чтобы набраться смелости – злобной, сжигающей душу смелости, – и решиться на новое преступление?
Мэри предупредила Дарию. Не только сейчас, гораздо раньше, в е-мэйле из Садбери. Но Дария – лишь одна из тысяч женщин в Йоркском университете, одна из…
Мэри преподавала на кафедре женских исследований, она была знакома с феминистской фразеологией: все взрослые люди женского пола – это женщины, и только женщины. Но Мэри тридцать девять – её день рождения пришёл и прошёл никем не замеченный, – а в Йоркский принимают с восемнадцати. О, первокурсницы – тоже женщины… но они ещё и девушки, по крайней мере, по сравнению с Мэри; многие из них впервые оказались вдали от дома, только-только начинают свой жизненный путь.
И этот зверь охотится на них. Зверь, которому она сама дала уйти.
Мэри снова посмотрела в окно, но в этот раз она была рада, что Торонто отсюда не разглядеть.
Некоторое время спустя – Мэри представления не имела, какое именно, – дверь её лаборатории приоткрылась, и в неё просунулась голова Луизы Бенуа.
– Мэри, как насчёт пообедать?
Мэри повернулась к ней вместе с креслом.
– Mon dieu! – воскликнула Луиза. – Qúest-ce qúil y a de mal?[42]
Мэри знала французский достаточно, чтобы понять вопрос.
– Нет, ничего. А что такое?
Луиза перешла на английский; её голос звучал недоверчиво:
– Ты плакала.
Мэри автоматически поднесла руку к щеке и сразу одёрнула. Она почувствовала, как её брови полезли на лоб.
– О! – тихо выдохнула она, не зная, что и сказать.
– Что случилось? – снова спросила Луиза.
Мэри глубоко вдохнула и медленно выдохнула. Луиза была самым близким ей человеком во всех Соединённых Штатах. А Кейша, консультант Центра помощи жертвам изнасилований, с которой она разговаривала в Садбери, как будто находилась во многих световых годах отсюда. Но…
Но нет. Она не хочет об этом говорить, она не хочет рассказывать о своей боли.
Или о своей вине.
И всё же она должна что-то сказать.
– Ничего, – сказала она наконец. – Просто… – Она нашарила на столе пачку вегманcовских[43] салфеток и вытерла лицо. – Мужчины.
Луиза понимающе кивнула, словно Мэри призналась ей в каком-нибудь – как бы она это назвала? В каком-нибудь affaire de coeur[44] с несчастливым финалом. Мэри подозревала, что у Луизы было множество таких романов.
– Мужчины, – согласилась Луиза, закатывая глаза к потолку. – Ты не можешь жить с ними и не можешь жить без них.
Мэри хотела было кивнуть в знак согласия, но… она слышала, что в мире Понтера всё не так, как сказала Луиза. И потом, Мэри не какая-нибудь школьница – впрочем, как и Луиза.
– Это из-за них в мире столько проблем, – сказала Мэри.
Луиза кивнула и на это и, по-видимому, уловила смену акцентов.
– Женщины определённо реже устраивают теракты.
Мэри была вынуждена согласиться с Луизой, но…
– Но проблемы не только от заграничных мужчин. От здешних тоже – и в Америке, и в Канаде.
Брови Луизы озадаченно изогнулись.
– Что случилось? – спросила она.
И Мэри наконец ответила, пусть и не полностью:
– Мне звонила подруга из Йоркского университета. Сказала, что в кампусе было изнасилование.
– О господи, – проговорила Луиза. – Кто-то знакомый?
Мэри покачала головой, хотя и понимала, что не знает ответа. «Боже, – подумала она, – а что, если это и правда кто-то знакомый – кто-то из тех, кого я учила?»
– Нет, – сказала Мэри, словно покачивание головой недостаточно чётко передавало смысл ответа. – Но я сильно расстроилась. – Она посмотрела на Луизу – такую молодую, такую красивую – и опустила взгляд. – Это так ужасно.
Луиза кивнула, и то был такой же мудрый кивок видавшей виды женщины, как и в первый раз, будто Луиза – у Мэри при этой мысли скрутило желудок, – будто она знала, о ком идёт речь. Но Мэри не могла это выяснить, не раскрыв свою историю, а к этому она была не готова – по крайней мере пока.
– Мужчины могут быть такими ужасными, – сказала Мэри. Это прозвучало легковесно, по-бриджитджонсовски, но это была правда.
Правда, гори оно всё в аду.
Глава 15
Понтеру Боддету и Тукане Прат было присвоено (или подтверждено – в зависимости от юридической интерпретации) канадское гражданство в здании канадского парламента во второй половине того же дня. Церемонию проводил лично федеральный министр гражданства и иммиграции в присутствии журналистов со всего мира.
Понтер, как мог, произнёс клятву, которую он заучил под руководством Элен Ганье; он даже исковеркал не так уж много слов: «Обещаю храныть верность э быть преданным подданным Её Велычества Королевы Елезаветы Второй, Королевы Канады, её наследнеков и преемнеков, соблюдать законы Канады, эсполнять все обязанносте канадского гражданына». Элен Ганье была так довольна выступлением Понтера, что, забывшись, зааплодировала по окончании его речи, заслужив неодобрительный взгляд министра.
Тукане английские слова давались гораздо тяжелее, но и она в конце концов с ними справилась.
По окончании церемонии был небольшой фуршет с вином и сыром – в ходе которого, как заметила Элен, Понтер и Тукана не притронулись ни к тому, ни к другому. Они не