Перри посмотрел на израненное бедро. Узкая дырочка, образовавшая после выхода стебля, уже затягивалась, погружаясь в плоть и кровь. Наружу брызнул ручеек крови, выдавленный сокращением мышц.
Лицо Перри исказила слабая улыбка. Его переполняло чувство первобытного успеха, смешиваемое с проблесками надежды. Он переключил внимание на странный белый нарост, на круглую головку, крепко зажатую пинцетом, на стебель – или хвост? – намотанный вокруг запястья.
Перри поднес руку к свету, чтобы получше рассмотреть. Повернув запястье и с удивлением рассматривая необычный беловатый стебель, он вдруг увидел то, от чего волосы стали дыбом.
Глаза широко раскрылись от ужаса, в животе что-то скрипнуло.
Хвост белого стебля извивался, как у змеи, попавшейся в зубы к хищнику. Вскрикнув от ужаса, Перри швырнул пинцет в ванную; инструмент упал со звоном и скатился к водостоку. Дергающийся мокрый белый стебель по-прежнему оставался на запястье, а круглая, похожая на пластмассовую пуговицу «голова» болталась и крутилась с каждым движением Перри.
Перри вскрикнул от отвращения и ужаса и взмахнул рукой, как будто хотел стряхнуть прилипшую к пальцам грязь. Белая масса ударилась о зеркало со звуком, напоминающим шлепок. Извиваясь и оставляя беспорядочными движениями гадкую слизь на стекле, она начала медленно спускаться вниз.
И это было… внутри! Оно… живое! До сих пор!..
Перри инстинктивно взмахнул руками, и зеркало издало звон. Белая масса лопнула, словно он раздавил яйцо всмятку. Зеркало покрылось брызгами какого-то фиолетового желе. Перри машинально отдернул руку. Ладонь была заляпана кусочками белой и фиолетовой массы. Скривив губы от отвращения, Перри быстро повернулся, чтобы схватить полотенце, висевшее на штанге. Однако он поторопился. Неожиданный порыв не позволил ему сохранить равновесие, что усугубилось спущенными ниже колен штанами. Перри упал. Вытянул руки, чтобы как-то подстраховаться, но ухватиться было не за что. Лбом он ударился о сиденье унитаза. Треск многократным эхом наполнил стены ванной, и Перри потерял сознание.
23
Паразитология
Мартина Брубейкера больше не существововало. В среду, менее чем через трое суток после того, как Брубейкер был застрелен, от него остался лишь разъеденный безногий скелет. И еще тончайшая, словно паутинка, плесень, которая теперь пятнами покрывала не только скелет и стол, но местами попадалась и снаружи ЛБО-4. Скрюченная рука Брубейкера наконец распрямилась. Она лежала на столе, причем пальцевые кости сильно раскрошились. Камеры, установленные внутри палатки, фиксировали процесс и записывали изображения – как фотоснимки, так и видео, – что давало Маргарет возможность наблюдать конечную стадию разложения.
Такого дурного предчувствия у нее не возникало с детства, со времен непримиримого соперничества и гонки вооружений между Соединенными Штатами и Советским Союзом. Взаимные заверения в полном уничтожении, предостережения о том, что любой конфликт может быстро перерасти в полномасштабную ядерную войну.
Тогда Маргарет была всего лишь девчонкой, однако достаточно проницательной, чтобы понять, какая всем грозит потенциальная опасность. Забавно, что родители думали, будто она все понимает благодаря своему интеллекту. Словно лишь одаренный ребенок способен постичь неминуемую угрозу войны. Что ж, как это часто случалось раньше и будет происходить впредь, простодушие и невинность детей взрослые принимают за невежество.
Как и большинство одноклассников, Маргарет точно знала, что происходит. Они понимали, что от коммунистов исходит угроза и что, случись ядерная война, их родной Манхэттен едва ли не в первую очередь окажется погребенным под руинами.
Почему люди считают, что конец света – настолько трудное для детского понимания понятие? Значительная часть детства прошла в страхе перед неизвестностью, в ожидании жутких теней и всего того, что предвещает долгую и мучительную смерть. Ядерная война являлась просто еще одним монстром, который угрожал всех уничтожить. Монстр наводил страх на родителей и остальных взрослых, и дети настраивались на «частоту» страха, точно так же, как на Багса Банни[12].
От чудовища можно убежать или обмануть его; с ядерной войной ничего сделать нельзя. Она могла прийти в любой момент. Может быть, когда Маргарет будет резвиться на игровой площадке во время каникул. Может быть, когда она сядет пообедать с семьей. Или будет спать в своей кроватке и видеть какой-нибудь интересный сон.
Укладываясь спать, я всегда прошу Господа сохранить мою душу. Если мне суждено умереть до того, как проснусь, я молю, чтобы Господь забрал мою душу.
Маргарет помнила, как они жили в постоянном страхе перед неведомым. Конечно, она играла, ходила в школу, смеялась и тусовалась с подругами, но угроза пронизывала всю ее жизнь.
И эту игру нужно было доиграть до конца, стать победителем или проиграть, хотя едва ли что-то можно было изменить.
Маргарет пыталась убедить себя, что сейчас происходит нечто другое. В конце концов, она просто оказалась на переднем краю потенциального холокоста, на рубеже обороны. Ситуация не выходила из-под контроля, а скорее находилась прямо у нее в руках. По некоторым причинам такое рациональное взрослое мышление не могло отогнать детские страхи о том, что на исход игры никак повлиять нельзя.
Маргарет удивлялась тому, как Эймосу удается игнорировать такое чувство, если тот вообще что-то чувствовал. Он в миллионный раз напевал себе под нос мелодию из «Гавайи, пять-ноль»[13], а Маргарет слишком устала, чтобы жаловаться. Она отхлебнула из кружки кофе, в очередной раз надеясь взбодриться, но никак не могла выйти из полулетаргического состояния. Как приятно дышать нормальным, свежим воздухом, не профильтрованным через биокостюм! Хотелось спать или хотя бы вытянуться и расслабиться, но времени не было. Необходимо закончить работу, сжечь разложившиеся останки и убираться ко всем чертям из этого госпиталя.
Взъерошенный, в измятой одежде, с горящими от возбуждения глазами, Эймос повернулся к ней.
– Потрясающе, Маргарет, только представь! Человеческий паразит чрезвычайной, ни с чем не сравнимой сложности! Лично у меня нет никаких сомнений по поводу того, что создание превосходно подходит для человеческого организма-носителя.
Маргарет уставилась в стену и едва слышно проговорила:
– Ненавижу перефразировать избитое клише, но то, о чем ты говоришь, слишком совершенно.
– То есть?
– Как ты сказал, создание подходит идеально. Чувствует себя в организме-носителе, как рука в перчатке. Подумай об уровне технологии: это как если бы русские неожиданно приземлились на Луне, а братья Райт все еще только строили свой аэроплан в Китти-Хок.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
