— Что значит, «земля в иллюминаторе»? — заинтересовалась Ирина.
— В скафандрах химической защиты бегали. То ещё «удовольствие»…
— А почему «был»? Где он сейчас?
— «Был», потому что убили, — жёстко ответил Семён. — Пал смертью героя, закрыв своим сухарём линию огня. Считай, весь батальон спас.
— Почему же ему «всегда везло»? — растерялась Ирина. — Что же это за везение?
— Потому что быстро. Представь, стоит самоходка, а в следующее мгновение — «пф-ф-ф!», — Черных развёл руки в стороны, изображая разлёт ударной волны, — фонтан огня. Они ничего не успели почувствовать. Да что там… Сухари — одноразовые люди. Средняя продолжительность эксплуатации — полтора боя. Наше отделение пережило восемь боёв. На некоторых планетах за наши головы объявлена немалая награда.
— «Сухари»? За что такое прозвище?
— Потому что «самоходная установка химической артиллерии», — важно пояснил Чёрный.
— Химия? — нахмурилась Ирина. — Да, ребятки. Покуролесили вы изрядно. Давно хотела спросить: какого лешего вы у нас свои годовщины отмечаете? Бар-ахх — не самая спокойная планета Империи. Реваншизм, сепаратизм… да и память свежа о ваших похождениях.
— Именно по озвученным причинам, — твёрдо сказал Давыдов. — Пиар-компания имперской канцелярии: наглядная демонстрация тезиса «Все разногласия в прошлом».
— Тем более, ходят слухи об исчезновениях среди чиновников, назначенных Императором, — вмешался Беля. — Вашим патриотам следует быть осторожнее.
Возникла неловкая пауза. Давыдов присмотрелся к Беле. Куда делась его сдержанность в словах? Требовалось срочно загладить неловкость:
— А что это у тебя за щёчки, солдат? Перенял у штатских нездоровую привычку каждый день кушать?
Все уставились на Белю. Его щёки действительно выделялись полнотой рядом со скуластыми лицами соседей по столику.
Беля озабоченно потрогал кончиками пальцев щёки рядом с мочками ушей и широко улыбнулся:
— На прошлой неделе зубы мудрости удалил. Все четыре в один присест. К чертям! Так этот олух в белом халате мне по-старинке кусочками пластыря дырки в дёснах залатал. Можете представить, я эти окровавленные лоскуты принёс домой, чтобы уничтожить в мусоросжигателе. Чтобы, значит, враги на след не вышли!
Застолье обменялось понимающими ухмылками, но Ирина по-прежнему хмурилась:
— Какие враги? Вы, вообще, чем сейчас занимаетесь, ребята?
— Ликвидациями, конечно, — не моргнув глазом, соврал Штолик, — в каком-то важном уставе так и написано: «Не рой таланту яму, сам в неё упадёшь». В Библии, что ли?
— Убийства?! — нехорошо прищурилась Ирина.
«Болтун — находка для шпиона, — не на шутку разозлился Давыдов. — Сейчас начнёт кормить баснями, а полицейскому только этого и надо…»
— Кстати, давно хотел спросить, — обратился к Давыдову Черных. — Как тебе удалось образцово-показательно отравить регента Клайпы во время праздника? Почему сперва не отдали концы отведыватели? Я смотрел видеозапись: челядь всё делала по протоколу. Размеры порций, дегустация, пауза…
Давыдов смотрел в лицо Ирине и всё лучше понимал, что праздник для него закончился. «Правильно наказан, — подумал Семён. — Ибо дурное в хорошем, как шило в скафандре. Не нужно было встречу ветеранов использовать как прикрытие».
— Кстати, о порциях! — Он хлопнул в ладоши и потёр руки. — Еду будем обсуждать или кушать?
У Черных вытянулось лицо, а Беля озадаченно откинулся на спинку кресла. К еде всегда приступали только после речи полковника. Негоже звенеть посудой, когда говорит начальство…
Но Давыдов уже был на ногах:
— Схожу, гляну, что с кормёжкой, а вы тут не скучайте.
«Так просто не выпустят, — подумал Давыдов, подходя к буфету. — Наверняка у каждой двери по отделению. Ну и что там у меня с запасными отходами?»
Запасные отходы были. И было им несть числа. Он их мастерил в каждую встречу ветеранов. Готовил «просто так», для смеху и по привычке. Но вот смотри-ка — пригодилось!
«Можно, конечно, выйти через парадную дверь и помахаться с местной полицией. Но, во-первых, поднимется шум, ветераны в сторонке стоять не будут — отобьют. Но что дальше? Нет… впутывать однополчан в кашу, которую сам хлебаешь, некрасиво. Кроме того, драка ветеранов с полицией сыграет на руку сепаратистам. То-то обрадуется комиссар Аббани…»
Он дошёл до буфета и тяжело взобрался на высокий табурет.
«А что если вся эта бодяга — провокация? Они всё рассчитали заранее. Поэтому, не оформив задержание, повели прямиком к железу Джонсона… и штакет-автоматы отключили по той же причине. Боялись, что я не справлюсь. Эта версия хорошо объясняет появление Ирины — она всё знала, поэтому, пока я отрабатывал легенду бедуина-марафонца, брился и принимал душ, она прямиком сюда… из-под наркоза на бал».
— Что будете заказывать? — угодливо спросил буфетчик.
— Тишину!
Буфетчик обиделся, а Семён поднялся и прошёл на балкон. Опёрся ладонями о низкое каменное ограждение и с наслаждением вдохнул прохладу вечера. Небо над пустыней быстро темнело, всё отчётливей обнажая «падающий» к Северу широкий диск Кольца, опоясывающего планету. Отблески угасающей зари матово отсвечивали на крышах автобусов, доставивших десантуру к месту встречи. На Западе шумел космодром — судя по характерному «пришёптыванию», на посадку заходил грузовой лайнер.
«Может, не морочиться, а просто вызвать катер? Пламя маршевых дюз заставит отступить не только роту, но и батальон… Против лома нет приёма!»
Он покачал головой. Этот вариант он оставит на самый крайний случай. Пока же предстояло заманчивое приключение: охота полиции на ветерана.
«А может, у неё в лоб спросить, чего ей нужно?.. У них же ничего нет: ни отпечатков, ни фотографий, ни свидетелей… ничего!»
— У них есть машина!
Семён быстро осмотрелся. Кажется, эту фразу он сказал вслух.
Если «дело» Джонсона — искусно разыгранная провокация, то показаний Заказчика вполне достаточно, чтобы доказать виновность Давыдова. «Поэтому он не хотел, чтобы я давал команду флаеру на возврат. Ещё одна улика. Деньги они тоже могли пометить… Ха! Да они вообще всё могли снять на видео: и во флаере, и в гостиничном номере…»
Бежать!
До космодрома всего-то сороковник. Ночью? В пустыне? Хрен догонят!
Он рассмеялся. «Зачем? Меня ждёт транспорт. Противник явно перемудрил: с флаером я через двадцать минут буду в катере. А там… ищи фотон в хромосфере…»
Он повернулся к двери, но опять задумался: в номере отеля не оставалось ничего такого, ради чего стоило рисковать свободой. Деньги утром заберёт Беля, «ему можно будет позвонить с орбиты». Ключ-карта дистанционного управления звездолётом в подкладке воротника, где ей и положено быть. Парадная форма десанта только потому «парадная», что выстирана и отутюжена. Через десять километров она превратится в полевую: покроется пылью и потом.
Давыдов снял аксельбанты и ордена, аккуратно уложил сокровища в нагрудный карман и прислушался. Удивляло отсутствие внимания. Засада внизу не таилась: временами тихо шипела рация, кто-то по телефону оправдывался, почему допоздна на службе…
Одна группа людей пряталась под балконом возле парадного входа. Другая — человека три, не больше, — лежали в палисаде. Ещё несколько человек слонялись поблизости, явно ожидая команды или условного сигнала. И никого из них не интересовало присутствие Давыдова на балконе.
По стенам домов побежали блики от фар приближающейся машины.
Семён отпрянул от перил. Оставаясь в тени, он постарался уточнить количество и расположение противника.
Из подъехавшей машины посыпались бритоголовые люди с битами. Зазвенело стекло, послышались крики. Прибывшие хладнокровно крушили автобусы…
Вечер полыхнул зарницами полицейских мигалок, завыли сирены.
Ситуация разворачивались стремительно, но Семён действовал ещё быстрее.
Короткий, но мощный разбег. Последний толчок от перил и через секунду перекат по крыше первого автобуса. На втором удалось вполовину погасить скорость, но спрыгнул на грунт только с крыши третьего. Через минуту, довольный сноровкой, с которой ему удалось выскользнуть, Давыдов уже бежал по пустыне.
Перейдя на шаг, быстро восстановил дыхание. Сюда всё ещё долетал шум посёлка: нестройно подвывали сирены, чей-то голос в мегафон требовал «лечь и оставаться неподвижным».
«Профсоюзы приехали! — понял Семён. — Приехали наказать штрейкбрехеров, но помогли мне: полицейские покинули посты, чтобы остановить вандалов».
Он уверенно двигался в плотных сумерках. Настоящих ночей — беспросветной чернильной мглы, как на Земле, — Бар-ахх не знал: кислотно-жёлтый свет кольца легко затмевал звёзды. Тени от Кольца казались жидкими и размытыми по сравнению с тенью от Луны, зато всегда показывали верное направление. В ясную погоду, конечно.
