Вскоре в местной газете появилась статья, в которой говорилось о нашумевшем деле. Заместитель главы администрации Пушкинского района по торговле характеризовался в ней как превосходный работник и отличный руководитель, доведенный до отчаяния постоянными изменами своей супруги-развратницы, которая чуть ли не совращала несовершеннолетних мальчиков.
Капитан Тюрин майорского звания не получил, но был весьма ошарашен тем, что я преподнесла ему на тарелочке. Он понял, что я его в чем-то обманула, и страшно обиделся.
После прочтения газетной статьи я достала гадальные кости и спросила их: правильно ли я поступила? «36+20+10» — ответили мне они.
«Надо остерегаться контактов с теми, кого вы неосторожно обидели, так как они этого не забыли».
Вечером этого же дня позвонила Елизавета Андреевна.
— Здравствуйте, Танечка, — пропела она в трубку. — Я бы хотела выразить вам свою благодарность за то, что вы для меня сделали. Не хочу, так сказать, остаться в долгу. Можно я зайду к вам завтра вечерком?
— Зачем? — решила выяснить я, не понимая, что она подразумевает под словом «долг».
— Ну, хочу вам еще подбросить денежек, — смущаясь, ответила она.
— Нет, не надо, — поспешила я отказаться, помня предостережение магических костей. А вдруг она придет ко мне с каким-нибудь подсвечником?
— И все-таки я зайду, — сказала Елизавета Андреевна и повесила трубку.
На следующий день, прямо с утра пораньше, я отправилась в супермаркет, накупила всего того, что когда-то едал господин Тимофеевский, и поехала в Скатовку навестить Степана Игнатьевича.
— А это что? — спрашивал он, когда я выгружала на грязную клеенку продукты.
— Это маринованные мидии.
— А это?
— А это маслины.
— А это? — тыкал он шершавым пальцем в ананас.
— Ну это уж вы должны знать, Степан Игнатич! — покачала я головой.
— Да я, Танька, можа, и знал когда, да забыл, а потому, окромя картошки, никаких других фруктов не помню, — усмехнулся он.
— А у меня и картошка есть, между прочим. Только она называется чипсами. Я ее ужасно люблю, — отвечала я, выуживая из сумки пакетик с чипсами и бутылку «Абсолюта».
— О! А вот это ты зря, — возмутился старик, указывая на водку. — У меня на этот счет есть кое-что получше. — И достал из-под лавки четверть самогона.
— Ну, вы прям как ждали меня, — искренне рассмеялась я.
А потом мы ели, пили, разговаривали. Совершенно окосев, я не удержалась и рассказала Степану Игнатьевичу обо всем, что со мной произошло. Да, в общем-то, я и собиралась это сделать. Мне необходимо было хоть с кем-то поговорить на эту тему. Я постоянно ощущала смутное чувство вины и неудовлетворенности от проделанной работы.
— Да, бывает же в жизни такое, — покачал головой старик.
— Знаете, Степан Игнатич, я всегда делала все правильно. Всегда помогала людям избавиться от опасности, от зла, словом, делала добро, а теперь… Теперь и не знаю, что натворила, — всхлипнула я, подперев ладонью подбородок.
— Да ты не переживай, Танюха. Добро-то ты все-таки сделала.
— Какое же? Что вы, Степан Игнатич?
— Грачевы теперь по-человечески похоронят своего сына, — ответил он.
