56. Письмо Жан-Пьеру
Не могу не согласиться, что молитва способна выродиться в поверхностную активность, не захватывающую глубины нашего существа, что такая угроза существует постоянно, и ты прав, что ее опасаешься. Я недалек от мысли, что для многих молитва представляет собой всего лишь приятное мурлыканье кошки у огонька, а для других — поток слов, лишенных значения. К этим последним относятся слова Христа: «Не всякий, говорящий Мне: “Господи! Господи!”, войдет в Царство Небесное» (Мф 7,21). Действительно, можно разговаривать с Богом, не будучи притом этим захваченным; можно предаваться утонченным размышлениям, испытывать волнующие духовные переживания, но опять-таки не быть захваченным до глубины.
Каков же тот внутренний порыв, который заставил бы тебя устремить к молитве глубинное твое существо, ввести тебя в самую суть ее, который охватил бы твое прошедшее и твое будущее, чтобы предать их Богу, который заставил бы тебя поставить на карту твою жизнь? Одно лишь слово, одно понятие обозначает этот порыв: самопожертвование. Да, творить молитву это, прежде всего, пожертвовать себя БоТы скажешь мне, возможно: «А почему не любовь?» Но, говоря по существу, любовь и самопожертвование нераздельны: самопожертвование для любви — то же, что плод для дерева. Долгая, терпеливая, скрытая работа дерева в течение нескончаемой зимы готовит сладкий плод, который под солнцем июня созреет на его ветвях. Так же обстоит дело с самопожертвованием, этим плодом любви, терпеливо взращиваемым в течение многих молитв, который в один прекрасный день во время очередной молитвы сам собой упадет в руку Божию, протянутую, чтобы его сорвать. Ап. Павел нашел слова, чудесным образом способные побудить нас к такому самопожертвованию. Я хотел бы, чтобы ты знал их наизусть, чтобы ты повторял их неторопливо и внимательно в начале твоей молитвы: «Умоляю вас, братия, милосердием Божиим, представьте тела ваши в жертву живую, святую, благогодную Богу, для разумного служения вашего» (Рим 12,1). Можно ли найти лучшее определение молитвы?
57. Второе письмо Жан-Пьеру
Я не ожидал странного вывода, который ты сделал из моего последнего письма. «Если молитва состоит по сути в том, чтобы отдавать себя, — пишешь ты мне, — то я не понимаю, почему вы требуете, чтобы я творил молитву каждый день? Если эта самоотдача истинная, всецелая, осознанная, совершена однажды, то для чего же возобновлять ее каждый день? Что сделано, то сделано». Читая это, я представил супруга, который на упреки жены, что он никогда не говорит ей о своей любви, отвечал бы: «Но, сама подумай, разве не смешно — постоянно твердить тебе то, что я уже однажды заявил раз и навсегда!» Ох, уж эта мне логика! «Что сделано, то сделано». Утверждение твое не так логично, как кажется. Личность не отдает себя так, как предмет. Когда ты отдаешь свои часы или авторучку, тогда, действительно,
дело сделано, и нет нужды впредь к нему возвращаться. Но живое существо отдает себя лишь в меру того, насколько оно не прекращает себя отдавать, насколько остается оно готово к самоотдаче. Стоит ему отказаться от этого основного расположения, как оно перестает быть отданным. Это верно в человеческой любви, верно это и в отношении к Богу. Крайне важно поэтому достичь такого расположения и сделать его постоянным, привычным для нас, а достигнув его, сохранять и поддерживать, иначе очень скоро оно утратит свою силу и подлинность. Но весьма действенным способом достичь, сохранить и поддерживать эту готовность отдания себя Богу является молитва. Только молитва ведет нас к непрестанной отдаче себя Богу, только она возобновляет ее и придает ей силы. Молитва есть особенное время нашей жизни, пожертвованной Богу.
58. Третье письмо Жан-Пьеру
Творить молитву значит приносить себя в жертву Господу, говорил я тебе в двух моих последних письмах. Но из чего состоит этот порыв, заставляющий христианина пожертвовать себя своему Богу? — У него много составляющих, но об одной стоит сказать особо: о той, знаком которой отмечено самопожертвование, и это благодарность. Когда ты становишься перед лицом Божиим, когда ты думаешь о Нем, ты не можешь избежать восхищения Его великодушием, Его щедростью. Он осыпает тебя милостями, Он не перестает давать их тебе. Если у тебя отзывчивое сердце, благодарность изольется сама собой. На Его щедрую любовь ты отвечаешь благодарной любовью. И если ты еще больше углубишься в размышление, ты не замедлишь понять, что отличает Бога от иных благодетелей: те предлагают тебе то, чем ты будешь владеть, Бог же дарит тебе нечто неизмеримо важнейшее — Он непрестанно дает тебе быть. Ты осознаешь, что стоит Ему на мгновение прервать Свое действие, как ты немедленно провалишься в небытие. И вот снова и снова трепещет в тебе благодарность. Но теперь уже она есть нечто значительно большее, чем просто чувство, хотя бы очень сильное, пламенное: она — как возвращение всего твоего существа к Богу; внезапно ты становишься как бы рекой, обращающейся к своему истоку. Но твоему размышлению есть куда еще углубиться. Не только существование, природную жизнь, каждое мгновение дает тебе Бог; Он дает еще и жизнь сверхприродную, семя которой Он засеял в тебе через крещение и которую Он не перестает поддерживать Своими таинствами. Если ты действительно осознаешь этот чудесный дар, в котором Бог сообщает тебе Свою собственную жизнь, тогда твоя душа, подхваченная обитающею в ней благодатью, устремится к Нему в порыве благодарности и, радостная, погрузится в объятия Его Отеческой любви. Так, на всех этапах твоего размышления будет проявляться благодарность. Это и есть та глубокая сила, которая влечет человека молитвенной жизни отдать себя Богу.
Но дадим ей ее христианское имя: «акт благодарения». На благодатную Божию любовь человек отвечает благодарной любовью. Благодать и благодарение — два полюса диалога любви между Богом и человеком. Акт благодарения — несомненно, нечто большее, чем слова и чувства, он — радостное и любовное отдание себя, без остатка и без возврата.
59. Четвертое письмо Жан-Пьеру
Удалось ли мне убедить тебя, что благодарение, душа молитвы, есть нечто весьма отличное от более или менее поверхностного чувства, но что это порыв нашего самого глубинного существа, который, исходя от Бога, к Богу и возвращается? Прилив и отлив любви: любви Божией, которая изливается на Его дитя, и любви сыновней, которая возносится к Отцу. Одна и та же любовь, которая исходит из Бога и к Нему возвращается, отеческая при исходе, сыновняя при возвращении. Этот обмен любви между Богом и человеком отражает — одновременно участвуя в ней — истину гораздо более высокую: тесную связь Отца и Сына в лоне Пресвятой Троицы. Отец от самой вечности в порыве блаженного великодушия сообщает всю полноту Своего бытия без остатка и без перемены Своему Возлюбленному Сыну. Сын от самой вечности принимает дар Отца и предает Ему Себя в радостном порыве благодарения. Любовь, которая дарит, и любовь, которая воздает благодарение, «как две могучие волны, которые неудержимо бегут навстречу друг другу, встречаются, смешиваются и вздымаются одновременно наподобие огромного взрыва» (Ришар де Сен-Виктор). Сын Божий пришел к нам, чтобы осуществить Свой извечный акт благодарения в природе человеческой. Действительно, в сердце Иисуса-Человека видна невообразимая тайна Троицы: Отцу, дающему Себя, Сын предается весь без остатка. «Благодарение воздаю Тебе, Отче»: эта короткая фраза, которая постоянно у Него на устах, весьма показательна для Его внутренней жизни, для Его вечной религии, вкорененной в Его человечество. Его благодарение является во всей своей полноте и мощи в час Его страстей и Воскресения. Торжествуя над страданиями и смертью, в победном порыве, оно возносит Его одесную Отца. Но Христос, однако, не перестает совершать на земле великую литургию благодарения. День ото дня, с часу на час, от востока и до запада св. Литургия на протяжении веков продолжает то действие, которым, от имени Своего и от имени безмерной толпы людей, Он приносит Себя в благодарственную жертву Отцу.
Но его любовь не довольствуется этим. Воздавать благодарение среди людей, воздавать благодарение за всех людей ей мало; ей необходимы миллионы сердец и миллионы голосов. И она вторгается в эти сердца через евхаристическое причащение, она внедряет в них свое вечное благодарение, чтобы оно пустило там корни и возрастало, чтобы оно не только совершалось в литургических собраниях, но чтобы также жило во все века и повсеместно через всех мужчин и женщин, детей и старцев, которые открылись ему навстречу. Что же касается молитвы, то она есть то особенное время, когда, оставив все прочие заботы, христианин полностью соединяется с благодарением Христа.
60. Атеизм христиан?
