– Прошу.
Цифра вошла в прихожую, осмотрелась.
– А где Берц? – спросила она.
– В кино пошел.
Посмотрела на него, вроде как удивленно. Или нет, понимающе. Или… Насмешливо. Ниндзя так и не понял.
– А, ясно…
Лениво пережевывая жвачку, она прошлась по квартире – в гостиную, потом на кухню. На плече у нее болтался крохотный рюкзачок с плюшевым зайчонком на застежке.
– А это что? – она показала пальцем на закрытое марлей ведро в углу. – Чем это воняет?
– Это брага, – пояснил Ниндзя. – У него предки увлекаются. Но у нас получше есть!
Он нашел стаканы и разлил водку. Рука слегка тряслась.
– Теплую будем пить, что ли?
– Теплая полезнее, – сымпровизировал Ниндзя.
– А закусывать?
В холодильнике нашлись котлеты. Они сели на шаткие табуреты (она прилепила свою жвачку к стенке) и молча выпили. Кое-какой опыт у Ниндзя уже имелся, и, будь на месте Цифры другая девчонка, он бы знал, что делать дальше. Но с Цифрой можно обломаться по самый корень, здесь надо быть осторожным.
– А чего у тебя в рюкзаке? – спросил он.
– Презервативы! – сказала она.
Он замер, не веря. Неужели все так просто?
Но Цифра презрительно хохотнула.
– Какое твое собачье дело?
Ладно. Ниндзя постучал пальцами по столу.
– А где пропадала все это время? Ну, после Шкета…
– Ездила. Туда-сюда.
– Одна, что ли?
– Нет.
Пауза. Ниндзя приготовился опять стучать пальцами по столу. Но Цифру, наверное, начало разбирать от водки.
– С мамкой ездила, с Ящиком, – сказала она. – Он прибился к ней… Не помню. Когда «Волки» разбежались, примерно. У него машина. Он не любит сидеть на месте. Он же ящик поймал, у него крыша едет. Встанет утром, орет: поехали! Ну, сели, поехали. На месяц, на два. На полгода.
– Круто. А куда вы ездили?
– По стране. Много где.
– Ну… Море там, путешествия, все такое, да?
Она пожала плечами.
– Так расскажи! – завелся Ниндзя. – Ёханый бабай! Интересно же, наверное! Я весь этот год, как дурак, в хате просидел, а ты, вон, по стране ездила!
– Ничего интересного, – сухо сказала она. – Налей еще.
Они выпили. Ниндзя успел захмелеть и нацелился схватить ее за грудь.
– Сызрань – самый поганый город на Земле, – продолжала она, доставая новую жвачку. Протянула ему, он помотал головой. – Слышал когда-нибудь про Сызрань?
– А? Не, – сказал Ниндзя. Он думал о другом.
– Самая дырища, – она выругалась. – Серая, холодная, скучная. Рыбокомбинат какой-то, пятиэтажки эти… Никогда больше туда… Э-э, ты чего?
В самый последний момент Цифра как-то отпрянула, и он вместо груди схватил ее за живот. Как-то по-дурацки схватил. Живот был холодный, гладкий, но когда он просунул руку под пояс шорт, там было гораздо теплее.
Она взмахнула рукой, как будто хотела ударить по лицу. Ниндзя только зажмурился, но руку не убрал.
– Я все равно не дам… Слышь, пацан? – услышал он над самым ухом.
Это «пацан» прозвучало плохо. Как-то слишком трезво. Жестко. Как будто он дитя, мальчишка, к тому же чужой мальчишка, незнакомый.
– Раньше ты всем давала… – прохрипел он.
– Всем, да не всем. Через одного! Убери грабли.
Она встала, застегнула шорты. Ниндзя успел заметить, что татуха изображала букву «С» с какими-то завитушками. И все. Вжик – и все.
– Если я заложу тебя Ящику, он тебе двадцать первый палец в узел завяжет. И погремушку из яиц сделает.
– Хватит болтать. Иди сюда! – прорычал Ниндзя сквозь зубы. У него и так было чувство, будто между ног затянули здоровенный морской узел…
И тут в коридоре, за спиной Цифры, с грохотом отлетела в сторону дверь ванной. Оттуда вывалились Берц, Лопух и Гвоздик. Именно вывалились. Лопух упал. Гвоздик нервно гыгыкал. Они щурились от яркого электрического света и скалили зубы.
– Привет, мальчики и девочки! – Рожа Берца расплылась в улыбочке. – Ого! Цифра! Сколько лет, сколько зим!
– Привет, – сказала она спокойно. Посмотрела на Ниндзя. – Ну ты и козел…
– А чего я?! – крикнул он не своим голосом. Нет, он натурально офигел. – Пацаны, э! Берц, сука! Тебя здесь быть не должно! Валите отсюда нах! Что за дела?!
Разогнались, ага. Гогоча, пацаны шумно ввалились в кухню. Ниндзя вскочил, загородил собой Цифру.
– И давала! И будешь давать! – объявил радостно Берц, отодвигая в сторону Ниндзю.
– Нет, она Шкета позовет! – пискнул дурацким голосом Гвоздик.
– А Шкета не-е-ету!!! – хором заорали все трое (блин, они репетировали, что ли?).
Цифра дождалась, когда они затихнут, и отчетливо произнесла.
– А вы точно козлы, ребята. И по-козлиному блеете, – она облизнула губы и улыбнулась. – Были волки, а стали козлы…
Берц протянул вперед руку (при этом чуть не заехал Ниндзе в глаз), поймал Цифру за волосы, хозяйским жестом погладил по щеке, потом похлопал.
– Любовь зла, полюбишь и козла, – изрек он с умным видом. – Скидай штаны, Цифра. Сейчас любить нас будешь.
Ниндзя стоял между ними, он видел, как блестит отвисшая нижняя губа Берца, и слышал запах браги и отрыжки.
– Значит, мне раздева-аться? – с ленцой протянула Цифра, перекатывая во рту жвачку.
– Точняк, – сказал Берц. – Поскорее.
– Значит, я раздеваюсь, – повторила она. Стянула с плеча свой рюкзачок с зайчиком…
Ниндзя не выдержал. Он ударил Берца по руке, толкнул в грудь.
– Отвали!!!
Как бы он крикнул. Но голос почему-то был чужой. Цифры голос. Наверное, они крикнули одновременно. Или…
Что-то треснуло его по затылку, перед глазами поплыли желтые шары. Ниндзя пригнулся, зашипел от боли. Когда открыл глаза, увидел, что Цифра держит в руках здоровенный черный ствол, по ее тонким рукам видно, какой он огромный и тяжелый, – и тычет им Берцу в лоб. Берц, офигевший, глаза с яйцо, отдергивает голову назад, как заводной, а она тычет, тычет. Молча. Потом Берц почему-то перестал отдергивать голову, и она ему вчебушила стволом по лобешнику так, что послышался отчетливый стук. И Берц отошел назад. Откатился как бы.
– Убери ствол, – сказал Берц.
– Хрен, – сказала Цифра.
– Он все равно не настоящий, – голос у Берца слегка дрогнул. – Игрушка. У меня дома такая же есть.
– Хочешь, проверим.
Ее челюсть два или три раза сделала жевательное движение, пока Берц думал. Потом он сказал:
– Валяй. Только все равно забз…
Он не договорил. Грохнул выстрел, Берц странно и резко мотнул головой, шея переломилась назад, и он рухнул, как подпиленное дерево. А в воздухе, где мгновение назад находилась его голова, осталась висеть темная запятая, темная капля… И тоже упала, разбрызгалась по полу.
Кровь.
«Писец Берцу!» – понял Ниндзя. Это как-то само собой подразумевалось. Если всадить из такой пушки да прямо в лобешник – то точняком копыта откинешь, и ничего больше. Остро пахло порохом и страхом.
– Кто еще хочет? – невозмутимо поинтересовалась Цифра, жуя свою жвачку.
Она стояла прямая, как струна, выставив вперед голую загорелую ногу. Пистолет она держала как в кино: стволом вверх, согнув локти. Берц лежал на полу. Глаза закрыты, над переносицей торчит что-то черное, в обе стороны по лбу бегут тонкие красные струйки. Лопух и Гвоздик застыли, как два клоуна в пантомиме. А у Цифры сзади под коротенькими шортами прорисовывалась резинка трусов. Трусы она носила очень тонкие. Ниндзя пытался вспомнить, как называются такие трусы (э-э… как-то на «с»… и татуха у нее тоже в виде буквы «с»… О, блин!), пытался и никак не мог. Затык мозга.
Лопух приоткрыл рот, громко сглотнул. Потом спросил вежливо:
– Ты дурная, да?
– Ага, – сказала она и навела пистолет на него.
Но вместо того, чтобы выстрелить, плюнула жвачкой. Лопух отскочил и грохнулся на задницу.
Надо закусывать. Нет, в самом деле. После второго стакана на Гвоздика напала икотка, он полчаса подряд дергался, как кукла на нитке. Лопух сказал, это оттого, что на пустой желудок. Выгребли из карманов все, что было, – оказалось, хватит не только на жрачку, но и на пузырь. Гвоздика отправили в магазин, чтобы не икал под ухом.
