ты же знаешь. Уже больше десяти лет прошло, как его не стало. Не думаю, что ему есть дело до этой картины.
– Тогда пусть ее заберет она, – не желала сдаваться Черстин. – Это же она все унаследовала. Отняла у нас все, и мы остались ни с чем.
– Забудь, мама. Это уже не важно.
«Забыть» – последнее, о чем ей стоило бы говорить матери. Совсем скоро все и без того забудется: воспоминания, настоящее – все пропадет, исчезнет. И все же, с тех пор как Черстин переехала в приют для престарелых, казалось, ее сознание пребывает в чуть более ясном состоянии. Ей уже не требовалось прикладывать столько усилий, чтобы следить за порядком, блуждать по большому дому, забывая, куда она шла. Ее мир сжался до размеров одной комнаты и общей столовой.
– И, кстати, эти книги тоже не мои, так что можешь их забрать, когда будешь уходить.
Эйра принялась подбирать с пола разбросанные томики – красивые издания, классики вроде Вильгельма Муберга и детективы Шеваля и Валё. Даже не заглядывая внутрь, она знала, что там тоже везде есть бумажки с именем.
– При этом я недосчиталась нескольких книг, которые принадлежат лично мне, – пожаловалась Черстин, – и это хуже всего. Я подозреваю, что кто-то заходил в комнату в мое отсутствие и похитил их.
– У тебя еще уйма книг осталась дома, – успокоила ее Эйра. – В следующий раз мы составим с тобой список тех, которые ты хочешь прочесть.
«Тренировка памяти – полезная штука», – подумала она. Вещи, о которых можно говорить, когда иссякнет беседа. Большая часть их разговоров касалась каждодневной рутины, повседневных домашних дел и воспоминаний, того, что необходимо сделать, и того, что делается постоянно.
– Они шастают здесь повсюду, где им вздумается. С несколькими женщинами я знакома, но остальные – понятия не имею, кто они такие.
– Перестань, мама, никто не брал твоих книг. – Эйра мысленно сделала себе пометку уточнить у врача насчет паранойи, вписывается ли та в общую картину болезни и не является ли следствием окончательного угасания разума, потому что раньше ее мама такой не была.
– А что, кроме нас, больше никого не будет? – Черстин оглядела чашки на столе и блюдца с надкусанными марципанами. – Разве Магнус не придет?
– Ну, мама, ты же знаешь, что он не может.
– Это он сам так сказал?
Привычные терзания. Следует ли Эйре напоминать матери, что Магнус, ее любимый сын, сидит в тюрьме в Умео и, судя по всему, не скоро выйдет оттуда? Должна ли она повторять это всякий раз, тем самым расстраивая ее? Ведь забвение может быть также и благом. С другой стороны, удерживать мать на связи с реальностью было обязанностью Эйры. Теперь это лежало на ее плечах. Однако зачастую это заканчивалась тем, что Черстин принималась рыдать, называя себя плохой матерью и оплакивая все совершенные ею ошибки.
«Но взгляни на меня, – хотелось сказать Эйре в такие моменты, – из нас двоих один все же не так уж и плох», – но она никогда так не говорила, потому что знала, что это делу не поможет. Магнус всегда был и оставался самым любимым и желанным ребенком.
Но прежде, чем она успела решить, какой вариант предпочесть на этот раз, тишину нарушили звуки бравурного марша. Эйра специально поставила такой сигнал на телефон, чтобы не пропускать звонков от ГГ.
– Я должна ответить.
Она вышла в коридор, чтобы спокойно поговорить, что оказалось не самой лучшей идеей, если ты находишься в приюте для больных деменцией. Старухи бродили туда-сюда по коридору, шаркая тапочками, одна сидела, раскачиваясь в кресле-качалке, кто-то звал на помощь, и из всех углов доносилось невнятное бормотание в пустоту.
– Прости, что ты сказал?
– Служба разведки Главного полицейского управления, – повторил ГГ. – Они приняли в разработку русский след, а отдел по борьбе с экономическими преступлениями занялся отмыванием денег. С нашей стороны мы мало чем можем им посодействовать.
– Чем же мы тогда займемся?
У входной двери отделения стояла маленькая старушка в дождевике и дергала дверную ручку, крича, что она хочет домой. Эйра вернулась обратно к маме в комнату и вышла на крохотный балкончик.
– …Ждем, когда нам дадут разрешение допросить одного парня в Сальтвике… у него связи в криминальном мире, но сомневаюсь, что нам удастся его разговорить.
Кажется, ее мама уснула прямо в кресле. Эйра поплотнее прикрыла за собой дверь. Также, по словам ГГ, поступили кое-какие сведения от населения, которые стоили того, чтобы их проверить.
– Кое-кто видел его в отеле «Штадт» в тот вечер. У них там вышла небольшая перебранка из-за стула. Рунне утверждал, что это его стул.
– Наконец-то, – обрадовалась Эйра.
Когда в прессе появились имя и фотография жертвы и полиция обратилась к населению с просьбой о помощи, их буквально засыпали различными сведениями той или иной степени правдоподобия. Еще бы, битком набитый вечерний ресторан – было бы странно, если бы его никто не заметил. Всегда найдется тот, кто что-нибудь да видел, – человек не может исчезнуть без следа, испариться, как дым.
– И еще звонила та женщина, – сообщил ГГ.
– Какая женщина?
– Та, которой он, по всей видимости, назначил там свидание.
– Это правда?
– Я завтра допрошу ее.
В трубке стало тихо. Эйра выждала несколько секунд, но больше ничего не последовало. Какой-то отдаленный шум в трубке, очевидно, он тоже находился вне дома.
– Хочешь, чтобы я приехала в Хэрнёсанд? – спросила она.
– Нет, не нужно. Я сам разберусь.
Его слова прозвучали отрывисто, и внезапно она ощутила неуверенность. Осенний холод сковал ее, вдалеке она увидела стоящий на причале парусник «Одален III».
– Как насчет того, чтобы я съездила в Норрботтен?
– Что ты говоришь?
– В Норрботтен, – повторила Эйра. – Точнее, в Мальмберг.
– Что ты там забыла?
Эйра доложила, что нашла в списке похищений дело, которое отличается от остальных. Некий мужчина, найденный запертым в подвале эвакуированного дома в шахтерском поселке чуть больше года назад. Ни одного подозреваемого, следствие до сих пор ведется.
– Туда порядка восьмидесяти миль или сколько там?
– Семьдесят.
– А узнать подробности по телефону никак нельзя?
– Я хочу увидеть место преступления, – заупрямилась Эйра. – Чтобы уловить смутные ощущения и почувствовать скрытые сомнения – кто мне об этом говорил?
– Должно быть, кто-то очень умный, – хмыкнул ГГ.
– И потом, мне бы хотелось переговорить с жертвой.
– Так он жив?
– Жив. Хотя травмирован, конечно. Когда его нашли, он был на грани помешательства. Не знаю, каково его нынешнее состояние, но, думаю, стоит попробовать.
Черстин вздрогнула, когда балконная дверь открылась.
– Это ты пришла?
– Мне уже пора уходить, мама. Мы
