где он сам вырос, точнее, по тому, что от нее осталось. Улица резко обрывалась у грозящей рухнуть ограды, а дальше начиналась Шахта – огромных размеров кратер, рассекший поселок надвое. Эйра различила крыши домов на другой стороне, где улица тянулась дальше под тем же названием.
– Теперь сносят спорткомплекс, – вздохнул Хейкки Нива и показал рукой, когда они проезжали мимо. – А ведь это душа этого места.
Он остановился на вершине холма, в том месте, где ограда подходила к самому лесу, и вышел из машины. Отсюда открывался совершенно изумительный вид на горы, взгляд убегал далеко вдаль на многие мили.
– Вот, значит, здесь его и держали взаперти, в подвале многоквартирного дома на Лонга Раден. Чистое везение, что его вовремя обнаружили. Если бы не подземный толчок той ночью, то черт знает, когда бы его нашли. Да и нашли бы.
– Понятно… – Эйра глядела через ограду, за которой виднелись лишь кучи перекопанной земли. Под тонким слоем снега угадывался асфальт – дорога, которая никуда не вела.
– А ведь когда-то это был самый красивый жилой район в Мальмберге, – продолжал Хейкки Нива. – Деревянные лачуги, которые появились здесь еще на заре горнорудной эпохи.
– Выходит, дом снесли? – Эйра почувствовала себя дурой – отправиться за семьдесят миль лишь за тем, чтобы лицезреть разоренную землю. Только время зря потратила.
– Нет же. Он стоит на лесной полянке возле Коскульскулле.
Эйра испытала облегчение, когда они покинули Мальмберг, оставив позади пустующие строения и безлюдные улицы.
– Мамаша Ингмарссона до последнего жила в этом доме, пока ее не стало в этом году, – сообщил Хейкки Нива, когда они свернули на Мелланвэген, где их вплотную обступил лес. – Вот почему у него были ключи. Сказал, что собирался заехать туда, раз уж все равно оказался в этих краях, поглядеть, не осталось ли там чего ценного. Попрощаться с детством, так сказать.
– Но если на него напали сзади…
– Вот и я говорю, откуда они могли знать, что этот дом уже пустует? – Коллега постукивал по рулю, в такт песни восьмидесятых, которую передавали по «Стар ФМ». – Уж поверьте мне, мы работали над этим. Что, если Ингмарссон сам привел их туда, а про нападение придумал позже? Что, если он вступил с преступниками в некий сговор? К примеру, выгораживал кого-то из местных парней, с кем прежде был знаком?
Через восемь километров он свернул возле указателя со старинным названием жилого района Хермелин и остановился в самом начале Лонга Раден. Переезжали не только дома, даже названиям улиц разрешено было последовать за ними.
– И к чему же вы в итоге пришли?
– Ни к чему вразумительному. Ингмарссон сказал, что когда он очухался, то, наверное, сообщил им адрес, хотя сам он этого не помнит. Психолог счел это вполне вероятным. Возможно, он все помнит, но ему угрожали. Мы пытались двигаться в этом направлении, допрос за допросом, но все без толку. Вдобавок на тот момент он пребывал в очень плохом физическом состоянии.
Украшенные деревянной резьбой и окнами с горбыльками столетние дома выглядели немного заплутавшими на этой осваиваемой земле, где еще ничего не росло.
Они вышли из машины.
– Я позвонил и предупредил семью, которая там сейчас живет. Они не слишком-то обрадовались. Еще бы, кому захочется о таком вспоминать, когда ты только женился и въехал в новый дом. Они бы предпочли, чтобы все привидения остались в Мальмберге.
Паре, которая теперь занимала квартиру, было едва за двадцать – молодой муж держал на руках ребенка. В квартире до сих пор витал запах свежей краски. Прихожая была загромождена лыжным снаряжением.
– Я больше ни за что не спущусь туда, – заявила молодая женщина, забирая ребенка у мужа, когда тот отправился открывать подвал.
Там тоже сделали ремонт. Хейкки проследовал вперед и показал помещение, в котором был найден мужчина. Голые стены, стол для пинг-понга. Окошко было больше слуховой щели в Оффе, но все равно слишком маленьким, чтобы из него мог выбраться взрослый мужчина.
– Вы рассматриваете это как попытку убийства? – спросила Эйра.
– Пока неясно, – отозвался полицейский, – но в любом случае преступник явно не рассчитывал, что жертву найдут вовремя.
Во всяком случае, той нехватки пищи, которая привела Микаэля Ингмарссона к крайней степени истощения, здесь не наблюдалось.
Там в углу, показал коллега, стояла морозильная камера, так что потерпевший мог вполне сносно себя прокормить. Электричество не было отключено, возможно, потому, что там лежал добрый шмат лосятины и несколько белых куропаток; полиция подозревала, что кое-кто из рабочих пользовался морозильником, пока обстоятельства позволяли.
Лед, который пострадавший мог растопить и получить воду, и мясо, которое он мог есть сырым.
– Ну, что думаете? – спросил Хейкки Нива, когда они уже сидели в пиццерии в Коскульскулле.
Он по собственной инициативе решил сделать крюк и заехать в Куллен, налегая на местную домашнюю кухню с олениной холодного копчения и свежей заправкой из огурцов и лука.
– Не знаю, – ответила Эйра.
Все их рассуждения крутились вокруг очевидного: что ни говори, а семьдесят миль – порядочное расстояние. Между жертвами не наблюдалось никакого явного сходства, за исключением того, что они оба были примерного одного возраста. А еще способ действия. Микаэлю Ингмарссону не отрубали пальцев, но имело ли это какое-либо решающее значение?
Эйра жевала и глотала, подыскивая слова для того, что пока было больше на уровне ощущений, лишенное всякой логики.
– Как, по-вашему, я могу переговорить с ним? – спросила она.
Большинство людей испытывает потребность быть полезными или находиться в самом центре событий. Искоренить зло в обществе, стать героем или хотя бы на мгновение ощутить, что твое существование на Земле служит великой цели.
Прибавьте к этому страсть разгадывать тайны, которые заставляют каждого подростка смотреть на звезды и гадать, что же там за ними скрывается.
ГГ был именно таким подростком. Половину летних каникул он проводил, сидя на каком-нибудь уличном перекрестке и записывая номера проезжающих мимо машин, в надежде, что это как-то поможет полиции в ее розысках, поэтому теперь, став взрослым, он с пониманием относился к тому шквалу сведений от населения, который обрушился на них. Все, о чем он мечтал, когда садился в машину, чтобы поехать домой в Сундсвалль, что сегодняшний день прожит не зря и он сумел сделать хоть что-то стоящее.
Что-то, что хотя бы на миллиметр приблизит их к той твари, которая лишила человека жизни самым жестоким способом, какой только мог представить себе ГГ.
Медленная смерть в одиночестве.
Помимо всего прочего у него было два пропущенных вызова и сообщение от брата, которое отнюдь
