проникла в Северные Гребешки.
Я поднялся по шаткому крыльцу и услышал лёгкий вздох и последовавшие за ним слова: «И что мне делать?» Монстряка выбирает, кого сожрать первым? Я распахнул дверь и перешагнул через порог, грозно рявкнув:
— Рассказать мне, кто ты такая и что ты, Изнанка тебя задери, здесь делаешь?
На первый взгляд, в этой девушке не было ничего особого — русые волосы, светлые глаза, стройная фигура. Глаза бегают из угла в угол, будто у неумелого лжеца, а губы поджаты от страха. Пальцы сгибаются-разгибаются, коленки дрожат. Неудивительно, что мои помощницы купились и приютили бедную девочку. Она очень хорошо маскируется. Наши глаза встретились, и девчонка вздрогнула всем телом и бросила в меня заклинание. Правда, оно развеялось на половине пути — у неё не хватило магии. До того как оно полностью исчезло, я успел считать его суть — что-то связанное с ядом и проникновением под кожу. Ну, одно хорошо — девчонка абсолютно беспомощна, её можно не бояться. Она это тоже прекрасно поняла и рванула к окну — видимо, решила свалить огородами. Я вызвал пяток Теней — они поймали её и швырнули в кресло, намертво пригвоздили, не позволяя двинуться.
— Так кто ты такая? — повторил я вопрос, скрестив руки на груди.
— Не твоё дело, — огрызнулась она и попыталась вырваться, но Тени вжали её в мягкую обивку кресла ещё сильнее. Девчонка сдавленно охнула.
— Я не люблю бессмысленную жестокость, пойми меня правильно, — протянул я.
— А сейчас будет «но»? — понятливо уточнила девчонка.
— Ага, — согласился я, и Тени начали очень медленно и мучительно впитываться в её тело. Учёные, наверное, сказали бы, что молекулы Теней проникали между молекул её кожи, причиняя невыносимую боль. Но со стороны казалось, что девчонка просто постепенно меняет окрас. Её молочная кожа покрывалась чёрными шевелящимися пятнами, из-под которых выступала кровь.
— Остановись! — взмолилась девчонка, и я отозвал Теней. Те отхлынули, оставив после себя раны, похожие на ожоговые. Я накинул на девчонку заклинание стазиса — чтобы в раны не попала зараза. Она, конечно, всё ещё испытывает боль, но теперь может просидеть в таком положении несколько часов, ничто с ней не станется. И мы с ней сможем плодотворно пообщаться. Я добродушно оскалился, и девчонка гулко сглотнула, помолчала немного и, наконец, выдавила: — Додола.
— Ты придумала новое слово? Молодец, только немного не вовремя, — покачал я головой.
— Это моё имя! — процедила она. — И мне нужны гарантии безопасности! Откуда мне знать, что ты не убьёшь меня, когда я тебе всё выложу подчистую⁈ Я тебе что, дурочка? Поклянись, что отпустишь меня! Поклянись, что больше не причинишь мне вреда!
— Какая спесь, — я с деланным удивлением цокнул языком и обошёл её по кругу. — Какое высокомерие… А ведь ты в плену, жалкая и слабая, потерявшая все свои способности. И всё равно показываешь зубки, щеришься, как кусачая собака, которая не понимает ни доброго слова, ни палки. Такой гордыней может похвастаться только некогда могущественное существо. Очень могущественное и не знавшее никаких границ. И что же ты предлагаешь? Просто выслушать тебя и отпустить? Нет, не пойдёт.
— Почему? — выдавила Додола, нахмурившись. Судя по всему, она искренне не понимала, почему я отказываюсь от её предложения.
— Потому что ты относишься к этому дому, — я обвёл рукой комнату, — как к временному пристанищу. То есть ты уверена, что сможешь вернуть свои силы, и скорее раньше, чем позже. Ты смотришь на меня с презрением, несмотря на то, что я победил. Ты не считаешь меня достойным врагом. Потому что я человек? Вероятно. Ну что же… Допустим, что поговорю с тобой и отпущу. Что произойдёт дальше? Ты убежишь, спрячешься и продолжишь восстанавливаться. Ты сможешь делать со своей свободой всё что захочешь. Например, убивать людей. Ведь этим ты занималась раньше?
— То есть ты меня убьёшь? — спросила Додола ледяным голосом и вздёрнула подбородок до потолка. Видимо, собиралась встретить смерть с гордо поднятой головой.
— Нет. Даже вариант такой не рассматриваю, — возразил я. — Ты можешь мне пригодиться. Так что… Либо я сажаю тебя в тюрьму и не позволяю развиваться, либо ты приносишь мне клятву и становишься моим фамилиаром. Видишь? Я сегодня щедрый. Выбирай — не хочу.
— А ты жесток, — брови Додолы взлетели до линии роста волос. — Твои слуги обманули меня. Они называли тебя добрым, справедливым и милосердным. Людишки… — она протянула это с брезгливостью, но на долю секунды её голос треснул. Любопытно.
— Только по отношению к тем, кто сам готов быть добрым, справедливым и милосердным, — усмехнулся. — Я ведь могу считывать чужую магию. Ты не почувствовала сканирование? Хотя о чём это я… У тебя же совсем не осталось магии, — на этих словах Додола болезненно поморщилась и с ненавистью на меня покосилась. — Я чувствую, что твоя магия направлена на копирование и уничтожение. Но ты не воин. Убийца. Вот почему я тебя не отпущу, — на меня накатили воспоминания, в мыслях промелькнула фраза, сказанная много лет назад: «Хорошо, я дам тебе второй шанс». Я не смог сдержать эмоции, на мгновение на моём лице отразилась грусть.
Додола ехидно рассмеялась и уточнила:
— Знакомая история?
— Как ни печально, но — да, — пробормотал я.
* * *
Прошла жизнь Марка, деревня неподалёку от Московской области.
Самое неприятное в работе охотника на монстров — сражаться с чудовищами в людском обличье. Моя жизнь — это сплошные убийства и кровопролитные бои, но несмотря на эту эм-м-м-м-м-м… профдеформацию, я так и не превратился в безжалостную машину для убийств. Так что события, развернувшиеся в Малых Люберцах, оказались для меня весьма тяжёлыми. Особенно учитывая возраст главных действующих лиц. В Малых Люберцах обосновалась шайка Чернокнижников. Самое мерзкое то, как главарь шайки и его приспешники вели подпольную деятельность на протяжении долгих лет. Они подыскивали талантливых сироток в детских домах, похищали их и воспитывали в своей идеологии. Бедные дети не видели другой жизни, они ненавидели обычных людей и были полностью преданы Чернокнижникам. Приказ Императора был безжалостен: всех в тюрьму, а тех, кто будет сопротивляться, — убить на месте.
— Ты сделаешь это? — спросил Николай Крузенштерн, мой лучший друг, который через несколько лет меня предаст. Обычно мы работали над разными заданиями — великий учитель Анаксагорас
