- Марта, - хмуро начал он, пряча глаза, - не понимаю, как такое случилось...
- Фриц...- устало выдохнула я. - Что с ним, Карл?
- Убит. Прямо в сердце попали...он не мучился, как многие. Ведь опытный солдат был, сколько прошел, а вот на стене не уберегся. Выбила ты одного лучника, да там еще остались, души бы их в ад прямиком отправить! Мы его вниз отнесли, он там и лежит вместе со всеми. Прости, Марта, на все воля Божья. Ты пойдешь к нему или...
- Я ему уже ничем не помогу, Карл. Лучше пойду на стену, а к нему потом.
- Спасибо, Марта. - Лайниц скрипнул зубами и поправил повязку. - Каждый человек на счету, а вас с арбалетами всего четверо. Они одевают латы, а лучникам латы не пробить, на вас надежда - не допустить их до ворот. Если дойдут - будут прорубать топорами, а за ними уже все побегут. Понимаешь?
- Да, Карл. Мне бы за болтами сходить домой, их всего пять осталось.
- Пришлю мальчишку, пусть принесет, а ты не уходи. Они в любую минуту могут двинуться.
- Хорошо, присылай, я объясню ему, где они лежат.
Я смотрела в покрасневшие от бессонницы и усталости глаза Лайница, смотрела на его раненую руку на перевязи, смотрела, как он, держась за стены, побрел в сторону ворот и видела себя - такую же грязную, усталую и страшную, теперь совершенно одну в городе, где я прожила эти два года. Но отвлечься на мысли о вечном не дал присланный Карлом паренек, которого я и послала в дом за оставшимися болтами. Потом будем плакать...сейчас надо выжить.
Снова была предпринята попытка взять стены штурмом. Но у бандитов было всего две лестницы, сколоченные здесь же, так что атаку успешно отбили. Одновременно закидывали кошки за стену, успел влезть только один, которого и зарубили почти сразу. Пока часть жителей отвлекались на это, к воротам снова подползла "гусеница" и на нее вылили последнюю смолу. Лучники осыпали стрелами тех, кто пытался подойти под стены, а Карл и десяток мужчин посноровистей открыли ворота и добили захватчиков. Стрелки из числа нападавших тоже стреляли по вышедшим из ворот защитникам города и ранили Лайница в ногу, а еще одного убили стрелой в глаз. Я стояла на стене, держа дорогу на прицеле и, не думая ни о чем, крутила ручку воротка, вкладывала болт и медленно выбирала цель. Осечек не было - человек или падал сразу или бежал, но валился чуть погодя. Ранен... отмечала я, приседая за стену.
Кончилось все как-то внезапно - еще только что орали и выли раненые, еще недавно с жутким хрустом рубились внизу стражники и мародеры, а уже наступила звенящая тишина, прерываемая только стонами и женским плачем. Как это здорово - тишина...
Ночь прошла в тревожном сне, я постоянно дергалась и просыпалась, чтобы удостовериться, что Варбург еще держится и ворота заперты и охраняются. Мужчины всех возрастов, от десяти до шестидесяти, тоже спали вповалку, пока нам позволили это сделать осаждающие. Дети и женщины обтирали лица раненых водой, меняли повязки, тут же складывали мертвых, накрывая их дерюгами и вились вокруг мухи, летевшие отовсюду на запах крови.
Шатаясь около бочки с водой, я поймала чей-то ненавидящий взгляд и даже подивилась - откуда в городе такая ненависть, мы же все в одном положении. Подняла голову и натолкнулась на перекошенное лицо Клодии, которая даже не скрывала своего отношения. Посмотрели друг на друга и молча разошлись в разные стороны. Знает ли она, что ее отец убит?
Заиграл рожок на стене, призывая всех подниматься наверх. Мужчины просыпались мгновенно, секунда - и они уже спешат рассредоточиться, на ходу проверяя, все ли на месте. Ряды защитников сильно поредели, но большинство из них было ранено, а не убито, что давало надежду на их выздоровление. Кучи камней, наложенные вдоль стены, пропали и снизу поднимали новые, чтобы их можно было скинуть на головы нападающим.
Заместитель Лайница, темноволосый худой Петер Штрауб, указал нам четверым на места, где надо было стоять - за ночь здесь положили камни и появилась возможность целиться стоя, не опасаясь получить стрелу в глаз или горло.
- Для вас натаскали, - пояснил он. - Как латники пойдут, то кроме вас никто их не задержит.
- Хорошо положили, - похвалил Лукас, конопатый парень с соломенными волосами, лягушачьим ртом и зелеными глазами. На вид он был тощ, как палка, и жилист, а за время осады и вовсе усох, только глаза поблескивали, как у кошки.
Латники пошли с утра, держа топоры на длинных ручках наперевес и угрожающе потрясая ими. Оставшиеся за чертой обстрела орали и махали мечами, но дальше не делали и шагу.
- Ну, помолимся Господу нашему, чтобы он даровал нам победу, - негромко произнес Гунтер, темноволосый невысокий парень с широченными плечами и сломанным носом, взводя свой арбалет. - Первый слева - мой.
- Беру второго слева, - Лукас тоже натянул тетиву. - Густав?
- Того возьму, что во втором ряду высокий. Марта?
- Правого, с топором на плече. - Я тоже выбрала цель.
- Бей!
Четверо из десяти упали, зато остальные пошли быстрее. Как медленно крутится эта ручка...как медленно вращается вороток...как все медленно...
Мы успели сделать и по второму выстрелу, еще четверо полегли на дорогу, но осталось двое и мы уже не успеваем перезарядить арбалеты... Гунтер подскочил и понесся вниз, крича, чтобы открыли ворота, за ним помчался Лукас, а у ворот уже сбились стражники в погнутых доспехах, горожане в грязных куртках с топорами и клинками в руках.
Гунтер успел перезарядить свой арбалет и ничего не ожидающий латник получил болт из щели ворот прямо в грудину, куда он ушел почти по самый хвост. Второй латник угрожающе ринулся вперед, но арбалет Лукаса выплюнул свой болт ему в верхнюю часть туловища, пробив панцирь где-то у ключицы. Все налегли на ворота, закрывая их изнутри, а снаружи слышался бессильный вой оставшихся в живых мародеров.
До вечера нападений не было, изредка постреливали лучники, но они легко ранили троих, не причинив особого вреда. Вечером осаждающие развели костры и расположились вокруг, то и дело скандаля и ругаясь между собой. Но стычки быстро прекращались, оборванные умелой рукой и никаких потасовок и расколов в стане врага, как мы надеялись, не произошло. Зато ночью город обстреляли стрелами с огнем и выгорело два сарая, которые не успели потушить. Остальные пожары затушили во-время подоспевшие жители.
Утро застало нас всех в дыму от сгоревших сараев и жутких воплей со стороны лагеря осаждающих. Там собрались все оставшиеся в живых - около шестидесяти человек и перед ними держал речь предводитель. Все на стенах притихли, но тут можно было и не гадать о смысле его речи - скорее всего он призывал навалиться и разом покончить со всеми в городе, не щадя никого. Безусловно, все согласились, что надо уничтожить упрямцев, но идти под стрелы и болты пока никто не собирался. Трупы и тяжелораненые лежали везде, а уж на подступах к воротам их было особенно много и по жаре уже начинал стелиться жуткий сладковатый запах смерти. До полудня осаждающие только собирались с силами, болтались вокруг стен и даже притащили целый бочонок вина, который тут же и распили, грозя нам издали пиками и клинками. Под вечер самые смелые и пьяные решили взять ворота нахрапом, но оставили на дороге еще шестерых и отошли подальше. Ночь выдалась звездная и стрелки попытались опять обстрелять Варбург огнем, но их заметили издали и заставили повернуть назад, пригвоздив одного к земле. Утром следующего дня осаждающие осмелели и, собрав все щиты, построили очередную "гусеницу", которая медленно потащилась к воротам.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
