и очисть для меня какую-нибудь хижину. Отдыхать хочу…
Вскоре мы уже разместились в самом простом шалашике, что удалось найти. Хвост обустраивал мою постель и с трудом заставлял себя молчать. Он был в восторге от происходящего, так хотелось поделиться своими ратными успехами! Но я старательно не давал ему повода.
— Как жаль, что большинство горцев сбежали! — все-таки не выдержал воин. — Была бы славная добыча! А теперь ищи их по лесам…
— Вряд ли, они прячутся в чаще, — думая о своем, поддержал я разговор. — Наверное, пошли в другое селение. Думаю, местные следопыты смогут найти этот путь, ведь шла большая толпа… Да и пленники, наверное, знают дорогу.
Хвост смотрел на меня, вытаращив глаза. Он выпустил одеяло и ринулся к выходу.
— Я ненадолго, владыка!
Через несколько минут в лагере раздались душераздирающие крики пленников. Которых пытали.
«Да твою же мать!» — запоздало понял я свою оплошность и завалился на циновку, стремясь забыться сном.
Глава 9
Володыко добёр
Мы нашли новую деревню. Глядя на вытянувшиеся лица моих «героев», мне хотелось рассмеяться. Ведь я предлагал им идти назад.
Да, утром я приказал Глыбе собирать воинство и топать домой. В мягкую постель! К Соловушке! Подальше от этой гоповской войны, в которой дикари видят геройство и удаль. Генерал меня не послушал. Вообще, я с утра стал ловить на себе его странные взгляды. Видимо, честный и благородный Хвост прямо сказал, кто его надоумил пытать пленников. Во взгляде командующего сквозило недоумение, пополам с… уважением?
Но уважения было явно недостаточно, чтобы послушаться моего прямого приказа.
— Владыка! Ночью трусливый оцколь, чью женщину мы начали пытать, всё рассказал нам! Мы найдем вторую бандитскую деревню за день! Надо срочно выступать!
Я не нашел в себе силы сказать «нет» и вступить в битву характеров. Всё равно проиграю. Моей злости хватило только на то, чтобы пробубнить что-то типа «добром это не кончится», залезть на носилки и надуться.
Теперь же я едва скрывал радость.
Мы нашли новую деревню. Такую же жалкую, как и прежняя. И на этот раз четлане смогли застать хозяев на месте. Только вот не неслись они вперед с полоумными воплями и жадными глазами. Всё воинство сгрудилось в кучу на голой каменистой седловине. А внизу на краю деревни их встречали многие десятки оцколи. Все мужчины, все с копьями, топорами, дубинами. Даже щиты кое у кого были.
— Со всей округи собрались, — выдохнул Черный Хвост. — Как они так быстро успели?
«Действительно, — задумался я. — Мы отстали всего на одну ночь. Они что, успели дойти, разослать гонцов, а те уже привели воинов? Создается ощущение, что эта ватага заранее собиралась. Для чего? Для нападения на мои мирные села?!».
В такой ситуации наш бандитский поход выглядел не таким уж и бандитским.
Я слез с носилок: сейчас каждый боец на счету. Нет, я не про себя, а про четырех моих «извозчиков». Взял у Хвоста свой изысканный щит, он, похоже, мне понадобится. «Имперские войска» в бой не рвались. Стража сгрудилась плотной кучкой, а селяне больше норовили укрыться за их спинами. Генерал Глыба стоял впереди и жевал губу.
В такие моменты главный герой берет ситуацию в свои руки и спасает положение мудрым руководством. Но я вообще не представлял, что делать! Былое злорадство улетучилось моментально, я остро понял, что неуверенные в себе люди вокруг меня — это всё, что отделяет меня от смерти.
Протолкался к Глыбе.
— Что хочешь делать?
Военачальник зло глянул на меня. Кажется, он уверен, что это я сглазил ситуацию.
— Мы сильнее, пока сверху. Нам нельзя спускаться к селению.
— А твои воины могут добросить дротики до оцколи?
— Отсюда нет, — Глыба оживился, поняв мою идею. — Мы можем спуститься на расстояние броска! Обстреляем их и выманим…
— Но они могут… поместить себя в дома.
— Да чтоб тебя!..
Глыба снова был в ярости. Лезть в селение, да еще с такой неуверенной в себе «армией» — это было самоубийство.
— Может, тогда мы можно уйти?
— Отступать перед сильным врагом нельзя. Будут преследовать, перестреляют нас из кустов.
А оцколи уже почувствовали заминку среди врагов. Их предводитель что-то прокричал — и горцы яростно зарвели боевой клич. Началась борьба духа. Глыба тоже это понимал и принялся «раскачивать» свое воинство.
— Во славу Змея и Дома! — яростно завопил он.
Четлане поддержали его со всей доступной им яростью. Они понимали, что, если не прогонят свой страх — умрут. Две толпы орали, как стаи бабуинов, разрывая связки и надеясь напугать супротивников. Я начал глохнуть и поспешно вышел из толпы.
— Володыко!
Из кучки связанных и сваленных вместе пленных один мужичок смотрел на меня и страстно подзывал к себе всеми доступными ему средствами.
— Славенный володыко, мудёр володыко! Подь, блажню, молюю тобе! Подь, спасуй оцколи!
Я впервые слышал речь еще более ужасную, чем моя. Каждое слово было хоть немного, но испоганено оцкольским кривым ртом.
— Славенный володыко! Верею, что не хотит он смертовий оцкольских! Разумею я, глупоед, как кровищи избечь. Даруй словесей речь!
— Ну… Давай. Речь.
— Володыко! Скни посланей! Пущай послани торжбу состроят. Полонников сменуют на добычню. Будует мирово. Володыко добёр! Володыко мудёр!
Я задумался: горец явно предлагал вариант, как решить дело миром. Чтобы обе стороны красиво вышли из ситуации. Оцколи вернут пленных, а мы спокойно уйдем из гор. Но не всё так просто.
— А, если потом твои оцколи на нас в лесу нападут?
— Ни! Глупоед знатует тайну, что не напачти!
— Какую тайну?
— Ни! Споначалу клядуйся, что сполнишь пожалунье мое! Клядуйся божиной Мамкой-Колибрёй!
— Для меня твоя мамка — никто. Нет цены такой клятве.
Пленник растянул пухлые губы в радостной улыбке.
— Вот топеря верею, что сполнишь пожалунье! Ичраз бы враз клядовався. Ну? Побещашь?
— Обещаю.
— Тадыть слухонь.
…Наше воинство раздвинулось, и я, как заправский император — в паланкине — выехал перед строем. Кивнул подученному Черному Хвосту и тот зычно крикнул:
— Переговоры!
Оцколи зашушукались, потом вперед вышли двое: крепкий воин и сутулый старик. Остановились на бдительном расстоянии, но, хотя бы, на таком, что можно не драть глотку.
— Надоть щего? — бросил воин, хмуря брови и раздувая щеки.
— Чего ты желаешь, владыка низин? — дипломатично перевел дед.
— Я сделал дело, — приступил я к своей речи, которую готовил минут двадцать. — Оцколи ограбили мою деревню. Я разорил ваше село. Я доволен. Я готов не убивать ваших людей, что внизу. Но…
Молодой горец от этих слов залился нарочитым смехом. Хвост дернулся было покарать оцкольского хама,
