Ещё не развеялась мана, извергнутая в ходе контратаки, а парные кинжалы Клариссы уже врубились в возведённые графом барьеры. Сам маг в эту секунду особым образом сложил руки, дополнив структуру заклинания своими собственными линиями жизни — и яростно крикнул. На долю мгновения установилась абсолютная тишина, предвещающая неминуемую бурю, а после по всем врагам до единого прошлась мощнейшая звуковая волна. Самые слабые из нападавших камнями полетели вниз, меньшая часть просто замешкалась, а сильнейшие продолжили наступление, не желая давать магу шестого круга возможность разорвать дистанцию и навязать им невыгодные условия боя.
Кларисса, осознав провал в неожиданной атаке, сложила руки так, словно готовясь натягивать невидимый лук. Затрещал воздух, взметнулись вверх длинные чёрные волосы, затрепетал под порывами мощнейшего ветра белоснежный плащ — и непокорные огненные всполохи сконцентрировались в её руках, превращаясь во внушительных размеров оружие. Стрела тоже возникла из ниоткуда, неистово запульсировала — и сорвалась, подталкиваемая такой же огненной тетивой. Скорость снаряда была такова, что взгляды всех присутствующих увидели лишь алый шлейф, исчезнувший спустя секунду. Но за ним можно было проследить, и увидеть, куда в конечном счёте попала стрела.
Дюран ван Бельвиос стоял на полупрозрачной платформе, широко расставив ноги и удерживая бьющийся в его изменившихся руках сгусток пламени. Серые глаза сверкали пугающим светом, а взгляд мага шестого круга пронзал, словно лезвие самого настоящего меча.
— Не думал, что когда-нибудь на это пойду. — Все слышали слова, но лицо мужчины оставалось холодным, отстранённым и застывшим, словно восковая маска. — Кто стоит за вами?
Нападавшие не ответили. Они, пользуясь возникшим перерывом, безо всяких слов, одними лишь ручными знаками общались друг с другом, прорабатывая следующую стратегию. Или, что будет куда вернее, пытались общаться, ведь раскинувшиеся повсюду сети маны графа были выброшены вовне не просто так: они искажали звуки и свет, лишая вирфортов и магов врага способности к общению друг с другом. Дюран же это заклинание из своего тайного арсенала контролировал, и потому мог решать, кто и что должен был услышать… и даже «говорить» чужими голосами, превращая одни звуки в другие. В руках мага, разум которого мог похвастать невероятными вычислительными способностями, это был сверхэффективный инструмент.
Особенно в горячке боя, избежать которого было невозможно.
Дюран бросил взгляд на сражающихся с попеременным успехом товарищей, и тогда же всё завертелось вновь. Нападавшие не понимали природы произошедших с графом изменений, и потому посчитали, что тот отвлёкся. Посчитали ошибочно, что стоило им двоих вирфортов четвёртого ранга и одного пятого: все они понадеялись на товарищей, «обсудив» с ними план. Дюран сконцентрировался именно на них, позволив остальным считать, будто никакой звуковой ловушки нет вовсе, а с простым искажением они успешно и без проблем справились.
Изуродованные, иссечённые и обожжённые тела полетели вниз, а Дюран, нарушая все мыслимые и немыслимые постулаты магического боя, ринулся вперёд, на ходу окружая себя барьерами и подделками под оные. На один из таких наткнулся первый оказавшийся на его пути вирфорт, попытавшийся пробиться через защиту мага — и лицом к лицу встретившийся с раскрывшимся вихрем воздушных лезвий. Смерть от ран могучему воину не грозила, но и продолжать бой с исполосованными руками и единственным залитым кровью глазом он едва ли мог.
А Кларисса тем временем вновь натянула тетиву, начав выпускать снаряды один за другим. В голой мощи она не могла соперничать с магом шестого круга, но при поддержке союзников победа была высоковероятна. Правда, вероятность эта падала вместе с каждым новым устремляющимся к земле телом в белоснежных одеждах, но никто и не рассчитывал выйти из этой битвы без потерь.
Очередная стычка с вставшим на пути мага вирфортом закончилась относительной победой последнего: он остановил графа, вынудив того отступить и разразиться градом куда как более понятных заклинаний. Всего на разного рода ловушках и иллюзиях нападавшие лишились семерых человек, и потому для выживших схватка перестала быть просто заданием. Они лишились если не друзей, то товарищей, и теперь жаждали отмщения.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Кровь за кровь даже в том случае, если напали они, а не на них.
Первый обильно усиленный маной выпад Дюран отразил при помощи особым образом извернувшихся барьеров, смазавших атаку и в итоге увёдших её в сторону. Урон от второго по счёту, но не по очерёдности удара удалось размазать по всем действующим внешним барьерам, но уже третий прорубил в обороне мага брешь, куда незамедлительно попытались ударить дожидавшиеся момента противники. Но стоило им только приблизиться, как удерживающий брешь копейщик неистово заорал, отпустил своё оружие и начал хлопать себя ладонями по лицу. Но эти его попытки не несли в себе никакого смысла, так как в физическом смысле несчастный был здоровее быка. До той поры, пока удовлетворённый результатами ментального воздействия граф не оставил в груди вирфорта аккуратную дырку с яблоко размером.
— Ублюдок!..
Слетевший с нарезки мечник бросил всякие попытки продавить барьеры мага в соответствии с планом, начав атаковать хаотично, со всей силы и прикладывая максимум усилий. Вот только с его четвёртым рангом это было не столько бесполезно, сколько опасно. Огромная разница в силах и навыках сыграла с вирфортом злую шутку, и ответом на очередной его удар стал своевременно подставленный барьер-ловушка, схлопнувшийся вместе с правой рукой обидчика своего создателя.
Конечно же, остальные нападавшие времени тоже не теряли, и даже добились определённых успехов: сразу после того, как мечник лишился руки, на предплечье Дюрана расцвёл алый цветок: нанесённый зазубренным лезвием удар пропорол плоть и пустил магу кровь, после чего надёжное оружие зажало барьерами и разбило на десяток осколков. Сам же нападавший несмотря на достигнутый успех был вынужден отступить к своим магам, которые даже забывали дышать от напряжения. Слишком часто им приходилось создавать всё новые ступени под ногами вирфортов, неспособных сражаться в воздухе своими силами. Слишком часто эти ступени разбивались силами графа, и маги нападавших вынужденно делали одну и ту же работу дважды, выжимая из себя последние соки и обливаясь кровавыми слезами от чрезмерной нагрузки.
В то же время совсем недалеко, в двух километрах от бывшего крыла лекарей, из башни выбрался Виктор ван Бельвиос, ощутивший исчезновение источника главной угрозы и завершение искусственного мана-шторма…
Глава 15
Непрозрачная сфера с утробным воем пронеслась сквозь кладбищенский склеп, раздробив стены и перемолов укрывшуюся внутри нежить. Но не успело разрушенное здание окончательно осесть, как незримая сила подхватила обломки, рывком подняв на добрый десяток метров — и обрушила на орды немёртвых, разрывая бледную плоть и дробя кости. Боевые маги, которым выпала сомнительная честь по упокоению тварей на основном кладбище Тарбиллиана, поспешили развить успех, уцепившись за остатки своей маны в камнях и вызвав множественную детонацию последних. Благо, с недавних пор нежить явно потеряла в силах, а мана в их телах перестала пребывать с той же скоростью, что и ранее.
Фактически, к нынешнему моменту вся эта орда немёртвых представляла опасность на уровне обитателей какого-нибудь гнезда магических зверей третьего уровня опасности, что для опытных магов рода Бельвиос было на один зуб. Они не особо замедлялись даже с учётом того, что рисковать им банально запретил вынужденно вмешавшийся в происходящее господин Деймос, наконец-то поступивший так, как хотели верные ему люди, а не так, как ему велела честь.
Узнав о том, что Дюран ван Бельвиос был вынужден отрезать поместье от города и вступить в бой против вражеского лидера, некогда лишённый права претендовать на место во главе фамилии Деймос взял его обязанности на себя. Прямо сейчас он контролировал ситуацию в городе, координировал все отряды и изо всех сил пытался минимизировать жертвы как среди родичей, так и среди жителей Тарбиллиана. И мастерски со всем справлялся, пройдясь свежими красками по своему порядком поблекшему за эти годы портрету.
