Вот выдержка из протокола допроса Г.Г. Ягоды от 2 апреля 1937 года:
«Это было в 1928 году у Рыкова в кабинете… Это был первый разговор, носивший, скорее, характер прощупывания и подготовки меня к более откровенным разговорам. Вскоре после этого у меня был еще один разговор с Рыковым. На сей раз более прямой. Рыков изложил мне программу правых… и прямо поставил вопрос, с кем я. Я сказал Рыкову следующее: «Я с вами, я за вас, но в силу того, что я занимаю положение зампреда ОГПУ, открыто выступать на вашей стороне я не могу и не буду. О том, что я с вами, пусть никто не знает, а я всем возможным с моей стороны, со стороны ОГПУ, помогу Вам в Вашей борьбе против ЦК. Я был зампредом ОГПУ. Если бы я открыто заявил о своих связях с правыми, я был бы отстранен от работы. Это я понимал…
В 1928–1929 годах я продолжал встречаться с Рыковым. Я снабжал его, по его просьбе, секретными материалами ОГПУ о положении в деревне. В материалах этих я особо выделял настроения кулачества (в связи с чрезвычайными мерами), выдавая их за общие настроения крестьян в целом. Рыков говорил, что материалы эти они, правые, используют как аргумент в их борьбе с ЦК…
В 1929 году ко мне в ОГПУ приходил Бухарин и требовал от меня материалы о положении дел в деревне и о крестьянских восстаниях. Я ему давал. Когда я узнал, что Трилиссер (нач. иностранного отдела ОГПУ – политической разведки. – Авт.) также однажды дал Бухарину какие-то материалы, я выразил Трилиссеру свое отрицательное отношение к этому факту. В данном случае мне нужно было монополизировать за собой снабжение правых документами, поставить их в некоторую зависимость от себя».
По мнению опубликовавшего эти материалы историка Б.В. Соколова, «Все эти показания Ягоды выглядят довольно правдоподобно».
Интересно было бы выяснить, в чем выражалась помощь Ягоды правым уклонистам со стороны ОГПУ? И до каких пор она продолжалась? «Дело кооператоров» 1929 года или «Дело военных» в 1930–1931 годах; процесс «Промпартии» 1930 года, процесс «Союзного бюро» меньшевиков 1931 года или «Трудовой крестьянской партии»… Нет ли в этом проявления помощи Ягоды? Это могло делаться для того, чтобы вызвать недовольство старой военной и штатской интеллигенции. К сожалению, убедительного ответа на этот вопрос нет. Однако серьезные подозрения остаются.
О том, как чувствовали себя некоторые оппозиционеры, можно судить по выдержкам из дневника журналиста М.Я. Презента за 1929 год.
«Вечером я встретился с Радеком:
– Как вы жили все время?
– Прекрасно. Генералу живется хорошо даже в ссылке, рядовому – хуже. Я пользовался полной свободой, получал из-за границы 12 газет и журналов, новые книги. В свое время я не брал за границей литературного гонорара, а в ссылке мне это пригодилось: я написал за границу письмо с просьбой внести в книжный магазин следуемые мне деньги, и мой прежний книжный торговец прекрасно снабжал меня всеми новинками. Я перевез в ссылку основную часть моей библиотеки. Когда я ехал на место ссылки на тройке с начальником ГПУ, а за ним везли на нескольких санях ящики с книгами, крестьяне думали, что везут золото… Слыхал новые анекдоты… Самый лучший анекдот о том, что Троцкий решил покончить жизнь самоубийством и прислал Сталину письмо, что вызывает его на социалистическое соревнование…»
В другой записи того же М.Я. Презента речь тоже идет о противостоянии Сталину: «Все симпатии Стеклова (бывшего главного редактора «Известий». – Авт.), конечно, на стороне так называемого правого уклона, т. е. Рыкова, Томского и Бухарина. Но он молчит, умно «соглашаясь» с генеральной линией».
О том, какими разнообразными методами действовали оппозиционеры, свидетельствует заявление В.Р. Менжинского, Г.Г. Ягоды и М.А. Трилиссера И.В. Сталину от 6 февраля 1929 года. Копия председателю ЦКК Г.К. Орджоникидзе: «В контрреволюционной троцкистской листовке, содержавшей запись июльских разговоров т. Бухарина с т. Каменевым и Сокольниковым о смене Политбюро, о ревизии партийной линии и пр., имеются два места, посвященные ОГПУ: 1. На вопрос т. Каменева: каковы же наши силы? Бухарин, перечисляя их, якобы сказал: «Ягода и Трилиссер с нами» и далее 2. «Не говори со мной по телефону – подслушивают. За мной ходит ГПУ, и у тебя стоит ГПУ».
Оба эти утверждения, которые взаимно исключают друг друга, вздорная клевета или на т. Бухарина, или на нас. Независимо от того, говорил или нет что-нибудь подобное т. Бухарин, считаем необходимым эту клевету категорически опровергнуть перед лицом партии.
Просим приложить наше заявление к протоколу объединенного заседания Политбюро и Президиума ЦКК, разослав участникам данного заседания».
Тем не менее после внутреннего расследования Ягода был снят с ряда своих постов. Менжинский совсем не пострадал. Трилиссер легко не отделался: было установлено, что он, 2-й заместитель Менжинского и начальник Иностранного отдела ОГПУ (политической разведки), устраивал в своем кабинете собрания «правых». За это он был переведен на работу в наркомат Рабоче-крестьянской инспекции.
Как видим, никаких суровых мер к оппозиционерам не применялось, хотя их действия были достаточно активными и целью имели не только высказывание и отстаивание своей идейной платформы, но прежде всего противодействие сталинскому курсу и приход к власти. Все это происходило в необычайно трудное для страны время глубоких социальных противоречий из-за сворачивания НЭПа и коллективизации при постоянной опасности извне.
Остается только удивляться твердости и умению Сталина проводить свою генеральную линию и корректировать ее так, чтобы она отвечала интересам государства и народа не только на данный период, но и на годы вперед. Не менее важно было заручиться поддержкой большинства народа и партии.
Самое замечательное и даже удивительное: все это ему удалось. Вот почему, как нам представляется, стал складываться его культ. Сам он вряд ли прилагал к этому какие-либо усилия. Вот, например, фрагмент из выступления главного редактора «Правды» Л.З. Мехлиса на февральско-мартовском пленуме 1937 года ЦК ВКП(б). Какими бы ни были причины, побудившие Мехлиса обнародовать этот документ, обратим внимание на суть: «Мне товарищ Сталин прислал еще в 1930 году в «Правду» такое письмо. Позволю его зачитать без его разрешения.
«Тов. Мехлис! Просьба пустить в печать прилагаемую поучительную историю одного колхоза. Я вычеркнул в письме слова о «Сталине» как «вожде партии», «руководителе партии» и т. д. Я думаю, эти хвалебные украшения ничего, кроме вреда, не дают (и не могут дать). Письмо нужно напечатать без таких эпитетов.
С ком. приветом И. Сталин».
Или другой пример. Юношеские стихи вождя перевели на русский язык и начали включать в школьные хрестоматии по всему СССР. «Узнав об этом, Сталин
