Между тем мой тезка, Рэмон Класус, любезно улыбался и, чуть склонившись к Ане, говорил ей спокойным, солидным, этаким упитанным голосом:
— Вы знаете, я неоднократно бывал на вашей родине и, честно говоря, не могу понять, почему иные мои соотечественники позволяют себе уничижительно высказываться о вашей планете. Мне приходилось видеть планеты куда более отвратительные… Населенные непонятно кем… мыслящее желе, мокрицы какие-то, разные вонючки… Лично я нахожу, что Зиймалль — чрезвычайно своеобразная и очень уютная, красивая планета. И жители ее удивительно похожи на аррантов…
Меня, кажется, перекосило, утлы рта пошли книзу.
— …а еще больше на гвеллей! — закончил фразу Класус, заметив мою гримасу. — Вот милая зиймалльская девушка не даст соврать. Правда, ее соотечественники иногда позволяют себе небрежное отношение к родной природе…
— Иногда? — отозвалась Аня. — Ничего себе иногда! У нас ни Земле свинячат везде, где только можно! А где нельзя — тем более! Правда, в последнее время стало получше, но это только тех областей касается, которые близко к вашим ОАЗИСам расположены. А на остальных творится черт знает что!
Где-то далеко, за пределами звездолета, раздался протяжный звук, похожий на шипение газированного напитка. Я проговорил:
— Скоро взлет. Запускают стартеры вспомогательной системы… э-э-э… кажется, так. Насколько я помню.
— Да, скоро, — согласился Рэмон Класус и окинул меня спокойным снисходительным взглядом, как будто сделал одолжение. — Через десять минут, если применяться ко времени с земными единицами измерения.
И весь он был такой важный, неторопливо-снисходительный, с бархатными глазами и роскошной, чисто аррантской жестикуляцией, что мне — неизвестно отчего — захотелось немедленно ему врезать. Желательно ногой. Или подручным средством, это еще лучше. И — чтоб оно было потяжелее, что ли. Инстинктивная неприязнь проросла во мне, прежде, чем я успел как следует разглядеть своего тезку и соседа и уяснить, кто он, собственно, такой и зачем так вырядился (верно, с зиймалльским колоритом). Я открыл рот, чтобы высказаться, но у негo оказалась звериная интуиция: Класус тотчас же улыбнулся, демонстрируя все зубы, и отозвался:
— Ну что же, предлагаю отметить наше знакомство игрой. У меня тут есть несколько игр родом с той планеты, куда мы все направляемся.
— Мы уже доигрались, — сказал я с восхитительной смесью иронии и показного смирения. Впрочем, эта смесь показалась восхитительной только мне самому, потому что ни Класус, ни очаровательная соседка, ни даже Пес не обратили внимания на мои слова. Рэмон Класус извлек из своего походного саквояжа какую-то белую коробочку. Он откинул крышку и показал нам плоские прямоугольные белые кости, аккуратно, грань к грани, уложенные в коробочку и заполнявшие собой весь ее объем.
— Это зиймалльская игра, один мой знакомый привез оттуда, — сказал Класус и вопросительно глянул на Аню: — Наверно, вам она тоже должна быть известна?
Пол под ногами еле заметно дрогнул, легкая вибрация прошла по переборкам: пассажирский лайнер, звездолет класса «Лемм», оторвался от взлетного поля космопорта Уль-Барра. Аня засмеялась, а потом, старательно подбирая аррантские слова, выговорила:
— Да. Эта игра распространена на моей родине. Ваш друг, наверно, был на одном из ОАЗИСов Евроазиатской территории, где и…
— Простите?
— Я просто назвала, то есть предположила, откуда он мог эту игру привезти. В общем, игра называется «домино». Правда, в нее играют в основном мужчины, я как-то не очень…
Класус приосанился и, потрогав переносицу, отозвался:
— Надеюсь, Аня, у вас не возникнет сомнений, что все ваши соседи принадлежат именно к мужскому полу? (Неужели этот идиот не может изъясняться по-человечески?!) Так что прошу вас… — широкий вальяжный жест, — прошу вас, учите нас. Все равно нам нужно скоротать время полета. Тут, конечно, имеется доступ к Инфосфере, но не будем же мы разменивать ваше, Аня, общество, на бессмысленное глазение на экран. Нет, конечно, можно поинтересоваться историей и культурой земель, в которые мы направляемся… Но лично я предпочел бы услышать подробности из уст непосредственной жительницы тех прекрасных мест. Если вас не затруднит, конечно, Аня…
В этот момент мне снова захотелось прибить его. Ишь, как наловчился выражаться — цветисто да гладко! Видал я таких ораторов! Побольше, чем этот тип с маслеными глазками! Я наш›пал под одеждой брелок со встроенным пультом управления камеры моего кота, вслепую нажал кнопку подачи питательной смеси. Говорят, на Зиймалле коты едят рыбу. Нужно будет попробовать дать, хотя рыба, конечно, нечистое существо.
До меня донеслось довольное урчание…
— Пойду прогуляюсь, — сказал я, вставая.
— Ты куда? — вскинулся Пес.
— Не бойся, не убегу. «Шалаш» уже взлетел! — запальчиво ответил я и тут же пожалел о сказанном. Особенно об этом вот «не бойся, не убегу!». Глупо и совершенно по-мальчишески, не надо было этого говорить, к тому же в присутствии девушки. Я мачнул рукой и вышел из каюты. Голоса попутчиков начисто отсекло дверной панелью, скользнувшей за моей спиной и закрывшей выход. В коридоре было тихо. Под ногами хрустели какие-то крошки: похоже, лентяй коридорный напрасно получает деньги. Откуда-то сверху доносились бубняшие звуки голосов да уныло пели гравитаторы, встроенные в стены. В самом конце коридора виднелся мутный экран, на котором разворачивалась панорама открытого космоса. Ну что ж, вот мы и вышли из атмосферы… Я сощурил глаза, пытаясь различить в беспорядочном на первый взгляд расположении звезд знакомые созвездия. Вдруг за спиной что-то хрустнуло, и я резко обернулся.
Передо мной стояла Аня и смотрела себе под ноги. На ее свежем лице медленно проступал румянец. Она кашлянула и выговорила виновато:
— Тут вот такое… Я наступила. Наверно, вы выронили.
Я посмотрел на пол. Аня убрала ногу, и из-под ее ступни попался брелок с пультом управления для кошачьей камеры. Несколько сенсоров были напрочь раздавлены, и можно было не еомневаться, что вся система вышла из строя.
Негигиеничные боги Гвелльхара! Тухлая отрыжка Троллопа[23]! Проклятая штуковина выпала из одежды, и теперь придется вынимать кота из климат-камеры. Неизвестно, как он, привыкший к чистоте, перенесет двое суток перелета в этих неопрятных отсеках, лишь по недоразумению называемых пассажирскими каютами! Бедный Мех!
Последнее я, увлекшись, кажется, произнес вслух. И довольно громко. Потому что Аня отозвалась, и теперь в ее голосе прорезались нежные горловые нотки иронии:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
