— Митрий, — я притянул к себе монашка. — Имей в виду, тебя мои слова тоже касаются.
— Зря вы так, ваша милость, — вроде даже обиделся парень. — Да разве ж отец-игумен приходил бы вас лично расспрашивать, если б я ему все выболтал? А я даже на исповеди отвечал, что это не моя тайна. А вы говорите…
— Тихо, тихо. Я же не в обиду. Знаю, что ты верный товарищ. Просто — напоминаю. Во избежание.
Выждав несколько секунд, я снова оделся и первым нарушил установившуюся тишину:
— Ну что, Лис? Убедился? Штаны, надеюсь, снимать не надо?
Негромкий смешок, ветерком прокатившийся по отряду, слегка разрядил чересчур торжественную обстановку, заодно став ответом. А командир наемников, хмурясь, чтобы скрыть неприличествующее его должности смущение, проворчал:
— Осторожность не повредит. Лучше лишний раз потрогать, чем сослепу в волчью яму угодить.
— Согласен, капитан. Я же не зря апостола Фому вспомнил. Мертвые герои хороши для песен, а для побед нужны живые воины. Кстати, о победах. Есть у меня одна интересная задумка. И я как раз подыскиваю добровольцев…
— Добровольцев? — удивленно переспросил Фридрих. — Ваше сиятельство… Господин барон… Э-э-э… Степан… О чем ты говоришь? А контракт?
— Я же его подписывал от имени хозяина замка Шварцреген. И теперь, когда объявился настоящий фон…
— Ничего не изменилось, — перебил меня Лис. — Видимо, ты невнимательно читал договор?
Вообще-то капитан прав. Соглашение составлял Круглей, — и я, полностью доверяя знаниям и сметливости купца, подмахнул пергамент, пробежав взглядом лишь шапку. Но не признаваться же в этом перед строем. Лопухов нигде не уважают. Так что делаем морду кирпичом, как и положено сиятельству, и ждем продолжения.
— Компания заключила контракт с тобой лично, — продолжил Лис. — А кто ваша милость сегодня — барон, маркграф или герцог — значения не имеет. Договор действителен до тех пор, пока наниматель способен оплачивать наши мечи. И рота последует за тобой хоть в родовое имение, хоть в изгнание.
Фридрих перевел дыхание и закончил:
— Только в двух случаях ландскнехты могут отказаться выполнять приказ: если им будет велено сражаться друг с другом или убивать католических священнослужителей и разорять костелы. Все остальное — забота нанимателя. Так что забудь о добровольцах, а просто приказывай.
Я внимательно смотрел на ландскнехтов, но ни один не отвел взгляда. Похоже, этим парням и в самом деле было поровну, кого и за что бить. Звенели б только монеты в кошельке. Гм, а чем они тогда лучше лесных братьев, ватаги которых я существенно проредил за последние деньки? Тем, что не сами выбирают цель? Сомнительное достоинство. Но мне не до философских изысков. Бытие определяет сознание. А нынче такое бытие, что выбирать не из чего. Либо тебя изобьют, либо ты ударишь первым, в целях превентивной защиты.
В любом случае личная гвардия еще никому не помешала. В конце концов, тот же король французский мог позволить себе охрану из шотландских стрелков. И ничего — наемники несли службу ничем не хуже своих. А иной раз и лучше. Поскольку это была чужая страна, и они не лезли в политику. Разброд и шатание начались потом, когда дворяне оттеснили чужаков. Что в конечном итоге привело к Парижской коммуне и прочим радостям революционных свержений. Мне подобный сценарий пока не грозит — рылом не вышел, но отряд готовых на все сорвиголов ни при каком раскладе лишним не станет.
Тем более что оплата услуг ландскнехтов ложится на моих же противников. Сейчас, к примеру, аванс они получили из закромов замка покойного лже-барона фон Шварцрегена, а получку им припас брат Альбрехт. Из тех денег, что он приготовил для разбойников.
— Здесь все, кто в деле?
— Нет, — капитан подтянулся, как бы подчеркивая, что доверительные беседы закончились и сейчас он командир отряда, а я вождь, великий кормчий и идейный вдохновитель. — Только ветераны. Из тех, кто ходил с нами к Чистой Поляне. А общая численность компании на вчерашний день — шестьдесят три меча. Большей частью новобранцы. Ими занимаются десятники. Сотник Носач тоже обещал помочь. Так что недельки через две можно будет и в бою их проверить.
— Ветераны — это хорошо… — вот почему многие лица всего лишь показались мне знакомыми. В тот день, когда мы взяли кровавую цену с немецких рыцарей за сожженную деревню, я не слишком приглядывался к собранному с миру по нитке ополчению.
Капитан мочал, ждал приказаний.
— Хорошо, Лис. Собирайтесь. Все объясню, когда прибудем на место. С припасами как? Хватит своих, или в монастыре прикупить?
— Выступали налегке, — развел руками Лис. — К долгому походу не готовились. Думали, только встретить вас и в замок сопроводить.
— Понятно. Плохо. Ну да ничего. Сейчас загляну к игумену, он все-таки кое-чем мне обязан. Авось не откажет в такой малости.
Капитан учтиво поклонился, мол, кто бы сомневался. Но не уходил, словно ждал от меня еще каких-то важных слов. Похоже, что-то я упустил из виду…
Соображай быстрее, валенок. Проколоться легко, а восстановить реноме гораздо труднее будет. Вот, дьявол! Ну, как можно быть таким остолопом?
— В общем, — всем видом изображая озабоченность, произнес я. — В дороге у нас еще достаточно времени для разных бесед будет, а сейчас хоть в двух словах: как там остальные? Круглей, Носач, дядька Озар.
По мимолетной улыбке понял, что угадал. Оно и верно. Человек, забывающий друзей, дружбы не достоин. Сегодня я о тех, кто в замке остался, не вспомнил, а завтра и от тех, кто рядом, откажусь.
— Кланяться велели. Кого видел. Носач последние дни по деревням носился, сигнальные огни расставлял, охрану организовывал. А давеча в Гать ускакал, переселенцев сманивать. Сильно расстроится, наверное, когда узнает, что мы к вам двинули. Купец… Ах да. Чичка не шутила о княжеской дружине. Прискакала полусотня. Во главе с княжичем Мстиславом. Вот втроем и держат совет с того самого дня. Княжич, барон и гость Круглей. О чем, доподлинно мне неведомо, но вроде фон Шварцреген, в ознаменование своего освобождения из темницы, надумал рядом с замком церковь ставить. А как будут ее освящать, сам в православие перейдет. И земли свои под руку князя отдаст…
Капитан перевел дыхание.
— Кузьма, самый младший из обозных, хотел за нами увязаться, да старшой не отпустил. Сказал, что если ты ушел, не позвав никого, стало быть, так и надо.
Возможно, это стоило бы прокомментировать. Наверно, но я промолчал. Потому что дядька Озар прав по-своему, вот только, признавая это, я обижу Лиса. Ведь капитан как раз поступил наоборот. А оно мне надо?
— Да, — ухмыльнулся капитан. — Перед самым отъездом смешная история с племянницей купеческой приключилась. Девица, как услышала от гонца, что ты нашелся, тут же в конюшню умчалась. Думал, мы только хвост ее Орлика увидим. А как пришли своих седлать, смотрю: сидит Чичка на яслях и ревмя ревет. Спрашиваю: «Что случилось? Обидел кто?» А она отвечает: «Конь охромел…» И еще пуще разрыдалась.
— Что ж тут смешного? — не уловил я смысла истории.
— Откуда она могла узнать, что конь хромает, если даже со стойла его не выводила? — хлопнул себя по бокам Фридрих. — Слепому ж понятно: блажит девка.
Блажит, говоришь… О-хо-хо… Вполне. Вот только кто из нас двоих больше? Знать бы, что у нее в голове на самом деле. Да только как я ей теперь покажусь? Может, после попрошу отшельника обновить личину. Хоть поговорить как с человеком попробую…
Задумавшись, я потер подбородок, даже не заметив, как Лис, понимающе хмыкнув, отошел в сторону.
С другой стороны, оно мне надо? Или ей? Любовь-морковь и все такое… Сказано же: знайся конь с конем, а вол с волом. Влюбится девка всерьез, а меня опять куда-то перенаправят. Ей обида, мне неприятность. Нет, пусть все остается, как есть.
— Ваша милость, — бесцеремонно дернул меня за рукав Митрофан. — Брат Феофан к вам идет. Торопится. Видимо, важное что случилось…
Отшельник и в самом деле почти бежал. Что никак не пристало ни его возрасту, ни сану. Бегущий полковник в мирное время вызывает смех, а в военное — страх.
Пришлось уважить и пойти навстречу. Мой-то шаг его трех стоит.
— Степан, слушай, что скажу, — торопливо заговорил старец, даже не отдышавшись. — Негоже монастырю промеж двух огней встревать, но обитель, да и вся наша святая вера тебе обязаны…
— Да я ничего такого…
— Не перебивай. Княжьи люди сюда скачут. Те самые, что Людоеда ищут. Ума не приложу, как разузнали. Отец-игумен и я, конечно же, поговорим с ними и все обстоятельно расскажем. Но лучше это сделать в твое отсутствие. Потому что иначе снова кровь прольется. Ты же по своей воле сдаться не захочешь?
Я только головой мотнул. Не хватало мне только княжескую справедливость на собственной шее проверять. Когда тот за смерть сына мести ищет.
