Появилась возможность выезжать за границу. И Семен стал вывозить свою ненаглядную Элю на лучшие курорты мира. Она капризничала: там жарко, тут скучно, здесь – надоело, но ездила постоянно. Вздыхала, уставала от перелетов и переездов, но путешествовала исправно.
Поскольку статус Семена Львовича был далеко не местечковый, а скорее, общегосударственный, то по делам своим он разъезжал по стране много и часто, и наиболее посещаемым городом являлась Москва.
В этом месте рассказа Семена о своей жизни Ирина начинала сомневаться. А поскольку жизнеописание происходило неоднократно, то устами Элеоноры, то Семена, Ирина только укреплялась в своих сомнениях. Ей было странно: почему он сам едет к кому-то, а не к нему? Раз уж он такой великий, как хочет себя представить.
Не сам ли себе придумал Семен Львович этот статус, значимость, незаменимость? Не продолжает ли эксплуатировать прежний образ, утратив в настоящем времени его актуальность? Насколько же он одинок или неудовлетворен жизнью, если так отчаянно стремится к общению, столь рьяно навязывает свое общество?
Во время этой своей беременности Ира с удивлением отмечала несвойственную ей подавленность, нежелание двигаться, действовать, равнодушие к окружающим.
Ей редко было хорошо: или нездоровое спокойствие, когда все безразлично, или непонятное раздражение даже на привычные действия ближних. Слишком громко елозит стул под старшим сыном, зачем так много кладет сахара в чай младший, почему муж опять разбросал свои носки по спальне, а не донес их до стиральной машины.
Работа немного спасала, отвлекая от мыслей о собственном состоянии. Однако, такого количества замечаний и недовольства от своей начальницы ее сотрудники не получали никогда. Ей старались угодить, выполнить вовремя все поручения, предвосхитить новые задания… Порядок и чистота поддерживались кругом идеальные, чтобы, не дай Бог, не вызвать гнева Ирины Степановны или не навлечь на себя наказания…
Как бы там ни было, но такое полуболезненное самочувствие и соответствующее поведение Ирины пошло на пользу бизнесу. Работа магазинов и кафе заметно оживилась, новые идеи успешно претворялись в жизнь, люди работали энергично и старательно.
Семья перебралась в новый дом. Он понемногу приобретал черты уютного жилища, хотя Ирина занималась домом скорее по остаточному принципу. Здоровье требовало повышенного внимания, дополнительных обследований, медицинского сопровождения.
На этом фоне постоянные выходы в свет с Семеном Львовичем стали не просто тяготить Ирину, а сделались буквально непереносимыми. Но Иван почему-то никак не мог отказать Семену Львовичу и покорно разделял с ним досуг, далеко не всегда того желая.
Ирина недоумевала:
– Вань, ну почему мы не откажем ему?! Мне тяжело. Ты понимаешь, я устаю… Причем от всего: и сидеть долго мне тяжело, и стоять неудобно.
– Ир, ну а что делать? Он такой человек… – Иван задумался, подбирая слова, – значительный… Он очень важная персона в нашей жизни. Как ему отказать?
– Вань! Ну чем он важен? Чем? – Ирина раздражалась, повышала голос.
– Да что ты понимаешь? Вести бизнес в наши дни и в нашей стране, думаешь, просто?!
– Ну вели же мы наш бизнес без него!
– Да… Вели. Но теперь Бог дал нам знакомство с ним. Зачем-то ведь нам это надо. Я его использую, как мне удобно.
– Что? – Ира не поверила своим ушам. – Что? Ты его используешь? Да как бы не так! Это он тебя имеет, как хочет. За ресторан заплати, цыган отблагодари, ко дню рождения подари то-то и то-то… Да не просто что-то, а сам знаешь что… То часы золотые, то бриллианты, то автомобиль. Так кто кого использует?! – Ирина начинала нервничать.
Иван, не находя ответа, злился, внутренне соглашаясь с женой. Но внешне ни показать это, ни признать не решался, поэтому грубил и обрывал разговор:
– Слушай! Не лезь в мужские дела! Вечно норовишь сунуть свой нос куда не просят!
Ирина замыкалась в себе, плакала, обнимала свой живот и изнемогала от дискомфорта. Господи! Ей и так проблем хватает: мало того что Семен Львович достает своими вечными гулянками, так еще и с мужем из-за него приходится ссориться!
Элеонора периодически жаловалась Ирине на «закидоны» своего мужа. Закидонами она называла все его подозрительные контакты с женщинами. А поскольку контакт с любой женщиной казался Элеоноре подозрительным, то жаловалась она часто.
– Ирочка, ты представляешь, мой Сеня под старость совсем дураком стал.
– Да что вы такое говорите, Элеонора?
– Ты только послушай, что он опять задумал! Помнишь, в прошлом году он все певицу одну опекал?
Как ее? Забыла… Ну такая черненькая, остроглазенькая… Она еще на моем дне рождения выступала.
– А! Марина, что ли?
– Да-да, Марина!
– Помню я ее. Но только что вы имеете в виду под словом «опекал»?
– Ой, Ирочка! Ну он же вечно чем-то занят: то спонсора ищет, то концерты помогает организовывать, то к своим знакомым продюсерам пристраивает певичек этих…
– Ну да, я в курсе. Ну и что? По-моему, он просто неравнодушен к вокальному искусству. Вот и помогает, чем может.
– Ирочка! Ну ладно бы просто помогал. Помог – и все! Так ведь нет. Он будет разговаривать часами по телефону, будет с кем-то встречаться, кого-то убеждать, уговаривать, убалтывать… Он будет ворочаться по ночам, мысленно выстраивая возможные пути переговоров… Потом эти певички начинают его благодарить, объясняться в любви. Он все принимает за чистую монету. Вот и Марина эта… Ладно бы на концерт пригласила. Так нет. Она его и в ресторан, и к себе на дачу, и какие-то разговоры у них бесконечные, и то за ручку его возьмет, то приобнимет…
– А он как это воспринимает?
– Он?! Да радуется, как ребенок. Искренне считает, что в него влюбляются эти молодые женщины… Ходит гоголем, на меня покрикивает… Короче, говорю же: дурак дураком…
Она вздохнула. Потом продолжила:
– Так вот, пригласила она его к себе на концерт. Так он с этими билетами носится, как курица с яйцом. Там пригласительный на два лица. Но лично я идти не собираюсь.
– Ой, Элеонора, по-моему, вы обманываетесь. Думаю, что не только вы, но и мы с Иваном вынуждены будем пойти на концерт.
– Как же я устала от этих его закидонов дурацких, от постоянных выходов в свет… Он же сидит допоздна, самый последний из-за стола выходит. Я уже не выдерживаю. Говорю: «Сеня, уже час ночи!», «Сеня, уже полтретьего!» И так, считай, через день.
– Вот и я тоже… Не выдерживаю, устаю. Тем более сейчас, с животом.
– Я вижу, Ирочка, что тебе тяжело. Но Сеня так вас с Ваней любит. Очень расстраивается, когда вы не бываете с нами.
Ира промолчала. С одной стороны, Элеонора вроде бы видит в ней соратницу, вставшую заодно в оппозицию против гулянок Семена. А с другой, кто их разберет? Может, это их семейная политика хитроумная такая. Недаром же говорят: муж и жена – одна сатана.
