Она с блеском в глазах ждала ответа, но услышала почти полушепот:
— Никогда не соглашусь я на соблазны, я свободен. Совесть твердит мне: надо знать свою судьбу наперед и жить по совести. А радости жизни повелевают быть непредсказуемым… Что лучше? Знать или не знать? Следовать путем знания или шагать в темноте?
— Да ты и сейчас лакей! — запальчиво сказала Даша и закусила губу, не слишком ли грубо выразилась, но его ее оскорбление не затронуло.
От возмущения, что Зот, обладая скрытым даром, равным неслыханному богатству, отказывается пустить его в дело, Дашу передернуло. Безумец! Дурак! Да вон Павел Николаевич как обрадовался найденному в тайге песчаному холму для дороги! Богатство! Никто же не стесняется брать законом предусмотренное вознаграждение! Чистоган… А на деньги можно купить мебель, кооперативную квартиру, детей вырастить, питаться прилично и ездить в отпуск не в поселок к матери, а на юг или в другую страну.
На предложение Зота остановиться у сосны и перекусить Даша фыркнула и потребовала ускорить шаг. Быстрее бы уж попасть в Бродниково. А Зот смиренно говорил, мол, можно съедать одну картофелину и быть сытым, надо только лучше пережевывать пищу: люди слишком много едят. А Даше не хотелось его слушать.
Всю дорогу до Бродникова — а тут уже наезженная автомашинная колея — Зот вежливо занимал Дашу, уверял, что после ссоры легко успокоиться, если глядеть на воду или в огонь, просил положить ему пальцы на пульс, чтобы считать удары, показывая умение сокращать число их. Впереди были разливы лугов, за ними огромное полотнище созревающей пшеницы, слева, возле озера, островок со щетиной ивняка. Дорога, виляя, бежала мимо левады в обсаженный рядами тополей поселок с антеннами на крышах.
Зот посмеивался над Дашей, напрасно она отвергает прогнозы. Лучше знать свои поступки и приключения наперед, чем оказываться перед неожиданностью. Нельзя предотвратить войны, не научившись регулировать рождаемость… Нельзя предотвратить свои будущие поступки, не умея укротить свои сиюминутные страсти… А Даша возражала: приятные события пусть идут к нам невзначай, а плохие — с предупреждением, чтобы мы их могли встречать после подготовки.
Все религии, говорил Зот, с их обрядами и тайнами одинаковы в том, что признают вечную справедливость, только в каждой религии называют ее по-разному: «христос», «аллах», «яхве», «эринии». Дедушка Пахом Никанорович, будучи верующим, редко посещает храм и часто богохульствует. И так многие люди… Самые бессовестные не могут обойтись без того, чтобы вспоминать о ней. Ее называют и «нормой», и «императивом», и «точкой отсчета»… Благоговение же, которое испытывает Зот, только к информационному полю, к абсолютной истине, которая протекает волнами через третий глаз; он отвергает всякое суеверие и ханжество. Он призывает и Дашу не сотворить себе кумира, но узнать свой грядущий путь, ту тропинку, которая уже бежит впереди нее и ведет к цели…
— Мужу я не изменю с Павлом Николаевичем! — твердо и зло сказала Даша. — Ты доволен? Не превратишь меня в ворону?
Ей показалось, что Зот засмеялся, что он читает ее мысли и воспроизводит их вслух. В ее сознании промелькнул образ мужа, который бродит сейчас где-то по Приполярному Уралу. Третье лето уже бродит. Улетает из дому в мае, а возвращается в город с осенними мухами, в октябре. А как он там живет? С кем дружит? Чужой человек… Опять полезут осенью в дом ватаги бородатых и нетрезвых его приятелей, не различая пи ночи, ни дня, будут бесцеремонно бивакировать в квартире, бузить, спорить о каком-то силурийском периоде, девонской системе или семилукском горизонте. От непонятных названий Даше смешно: будто толкуют по-русски, а смысл улетучивается. Уснет бродяга па полу, ноги в сапогах разбрасывает по квартире, орет в бреду: «Ты сам стегоцефал!»
«Неужели муж узнает о том, что я имею в сердце?» — болезненно прозвенело в сознании Даши.
Выйдя на высокий берег с широким простором реки и лугов другого, низменного берега, Зот и Даша присоединились к толпе пассажиров, ожидающих «Ракету». Внизу, на дебаркадере, кто-то закричал, что судно приближается. И скоро вдали замаячило белокрылой чайкой стремительное судно, оно пришвартовалось к борту дебаркадера. Матросы уже стояли на палубе, они быстро закрепили чалки, спустили трап, по которому люди торопливо побежали на палубу.
Уже стоя на палубе, держась за поручень, Даша помахала Зоту, оставшемуся на берегу, не зная, что и думать о нем.
Глава 11
Погоня
Единственный способ, которым я могу убедить вас что-либо сделать, — это предложить вам то, чего вы сами хотите…
Чего же вы хотите? Не столь уж многого. Почти все нормальные взрослые люди хотят:
1. Здоровья и безопасности.
2. Пищи.
3. Сна.
4. Денег и того, что на них приобретается.
5. Уверенности в своем будущем.
6. Сексуального удовлетворения.
7. Благополучия своих детей.
8. Чувства своей значительности…
Дейл Карнеги
Приезд проверяющего Тихона Ефимовича Фокина ускорил и без того стремительный ритм жизни Стрелецкого, тем не менее Павел не успевал решить за день все проблемы и задерживался в управлении по вечерам.
Два дня назад поселок и базу на станции Примыкания покинула механизированная колонна, передислоцированная далеко на север, на один из будущих разъездов железной дороги. Во избежание скандала при Фокине Корзухину настрого приказали самолично проследить, чтобы оставленную слободу не спалили — туда даже назначили сторожа. Самоуверенный комсорг пообещал Стрелецкому выяснить наконец, кто и зачем поджигает покидаемые строителями поселки. В девятом часу вечера он влетел в кабинет Павла. Целый день Вадим мотался на «газике», устал, воротничок его белой сорочки потемнел на сгибе у шеи.
— Ничего не выяснил… — Он плюхнулся на стул.
Корзухин сбивчиво рассказал, как была организована отправка людей из слободы. Он лично наблюдал: женщины перед посадкой в автобусы заботливо запирали двери домов, сараев, закрывали на засовы ворота, будто собирались вернуться назад; с болью расставаясь с садиками и огородами, они плакали у заборов…
— Лучше переселять людей осенью, чтобы они хоть картошку выкопали, — высказал мнение Корзухин.
— На новое место людей надо определять до распутицы и холодов, — возразил Стрелецкий. — Что со слободой?
— Целехонька! Дома заселены пестрым людом… А горсовет не берет поселок на свой баланс.
— А ты где был? — не сдержался Павел.
— В Горсовет ездил… — оправдывался Вадим. — Сегодня, к концу дня, когда примчался на «газике» в слободу, все дома были захвачены. Горожане поналетели, будто скворцы, расселились с ребятишками. Окна стеклят, ворота чинят, доски к заборам приколачивают…
— Нам эти времянки не нужны, — облегченно вздохнул Павел.
— Погоди-те! Тут дилемма или, как ее, проблема! Приехал я из горсовета, а меня поселенцы окружают, забирают в плен. — Вадим изобразил руками кольцо. — Только что без винтовок. Из машины да под рученьки, как на расправу, ведут к котельной. А мне известно, что оборудование котельной демонтировано. Поселенцы в крик: почему, мол, такое, разве мы не советские! Если ты бывший хозяин слободы, почему нет тепла в домах, нет радио, электричества? Школа пуста, магазин закрыт, почтальона нет, маршрутный автобус не ходит… Такой пейзаж!
— Пейзаж не наш: поселок временный, жилье старое, лачуги… Тебя просили сберечь слободу от пожара, передать горсовету. Вот и все. Мы его обслуживать не станем, у нас другие задачи: мы строим железную дорогу.
— Но ведь котельную мы раскулачили, — возразил Вадим. — Горсовет в разбитом наличии не возьмет! Другие хутора, может, мы сжигали?
— Нет, их сжигать мы не собирались. Более того, надо все-таки выявить хулиганов…
— Вернулась из командировки воспитательница Ивушкина. Я с нею беседовал…
Подробно передав содержание разговора с Дашей, Вадим заключил:
— Зота Митрофанова поджигателем не считаю. И воспитательница так же думает. А вот его теория о третьем глазе странноватая. — Корзухин хмыкнул…
…Вадим ушел. В опустелом управлении стояла тишина, только слышался голос дежурной радистки, да где-то раздавались шаги вахтера. В окно веяло приятной вечерней прохладой. Пора домой.
На крыльце Павел вдохнул прохладу полной грудью. Небесный купол утыкан мерцающими звездами, над домами зависла апельсиновая долька луны. Павел сошел с крыльца, ощупал сухую, шершавую кору тополя, растущего под окнами его кабинета, постоял, прислушался: за корпусами общежития звенела гитара, беспечно смеялись девушки. Неторопливо пересек площадь, размышляя, что положение главного инженера отдаляет его от людей, сковывает… Домой идти не хотелось: жена с дочкой возвратятся через неделю… В гости пойти к кому-нибудь? Представил Соню и плюнул себе под ноги. Завернул за угол дома, чтобы пройти к своему подъезду, но грудной женский голос привлек внимание — вроде бы знакомый… Сквозь листву кустов увидел на скамейке, освещенной фонарем, Дашу и широкозадую толстуху — коменданта общежития. Силуэт Даши картинно прописывался, она жестикулировала, объясняя что-то про вязанье.
