Собеседования, в виде внимательного расспроса и серьёзного разговора по различным вопросам, без запугивания, без излишних обещаний и откровенностей, всегда должны происходить с глазу на глаз.
При наличности несомненных улик обвинения, добытых по обыскам или по агентуре, склоняемое лицо можно заинтересовать материально или обещанием освобождения из-под стражи и, при возможности, даже от угрожающего ему наказания.
Действуя убеждениями — для достижения цели по приобретению сотрудника, — можно воспользоваться известными партийными неладами, ссорами и неблаговидными поступками отдельных членов организации. Лицу, склоняемому к работе по агентуре, следует убедительно разъяснить, что работа его будет совершенно секретной, что каждое данное им сведение будет подвергнуто строгой проверке и что за дачу ложных сведений, кроме прекращения с ним работы, против него будет возбуждено законное преследование.
Пока лицо окончательно не склонно к работе, не следует знакомить его с приёмами и способами предупреждения провала и прикрытия внутренней агентуры.
Секретных сотрудников надлежит иметь в каждой из действующих в данной местности революционных организаций (и, по возможности, по нескольку в одной и той же группе), чтобы организовать проверочную „перекрёстную агентуру“.
Весьма полезно заинтересовать приобретением секретной агентуры чины полиции, начальников тюрем, жандармских унтер-офицеров и других лиц, которым по роду их служебной деятельности приходится сталкиваться с разнообразным элементом населения.
Чины полиции, тюремного ведомства и др. с готовностью помогают делу розыска, если дела, получаемые при их содействии, приписываются им и являются скудным основанием для поощрительных представлений о них начальству.
Наличность хороших отношений у заведующего розыском с офицерами корпуса жандармов и чинами судебного ведомства в значительной мере облегчает трудное дело приобретения и сохранения секретных сотрудников“.
Далее в инструкции даются самые подробные наставления о том, как надо проверять, насколько осведомлён в делах своей партии тайный агент и не работает ли он на два фронта? Приводится ряд указаний, какие надо давать и новичкам, и даже опытным тайным агентам правительства…
Составитель шпионского катехизиса говорит и о необходимости „заботиться о том, чтобы тайный сотрудник не чувствовал угрызений совести за своё предательство партийных братьев…“ Чтобы он охотно шёл на свидание с заведующими агентурой и в этих беседах черпал душевный отдых, сочувствие, видел внимание ко всему, что близко и дорого тайному агенту царизма…
„Необходимо, — говорит инструкция, — постепенно повышать агентов с низших ступеней на высшие, сообразно их способностям и усердию… Давать им возможность улучшать своё положение, если они, в свою очередь, сумеют помочь выяснению крупных руководителей тайных организаций, если поспособствуют аресту главарей“ и т. д.
Особый отдел посвящён вопросу о том, где и как надо устраивать места для свидания начальника с тайными агентами. Как мы читали выше, в инструкции предусмотрено, что при „провале“ или ликвидации, аресте целиком какой-либо организации в целях спасения секретного агента от подозрений, но с его лишь согласия можно и самого „сотрудника“ посадить в тюрьму… судить… Но тогда сотрудник освобождается только после того, как предварительно будет выпущено несколько лиц, вина которых, по мнению партии, равна вине предателя…
„Секретные сотрудники, — поучает дальше инструкция, — если только они не живут на средства партии, должны иметь для виду какой-нибудь честный заработок. Но устраиваться на службу, поступать на работы секретный агент должен без явного содействия со стороны лиц, заведующих политическим розыском.
Фамилию, адрес сотрудника должен знать только заведующий агентурой; остальные же чины учреждения, имеющие дело с его сведениями, могут знать его номер или псевдоним.
Наружное наблюдение и чины канцелярии совершенно не должны знать сотрудника. Им он должен быть известен, но лишь по кличке, как действительный революционер, и только в том случае, если он вошёл в сферу наблюдения“.
Всякими способами, начиная от острия солдатского штыка, приставленного к народной груди, через казацкие нагайки и пики, вплоть до зубатовщины, азефовщины и кошмара предателей вроде богача юриста Богрова, фабриканта-табачника миллионера Месаксуди, священника Афанасьева, инженера-механика Кузнецова, редактора большевистской „Правды“ „Мирона“ Черномазова, через вереницу членов первой и второй Думы, служивших в охранке, — всею этой сворой предателей, окружающей трон, охраняли свою власть цари российские, помазанники Божий, не брезгая порою и применением пыток для того, чтобы получше узнать врагов, обессилить тех, кто смеет делать попытки к сокрушению их власти… Кто надеется вернуть народу миллиарды, награбленные дурными хозяевами обездоленного народа…
Сначала мне самому не верилось, что пытки могут применяться в наши дни, да ещё к политическим осуждённым…
Процессы, вспыхнувшие в своё время, осветили гнусную картину пыток в застенке, творимых отдельными начальниками охранных уголовных отделений Варшавы, Риги, Одессы…
Пытали политических в каторжных тюрьмах, за так называемые „бунты“ лишали сна… морозили… били… Но не выведывали при этом партийных тайн…
А здесь, в сердце страны, творили и такую гнусность… и людей, чтобы заставить их выдать своих товарищей.
Но дадим слово достоверным свидетелям, сведущим людям.
Бывший одно время начальником „Крестов“ полковник П., ныне находится в действующей армии.
— Скажите, в „Крестах“ и в иных местах заключения добиваются от политических признания и выдачи товарищей какими-нибудь особыми способами? — спросили его однажды друзья в минуту откровенности.
— Вы спрашиваете о пытке, — догадался полковник. — Могу вам сказать, что ни в одной тюрьме политических не пытают ни до, ни после суда над ними. Не пытают и ссылаемых в административном порядке, но… есть одно исключение. Если политический приговорён судом к смертной казни и на приговор этот последовало царское утверждение, то уже после этого охранная жандармерия требует прислать к ней приговорённого „для доследования“. Это „доследование“ и заключается в пытке. Тут для жандармерии полная безответственность: преступнику уже негде и некому жаловаться на то, что его пытали. На публичную казнь везли политических при непрерывном барабанном бое — для того и барабанили, чтобы не слышно было крика о том, что была пытка.
Многие, например, знают, что убийца Столыпина, Богров, повешен уже полумёртвым — так жестоки были пытки, испытанные им. И он многих выдал, многих оговорил… Но до суда и смертного приговора, конфирмованного царём, пытать не смели самые ретивые жандармы!
Когда грянула война, стихийно пришедшая на помощь угнетённому народу, Романов, если сам и не совершал актов прямого предательства земли, то терпел явных предателей из своей родни или из числа „русских“ немцев, которыми был так тесно окружён, что даже подал повод к летучему слову: „Храбрейший в России — это царь Николай II. Он больше двух лет окружён целым штабом немецких генералов — и до сих пор не сдался!..“.
О том, что среди царской родни есть предатели, громко говорили давно.
Стоит вспомнить историю с великой княгиней Марией Павловной старшей, какая разыгралась ещё при Александре III.
В юные годы Мария Павловна своими похождениями „галантного свойства“ наполняла страницы столичной позорной хроники и даже заслужила такого привета от питерских юмористов:
Высочайшего двора —Глубочайшая…Марья Павловна — ура!..
Но лавры современной Мессалины показались недостаточными немецкой принцессе, до старости лет не научившейся хорошо говорить по-русски.
Впрочем, и неудивительно, если мы припомним, что Мария Павловна старшая — рождённая принцесса Мекленбург-Шверинская, вдова Владимира Александровича, родная тётка германской кронпринцессы Цецилии, близкая кузина Элеоноры болгарской, рождённой принцессы Рейс, равно как и принца Рейса, германского посланника в Персии, столь вредившего русским интересам в этой стране, сестра принца-консорта нидерландского и знаменитого Иоганна Мекленбург-Шверинского, немало поработавшего для восстановления балканских государств против России.
Все перечисленные лица, близкие по крови и духу Марии Павловне, старались где только можно вредить России. Несмотря на ежовые рукавицы, в которых Александр III держал своих родственников, Мария Павловна вела козни против России ещё в 80-х годах и была уличена одним из русских генералов, графом Шереметевым, представившим царю письма русской великой княгини к Вильгельму I и Бисмарку. За это Александр III выслал жену своего брата за границу, где княгиня пробыла более года.
