Почти одновременно все радостно закричали:
— Ола! Браво! Флуенсита! Лолита, станцуй флуенситу!
Руой Урреган стоял неподвижно, торжественно и прямо, посредине эстрады со скрещенными на груди руками и сверкающими глазами. Он медленно поворачивался, в то время как Лолита кружилась, пританцовывая вокруг него, подняв руки над головой и щелкая пальцами как кастаньетами.
Она танцевала флуенситу, сеньор. Танец страсти, исполняемый невестами племени «хуриллос». Тот, кто видел этот танец, запомнит его навсегда и особенно часто будет вспоминать его в старости, нуждающейся в экзотических воспоминаниях. Флуенситу танцуют только для любимого человека.
Ах! Палящий зной сельвы звучал в голосах гитар. В убыстряющемся ритме можно было услышать вопли странной, безумной страсти, которые проникали в самое сердце любого мужчины, заставляя пульс его бешено биться в такт флуенситы.
Темп музыки становился все быстрее и быстрее. Лолита кружилась вокруг жениха, не отставая от ритма гитарного звона, приплясывая ногами все быстрее и быстрее, не отрывая своих глаз от глаз Уррегана. Дрожь страстного возбуждения сотрясала в такт музыке все ее молодое тело, изогнувшееся назад, словно основание лука.
О, сеньор, видеть, как Лолита танцует флуенситу, — настоящее наслаждение, которое согревает кровь в венах неукротимым огнем молодости и любви. Даже сейчас, стоит мне закрыть глаза, я вновь могу представить себя стоящим у края эстрады, всецело захваченным волшебством этого прекрасного зрелища…
Однако все кончилось самым неожиданным образом. Внезапно брошенные через головы зрителей полдюжины американских долларов в серебряных монетах со звоном упали к ногам Лолиты.
Гитары мгновенно перестали играть. Лолита посмотрела перед собой на землю. Ее щеки покрылись краской стыда. Руой Урреган с выражением гнева на лице опустил ладони на плечи невесты и пронзительно посмотрел на присутствующих.
Вы понимаете, сеньор? Жениху и его невесте нанесли самое сильное оскорбление. Брошенные под ноги Лолиты монеты означали, что ее принимают за продажную танцовщицу, зарабатывающую себе на жизнь своими телодвижениями.
«Гринго», повернувшись спиной, уже направлялся быстрыми шагами прочь от эстрады в сторону своего лагеря. Урреган было бросился за ним, доставая спрятанный за красным поясом нож. Но сеньор Симпсон схватил его за руку и остановил. Я услышал, как он сказал на ухо жениху:
— Нет, не сейчас. За пазухой у него пистолет. Завтра утром он отправится в горы на поиски нефти.
Вот так окончилась эта помолвка, сеньор. Люди бросали недобрые взгляды в сторону лагеря «гринго». Слышались угрозы. Руой Урреган сказал несколько слов своим друзьям, и все «хуриллос» вернулись в горы, не предприняв попытки отомстить за оскорбление сына их вождя.
Рано утром мы свернули лагерь. Дела должны предшествовать удовольствиям, не так ли, сеньор?
Мы проделали в это день длинный путь, прежде чем остановиться на привал в долине. На следующий день во главе с Торстоном мы начали восхождение в горы. Примерно в полдень мы встретили на тропе двух индейцев, сидевших верхом на низкорослых лошадях. Они сказали, что им известно об американце, который ищет месторождения нефти, и что они могут помочь ему в этом.
Торстон взволнованно стал их расспрашивать, действительно ли существуют в горах эти богатые месторождения.
Индейцы подтвердили, что знают, где нефть выходит даже на поверхность, покрывая землю черной пеной, способной гореть. «Это недалеко отсюда», — сказал один из них.
«Гринго» предложил индейцам деньги за то, чтобы они проводили его к тому месту, где видели «нефтяное пятно». Они согласились, сеньор.
«Гринго» отправился в горы с теми двумя, приказав нам разбить лагерь и дожидаться его возвращения.
Мы стояли все вместе и наблюдали, как Торстон и индейцы удаляются, пока они не исчезли из вида за ближайшими холмами. Педро перекрестился и сказал разбитыми кулаком «гринго» губами: «Пусть бог ему поможет!»
Затем мы повернули обратно. С тех пор никто не видел «гринго» Торстона.
Нет, сеньор. Думаю, нет смысла ждать его возвращения. Индейцы, с которыми он ушел, были из племени «хуриллос». А у них существует неписаный закон: любой, оскорбивший женщину их племени, тем более невесту сына вождя, должен умереть прежде, чем солнце дважды опустится за горизонт.
И они неукоснительно выполняют этот закон.
Нет, нет, сеньор. Бесполезно и даже опасно искать в горах доказательства его смерти. Это было бы неразумным и для представителя страховой компании.
Закон племени «хуриллос» требует, чтобы тело врага, живого или мертвого, было намазано медом и затем положено, в первом случае в связанном состоянии, на большой муравейник. Как вы понимаете, наши огромные муравьи имеют слабое представление о делах страховых компаний и не оставляют ничего, что бы можно было опознать.
Вы говорите, Торстон был полным идиотом, когда бросил под ноги Лолиты серебряные монеты? Да, сеньор. Вы правы. Это был бы поистине идиотский поступок с его стороны.
Но вы меня не совсем правильно поняли, сеньор. Монеты бросил не «гринго». Он, конечно, был идиот. Но не до такой степени. Нет! На самом деле, он уже повернулся спиной к эстраде, когда все произошло.
Просто Торстону не следовало расплачиваться с сеньором Симпсоном серебром в американских долларах.
Горацио Кирога
Солитер
Ювелирный матер Кассим, болезненный человек, не имел собственной мастерской. Работая на солидные фирмы, он специализировался в монтировке драгоценных камней в украшения. Равных ему по мастерству найти было трудно. Бесхитростный и начисто лишенный коммерческой хватки тридцатипятилетний Кассим прозябал в бедности, горбясь над своим рабочим столом у окна.
Худосочный, с печальным лицом, заросшим черной бородой мастер, тем не менее, был женат на молодой женщине прекрасной наружности и очень честолюбивой. Воспитанная улицей, она мечтала пленить своей внешностью мужчину богатого, с высоким социальным положением. Искала такого до двадцати лет, дразня соседей и прохожих своим соблазнительным телом. Затем, боясь, что засидится в невестах, не без колебаний приняла предложение Кассима.
Однако ее мечты о богатстве остались только мечтами. Муж, искусный в своем деле — артист, можно сказать, — совершенно не обладал тем характером, который необходим, чтобы сколотить состояние. По этой причине, по обыкновению, когда он, сгорбившись, колдовал пинцетом над украшениями, она, опустив голову на ладони и подперев ее руками, мрачно и долго смотрела на него, время от времени поглядывая в окно на какого-нибудь разодетого франта, который мог бы, как ей казалось, стать ее мужем вместо неудачливого ювелира.
Сколько бы Кассим не зарабатывал, он все отдавал ей. Трудился без выходных по вечерам, чтобы у жены были дополнительные деньги. Кассим часто работал по ночам, поскольку Мария хотела — и с какой страстью хотела! — чтобы у нее была красивая брошь. Через какое-то время мастера начал мучить кашель. Заболело в боку. Но у Марии появилась золотая брошь с россыпью мелких бриллиантов.
Постепенно она под влиянием ежедневного знакомства с драгоценными камнями заинтересовалась ими. Стала увлекаться и тонким процессом изготовления украшений.
Но, когда Кассим заканчивал работу над какой-нибудь вещицей и ее нужно было отдавать заказчику, Мария горько сетовала, что драгоценность не для нее. И еще более разочаровывалась в своем замужестве. Женщина примеряла на себе готовое изделие, подолгу вертелась перед зеркалом, затем клала драгоценность на стол мужа и уходила в свою комнату. Мастер отрывался от занятий, слыша ее рыдания, входил в комнату жены, пытался ее успокоить, но она не хотела его и слушать.
— Делаю все, что могу, ради тебя, — говорил он с грустью.
В ответ рыдания усиливались, и несчастный муж медленно возвращался к своему столу.
Скандалы участились настолько, что Кассим уже не вставал, чтобы успокоить жену. Утешить ее. Но как? На этот вопрос мастер не находил ответа и продолжал трудиться в надежде на крупный заказ.
Мария все более разочаровывалась в муже. Его нерешительность и молчаливость раздражали. Она все неприязненнее воспринимала его кажущееся невозмутимое спокойствие.
— Не мужчина ты! — цедила Мария сквозь зубы.
Плечи Кассима при этих словах вздрагивали и сутулились, но ловкие пальцы не переставали заниматься своим делом.
— Ты не чувствуешь себя счастливой со мной, Мария.
— Счастливой?! Да как тебе не стыдно говорить такое! Ни одна женщина не может быть счастливой с тобой! Ни одна, даже самая худшая! Черт бы тебя побрал! — кричала она, нервно смеясь. А затем уходила в спальню.
Однажды Кассим проработал до трех часов ночи. Проснувшаяся утром жена взяла готовое изделие, искрящееся и переливающееся разными цветами. Долго смотрела на украшение с полуоткрытыми губами.
