– Точно? – куксился Шпагин.
– Точно! Такая гадость, это убожество! Еще раз рук бы не хотелось о него марать.
Коллега передернулся от воспоминаний и ушел к себе, а Шпагин принялся мерить шагами кабинет, время от времени бросая сердитый взгляд на холст.
Портрет, когда его привезли, он поставил на подоконник. Распахнул пошире шторы, пристроил поудобнее, включил свет, позвал сослуживцев. И попросил получше всмотреться.
– Может, какие-нибудь ориентировки были? Может, кто приметы описывал. Может, какое-нибудь происшествие с его участием? Может, заява у кого под стеклом лежит?
Он не надеялся на успех, все еще подозревая художника во лжи. Мало ли кого тот мог нарисовать! Может, собутыльника. Может, соседа какого своего, которому решил нагадить.
И жестоко ошибся.
Изображенный оказался личностью знаменитой. В нем без труда опознали Шелестова Андрея Ивановича, пятидесяти трех лет от роду, кличка Шелест. Большую часть жизни, начиная с шестнадцати лет, тот провел в местах лишения свободы. Сидел за кражи, грабежи, нападение на прохожих. Было даже подозрение в убийстве, но не смогли ему инкриминировать за недостаточностью улик. Но и без того хватало.
– А он сейчас точно на свободе? – все еще цепляясь за соломинку, запросил данные на Шелестова Шпагин. – Может, он сидит! Может, наш художник намалевал его лет десять назад, а теперь за портретом этим прячется.
Не прятался. И малевал недавно. Шелестов три месяца, как освободился. И по имеющейся информации, поехал на постоянное место жительство к своей сестре. А сестра его проживала как раз в этом городе.
– Черт, черт, черт!!! – бушевал под вечер в своем кабинете Шпагин, буравя взглядом ненавистную рожу на холсте.
Не будь портрет приобщен к делу, он бы исполосовал его в клочья ножом, которым в обед нарезал колбасу и хлеб. Но нельзя! Сам настоял на изъятии из квартиры художника при понятых.
Идиот!
Шпагин обхватил пятерней горевшее от бешенства лицо. Что ему теперь делать, с чего начинать, он не представлял.
Нет, он, конечно же, сразу, как получил всю необходимую информацию, послал людей по адресу прописки сестры Шелестова. Но там был полный облом.
– Не было, и не приезжал! – отрезала сестрица, просунув в дверную щель опухшую физиономию.
Пила она, со слов соседей, безбожно. Со слов тех же соседей, никаких контактов с братом у сестрицы не случалось в последние лет семь. До этого как-то появлялся несколько раз. Но, напившись, близкие родственники непременно начинали драться, и сестрица зареклась братца пускать на порог. И по сведениям, даже не писала ему на зону и не слала посылки.
Но на слово ей, конечно, не поверили и квартиру досмотрели.
Шелестова не было. И следов его пребывания тоже. Дама жрала водку одна, о чем свидетельствовал один стакан на столе, одна вилка в консервной банке и одна тарелка с заветренной картошкой. Обгрызенный соленый огурец, плавающий в мутном рассоле, тоже был один.
– Объявлять его в розыск по подозрению в убийстве только потому, что какой-то мазила срисовал его и объявил убийцей, мы не можем, – рассуждал часом позже начальник Шпагина, задумчиво покручивая в руках пустой мундштук, он бросал курить. – К тому же мазила этот сам под подозрением.
– Так точно, – вздыхал Шпагин.
Ему было очень тяжело докладывать сегодня обо всем начальству. И это после того, как он торжествовал победу! После того, как считал дело почти раскрытым! И после того, как сегодня-завтра собирался передавать дело в суд!
– Ты, Шпагин, особо не расстраивайся, – хмыкнул проницательный начальник. – В нашем деле ведь лучше тысячу раз перебдеть, так ведь?
– Так точно! – Шпагин выпрямил на стуле спину, размышляя, вскакивать по стойке смирно или нет.
– Во-оот… Отмахнемся от показаний художника, повяжем его по полной, а вдруг он не врет?! – Он поднес к носу пустой мундштук, за годы впитавший в себя никотин, глубоко втянул запах. – С другой стороны, вдруг врет? Мы станем этого Шелеста везде искать, а он, может, встал на путь исправления и работает токарем где-нибудь в токарной мастерской. Так ведь?
– Так точно, – с сомнением согласился Шпагин.
Представить себе Шелестова токарем он не мог. Человек, почти тридцать лет отсидевший, горбатиться на дядю не станет, западло ему.
– Я тоже не верю в это, Игорек, но… – рассмеялся начальник и предостерегающе поднял мундштук. – Тут надо очень осторожно. Сейчас ведь чуть что, все звонят по телефонам «горячей» линии! Даже такая падла, как Шелест, может позвонить. Ему, конечно, не поверят, но проверку пришлют. А у нас в вещдоках его харя, маслом писанная. Тут надо о-очень осторожно, Игорек, очень! Сомнения меня берут насчет Шелеста…
Он глянул за окно и на минуту отвлекся. За окном стоял весенний теплый вечер. Мягкий ветер еле шевелил распушившиеся листвой ветки, и полковнику чудился сквозь стекло запах этой сочной молодой зелени. Облака в небе застыли, подсвеченные заходящим солнцем, и казались нарисованными. В такой-то вечер разве в грязных делах возиться? В такой вечер хорошо бы взять под руку принарядившуюся супругу, прогуляться с ней по парку, что рядом с домом. Парк большущий, словно лес. Народу вечерами там гуляет полно. Весело, нарядно, празднично, даже в будни. Или посадить ее в машину и укатить с ней за город. И провести вечер за прекрасным тихим ужином в каком-нибудь милом уютном местечке. Хорошее вино, европейская кухня, непринужденный разговор, счастливый смех, покой и радость в любимых глазах.
Как же давно этого не было в его жизни!!! Как же долго, всю свою сознательную жизнь, он только тем и занимается, что разгребает чужое дерьмо, чтобы люди могли спокойно гулять по паркам, бульварам, скверам. А для него… для него кто это сделает?! И главное, когда?!
– Ох-хо-хо… – полковник глянул на притихшего Шпагина. – Ты мне вот что, Игорек, скажи, погибшая подруга нашей фигурантки ведь не была ограблена? Я ничего не путаю?
– Никак нет! – ответил Шпагин. – Кредитки, кошелек, телефон, все на месте.
– Во-от! Что еще? Украшения?
– Перстень на пальце, серьги, все цело.
– Во-от! И квартира фигурантки не была ограблена. Так?
– Так точно!
– И как тогда мы сюда Шелеста привяжем?! Какого хрена он убил тетку, если ничего с нее не снял?! – вытаращился полковник. – В хате не пошарил, кошелек не прихватил! Ладно кредитки, тут я еще его понял бы, не каждый уважающий себя вор их возьмет. Это же след! Но кошелек… Опять же в доме не пошарил. Чего он тогда пошел за ней? А он пошел зачем-то. Если пошел, конечно. Зачем?! Что-то же ему было нужно! Что? Шелест у нас кто? Он не гопник, не идиот. Он грабитель со стажем. Если решился на убийство, значит, было ради чего. Чего ради?! Вот ты, Шпагин, можешь мне ответить на эти три вопроса?
Игорь отчаянно моргал, суматошно вспоминая.
Блин, он пропустил эти три вопроса! Он так же, как начальник, засмотрелся на тихий вечер за окном. И так же, как он, позволил себе минуту помечтать об ужине за городом. И в кино даже сходил бы, если что! Он сотни лет не был в кино! И сходил бы с удовольствием на любой фильм. А после сеанса, вырываясь на волю из душного зала, вдыхал бы с наслаждением чудный весенний воздух, не сравнимый ни с чем. Липкие почки тополя, прелые листья, сметенные в кучи у бордюров, прибитая коротким дождем пыль, дымок чьих-то далеких костров. Это повторялось из года в год, но каждый раз без него.
– Зачем он пошел за ней – первое, – загнул мизинец правой руки полковник. – Что ему было от нее нужно – второе. И что он у нее взял – третье. Если ответа не будет ни на один из этих вопросов, значит, Шелеста там не было, Шпагин.
– А если он выполнял чей-то заказ? – предположил Игорь, тщательно выметая сладкие грезы о дивном весеннем вечере.
– Исключено, Игорек! В пятьдесят три квалификацию не меняют. Если Шелест там был, значит, по делу. По своему делу! Он одиночка! Он бы вообще под расстрел в прежние времена попал, если бы с кем-то работал. Помню я эту сволочь, хорошо помню. Нет, Игорек, если Шелест там был, значит, какой-то меркантильный интерес у него там имелся. Если интереса не было, значит, не было и его. Ищи, дорогой! У тебя два дня! Если не найдешь, предъявим обвинение художнику. Так что его свобода на твоей совести. Ступай.
Шпагин вскочил со стула, встал, как положено, и чуть не захныкал, согласно при этом кивая в такт словам начальника.
Что искать и где, он понятия не имел. Все вещи подруги Маша опознала. Не пропало ничего!
– Подруга могла чего-то и не знать, – проворчал в спину подчиненному полковник, прежде чем за тем закрылась дверь. – Побывай у нее на работе.
Шпагин там был и не раз! Но он промолчал, застряв в дверях. И опять так же согласно кивая.
– И это… Кредитки-то были на месте, да. А вот что на тех кредитках? В банках надо бы распечатки взять. Этим ведь никто не занимался? Нет, конечно.
А вот этим нет, не занялись! Раз все вещи, деньги и ценности на месте, то и заморачиваться не стали. Расследование пошло по иному пути. Все завязали на звонках Марии, сочтя это тайной угрозой. И это не привело ни к чему.
