нашел несколько пустых мест, что, фотографии выпали или ты их сама вынула? – спросил Джек.
– Сама вынула, там были мои молодые люди, с которыми я рассталась, – ответила Хизер.
Джек не нашел в альбоме никого, кто мог бы, с его точки зрения, быть ирландским другом Хизер; он решил, что ирландец, видимо, не любовь всей ее жизни, но спрашивать не стал, а раскрыл альбом там, где Хизер и Уильям вместе играют в Центральном баре.
– Я был там вчера, решил посмотреть, где ты играешь на флейте.
– Я знаю, тебя заметил один мой приятель. Почему ты меня не позвал с собой?
– Я бродил по Литу, искал места, про которые мне рассказывала мама, – сказал Джек и открыл альбом там, где Уильям в перчатках. – Так что с папой? Я имею в виду, помимо артрита.
Хизер положила голову Джеку на плечо, он взял ее за руку и поставил чашку с чаем на столик. Альбом лежал у него на коленях, раскрытый, папа словно глядел оттуда на них обоих.
– Я хочу сыграть тебе что-нибудь на Старике Уиллисе, в Старом соборе Святого Павла, – сказала Хизер, – подготовить тебя немного.
Они посидели так некоторое время.
– Ты не хочешь чаю? – спросил Джек.
– Я делаю именно то, что хочу, – сказала она. – Я хочу целую вечность сидеть вот так, положив тебе голову на плечо. Я хочу обнимать тебя, целовать, бить со всей силы кулаками по физиономии. Я хочу рассказать тебе про все неприятности, которые со мной случались, особенно про те, которых я могла бы избежать, будь ты тогда рядом. Я хочу рассказать тебе про всех мальчиков, от которых ты смог бы меня защитить.
– Я с тобой, делай все, что хочешь, – сказал Джек.
– Покамест ограничимся тем, что есть, – ответила Хизер, – а то ты торопишься. Нельзя бежать впереди паровоза.
– Ты говорила, у папы невроз навязчивых состояний. Что это такое?
Хизер сильно сжала ему руку и ударила головой по плечу несколько раз. Ей пришлось продать квартиру на Марчмонте, в которой жил Уильям и в которой она выросла.
– Там в основном студенты живут, но и кое-какие преподаватели тоже, – сказала она.
Ах, если бы она смогла там остаться, это было бы идеально! Но ей пришлось продать квартиру и найти что-то подешевле.
– Чтобы оплатить папину больницу? – спросил Джек.
Хизер кивнула – еще один удар головой по плечу. Почти все ее вещи сданы на хранение, как и все вещи Уильяма.
– Давай я куплю тебе квартиру, – предложил Джек.
Она заглянула ему в глаза.
– Нет, так нельзя, – сказала она. – То есть ты, конечно, можешь это сделать, но так будет неправильно. Я не хочу, чтобы ты делал что-то за меня, – мне достаточно, если ты поможешь мне с ним.
– Я помогу, но ты так и не сказала мне, что я должен сделать.
Хизер отхлебнула из чашки, не выпуская руки Джека; она положила ее себе на колени и стала рассматривать.
– У тебя такие же маленькие руки, как и у него, только пальцы короче. Для органа твои руки бы не подошли, – сказала она и приложила свою ладонь к ладони Джека; ее пальцы были длиннее. – У него каждый квадратный сантиметр тела покрыт татуировками, – продолжила она, не отрывая взгляда от своей и Джековой ладони, – даже ступни, даже пальцы ног.
– И руки? – спросил Джек.
– Нет, руки остались белые, так же как лицо, шея и пенис.
– Ты видела его пенис или он тебе рассказал, что не делал там татуировок?
– Ты удивишься, если узнаешь, сколько людей на свете видели папин пенис, – улыбнулась в ответ Хизер. – Ты и сам его увидишь рано или поздно, это неизбежно.
Она приготовила отдельный фотоальбом для Джека, поменьше, размером с небольшую книгу; фотографии были примерно те же, что и в большом, но фотографий мамы Хизер класть туда не стала – только свои и папины. Они все сидели вместе, смотрели на фотографии.
– Я мог бы выучиться кататься на лыжах, – сказал Джек, – тогда мы сможем кататься все втроем.
– Нет, вдвоем, ты и я. Папины горнолыжные подвиги остались в прошлом.
– Он разучился кататься?
– Когда ты его впервые увидишь, ты не заметишь в его поведении ничего странного, ровным счетом ничего, – ну разве только решишь, что у папы немного эксцентричный характер, – сказала Джеку сестра; она сняла очки и коснулась своим носом носа Джека. – Вот с такого расстояния я могу видеть тебя четко без очков, – сказала она и стала постепенно отдаляться от него; когда между их носами стало сантиметров десять-пятнадцать, она надела очки. – А вот с этого расстояния без очков ты уже кажешься пятном. В общем, когда ты его впервые увидишь, он так себя будет вести, что ты подумаешь, какие проблемы, его можно взять с собой в Лос-Анджелес и хорошенько там повеселиться. Ты решишь, что я отдала его в сумасшедший дом из жестокости или чего-то в этом роде, но это не так – он не может вести самостоятельную жизнь, он нуждается в ежедневном уходе, и в больнице это умеют делать. Они знают, что надо и как. Ты даже в мыслях не держи, что сможешь за ним ухаживать, – нет, это могут только врачи. Если уж я не могу с ним справиться, то ты и подавно. Пойми, папа сейчас именно там, где ему полагается быть; поначалу тебе покажется, что это не так, но потом ты поймешь, что я права.
– Я понял, – кивнул Джек, снял с сестры очки и коснулся своим носом ее. – А ты не своди с меня глаз. Я верю тебе.
– Я полжизни провела, разглядывая твое лицо крупным планом.
– Я не могу наглядеться на тебя, Хизер.
Она запустила руку в волосы, затем вытерла губы тыльной стороной ладони. Джек узнал жест – это кадр из «Последнего автостопщика»,
