клана Шиин. А вот в Стране Ветра своя собственная школа, пусть находящаяся в упадке на фоне классических искусств шиноби и марионеточного мастерства. Но, вообще, она уникальна и самобытна, позволяла обходиться без классических ручных печатей и давала еще ряд разных преимуществ. Правда, имела и недостатки, иначе не была бы такой непопулярной.
— Мне кажется, он поет о себе, — внезапно озвучил свои мысли обычно несклонный к подобному Чирику. — Может, он был из тех северных дворян, которые потеряли все и начали продавать свою жизнь, не в силах просто расстаться с ней. Может, он успел попасть в лапы похотливой дочки феодала, любящего человеческую кровь нукенина, оказаться в лабораториях Анбу…
— Слушай, тебе бы с такой фантазией романы писать, — скептически хмыкнув, сказал я. — Своим мечтам нужно давать возможность воплотиться хотя бы на бумаге. А то смотри, иначе с катушек съедешь и начнешь храмы в городе подпаливать.
— Это не мои фантазии, — грозно свел брови парень. — Эти истории я слышал на днях у базара. Может, они и лживы, но все равно причины их появления быть должны.
— Ну, логика в твоих словах имеется, — не стал я спорить с Чирику.
Тем более что он и в самом деле мог быть прав. Этот шиноби явно пел о своей жизни, которую он, как и иные ниндзя, фактически выставлял на продажу. Таких разочаровавшихся в своей прошлой жизни шиноби сейчас хватает. Не сумевшие найти себя в обычной жизни жители демилитаризованных какурезато, вроде Югакуре, беглецы из разрушенных малых селений. Все те, кто не становится нукенинами, но может жить среди обычных людей. Такие, если задерживаются в этом мире, часто спиваются, что, наверное, и происходило постепенно с Цунаде в каноне, либо находят утешение еще в чем-то. И хорошо, если это музыка или писательство.
И в моем прошлом мире у ветеранов боевых действий были большие проблемы с возвращением к мирной жизни, а тут шиноби ее и не знали никогда, по сути-то. Мир был только лет десять-пятнадцать, с приходом эпохи какурезато, и то этот промежуток можно считать лишь небольшим перерывом между войнами кланов и началом мировых войн.
— Ладно, идем, что ли? — предложил я, глядя в облачное небо. — Вечереет, скоро будет наша стража.
— Да, идем, — согласился Чирику, начав копаться в кармане за пазухой. — Сейчас…
Достав нанизанные на шнур медные монеты, монах ловко снял пару кругляшей и направился к певцу.
— О, даже так, — удивился я, следуя за парнем.
— Жизнь странствующих слепых музыкантов тяжела, — пояснил Чирику. — Мне же деньги особо не нужны.
Сказав это, он кинул монеты в футляр из-под сямисэна и посмотрел в сторону дворца, прикидывая, как половчее туда пробраться и не завязнуть случайно в городской толчее. Я, окинув взглядом благодарно раскланивающегося бывшего шиноби, покачал головой и, порывшись в карманах, тоже выудил ему пару медяков. В конце концов, пел он и в самом деле душевно.
— Не так уж и плоха жизнь у них, — поправил я Чирику, догоняя монаха. — Он наверняка либо в Тодо-дза, либо в Мосо-дза. В столице без прикрытия гильдии простые бродяги бы не решились исполнять песни.
— Может… Но не из Мосо-дза точно, — подумав, ответил мне Чирику. — Мосо-дза это при Храме Огня и храме Шести Путей гильдия. Они подобных песен бы не пели, у них героические эпосы, сутры и все, что причисляют к высокому искусству. Это Тодо-дза да Гозе-дза не чураются новшеств, — замолчав еще на пару секунд, монах негромко добавил: — Говорят, эти гильдии поддерживает храм Камигё из Отомуры и храм Восьми Великих Царей-Драконов.
— Восемь драконов — это те монахи из Храма огня, которые на север ушли и к Инари примкнули? — изобразил я интерес.
— Они самые, — хмуро подтвердил монах, уверенно шагая вперед.
— Тогда понятно, почему он так душевно поет, — подтрунивая над Чирику, заметил я.
Чирику мне не ответил, только еще более грозно свел брови. Мне до этого уже традиционно не было дела. Я больше думал над тем, что, похоже, часть финансирования этих самых Тодо-дза и Гозе-дза расходуется не совсем так, как я планировал. Эти две гильдии слепых музыкантов, в первую входили только мужчины, босама, а во вторую только женщины, годзэ, были мной выбраны когда-то в качестве рупоров пропаганды Воли Дракона и идей Страны Звука на материке. В целом это был идеальный способ. Организовать гильдии из странствующих слепых и слабовидящих музыкантов, когда одной из знаковых фигур Рюджинкё является Отохиме, было логично, просто и это не встречало непонимания и сопротивления у людей. Тем более что аналогичная гильдия, Мосо-дза, уже была.
Предполагалось, что мои гильдии будут мягко привлекать к Воле Дракона население, и это у них вполне неплохо получалось. Но если этот бывший шиноби с сямисэном тоже из Тодо-дза, то песни его совсем не похожи на те, которые я предполагал бы услышать из уст певцов Тодо-дза.
Хотя с другой стороны, если рассматривать их как антипропаганду нынешней жизни шиноби, то тогда они вполне вписываются в концепцию. Гм. Ладно, допустим. Тогда пока ответственные за гильдии люди могут спать спокойно.
— Душевно, душевно, — сердито повторил Чирику. — Ты опять меня донимать начнешь?
— Так тебе же нравится, — хмыкнув, поравнялся я с монахом.
— Нисколько.
— Врать нехорошо. Я ж помню, с чего наше знакомство началось, — наставительно произнес я. — Все меня расспрашивал про Рюджинкё, словно я много о нем знаю. А вот почему ты сам в храм Хачидайрюо не направился вместе с другими монахами? Там бы все и разузнал. Да они вообще еще в Храме Огня должны были все разболтать, раз такой большой группой ушли.
— В храм Хачидайрюо я не отправлюсь, — уверенно ответил Чирику.
— Э? Чего так?
— Это будет нарушением моих обетов, — коротко пояснил монах.
— В смысле?
— Я не изменю Сензоку и их заветам.
— Так я же и не заставляю, — удивленно посмотрел я на спутника. — Или ты боишься, что там тебя на темную сторону переманят, что ль?
— Да. Я еще слишком слаб, — к моему удивлению, не стал отнекиваться Чирику и признал мою правоту. — Бансай умеет произвести впечатление. Когда он покидал храм, то сумел во многих душах посеять семена сомнений. Я еще
