Захаров слушал рассеянно, вроде бы давая понять, что подробности его не интересуют. Спросил:
— Письмо Жукова получено?
— Да, — нахмурился Белов.
— Товарищ Жуков требует прорваться на Вязьму немедленно и любой ценой. Почему не выполняете?
— Я как раз и говорю о том, как это указание выполняем.[63]
— Один ваш полк уже выходил на Варшавское шоссе. Но был отброшен. Почему? — напирал Захаров.
— Потому, что Варшавское шоссе — это коридор за ледяным валом, там противник свободно маневрирует на хорошей дороге мотопехотой и танками. А у меня танков нет. Немцы не жалеют боеприпасов, а мы распределяем снаряды поштучно. И еще. Враг бьет с воздуха, а наши истребители сюда не летают. Далеко.
Видя, что Захаров не воспринимает его доводов, Белов — умолк. А Захаров обвел взглядом людей, находившихся в горнице, произнес, обращаясь не столько к Белову, сколько к ним:
— Командира полка, отступившего от шоссе, — расстрелять.
Тишина. Потом негромкий сдержанный голос Белова:
— Полк сделал все, что мог. Его отбросили превосходящие силы.
— Я сказал — расстрелять! Пусть знают, что пощады не будет, — жестко повторил Захаров.
— Передадим дело в трибунал.
— Никаких трибуналов! — сорвался на крик Захаров. — К стенке!
Чтобы как-то разрядить накалившуюся атмосферу, шагнул вперед высокий, худой комиссар кавкорпуса Щелаковский. Заговорил о том, что войска не имеют не только боеприпасов, но и продовольствия. Держатся за счет населения. За спиной группы очень плохие дороги, а кавкорпус — соединение подвижное, у него нет тылов, специальных транспортных подразделений… Хотел как лучше комиссар, но, сам не зная того, лишь подлил масла в огонь, напомнив Захарову о неприятностях, которые были только что испытаны им на этих самых дорогах.
— У вас люди бездельничают, с девками пляшут, а вы жалуетесь! — вскипел Захаров. — Почему заносы, почему не расчищаете?! — ткнул он пальцем в широкую грудь Кононенко, глядя на майора белесыми ненавидящими глазами. Нашел опять козла отпущения, как недавно капитана возле моста.
— Я начальник разведки, за дороги не отвечаю.
— Уклоняешься? Встречать ездишь?! А кто отвечает? Никто?
— Я начальник разведки, — громче повторил майор.
— Молчать! Саботажник!
И тут Кононенко не выдержал:
— А вы на меня не орите!
— С кем говоришь? Под трибунал пойдешь!
— А ты не пугай! Пугливых здесь нет!
Кононенко напрягся, подавшись вперед, будто готовясь к прыжку. Захаров, отшатнувшись, царапнул пальцами кобуру. Но не успел еще раскрыть ее, а разведчик уже выхватил свой пистолет. Дальнейшее свершилось мгновенно, многие из находившихся в комнате даже не поняли, что и как произошло. Белов бросился к Кононенко и встал перед ним, я шагнул к Захарову, двумя руками схватив его сильную руку на кобуре. Комиссар Щелаковский вырос между мной и Беловым — третьей преградой. И дал команду:
— Все свободны! Все до одного! Быстро, товарищи, быстро!
Вместе со всеми оказался за дверью и Кононенко, вытесненный Беловым. Я почувствовал, как ослабла и безвольно повисла рука Захарова. Вспышка прошла, Захаров опустился на лавку. Все четверо молчали. Слышалось только тяжелое дыхание, и с улицы доносились звуки гармошки. Первой мыслью моей было: не надо раздувать конфликт. Начнется расследование, нервотрепка, пострадают люди из-за чиновного дуролома. И сказал тоном, не допускающим возражений:
— Здесь ничего не было… Павел Алексеевич, прошу вас, докладывайте обстановку.
Белов благодарно посмотрел на меня и продолжил свое сообщение, стараясь говорить спокойно и ровно. Мы со Щелаковским делали вид, что внимательно слушаем. Вынужден был слушать и Захаров, хотя и сопел тяжело, недовольно. Раздумывал, наверно, замять ли дело или дать официальный ход? Обязанности «толкача», «пикировщика» да и сама натура его требовали вроде бы обострить ситуацию, «нагнать страха» на всех, но нас-то тут было трое, а он один. К тому же осторожничал, чувствуя по моему поведению, по очень уважительному отношению ко мне Белова, что за мной стоит большая сила. Ни до чего не додумавшись, посопел да и ушел отдыхать в отведенный для него дом, бросив с порога:
— Утром разберусь.
Ничего хорошего это обещание и тон, которым оно было высказано, Белову не сулили. Тем более что вот-вот должен был прибыть грузовик с охраной и помощниками Захарова, что несомненно придаст ему самоуверенности. Однако январская ночь длинна, а Белов со своими войсками как раз и привык действовать в темное время суток, маскируясь от авиации. За ночь два лыжных батальона, одни стрелковый полк и 57-я легкая кавдивизия продвинулись по снежной целине вдоль речки Пополты и перехватили Варшавское шоссе. Образовался «коридор». Небольшой, километра три. Но этого было достаточно, чтобы шоссе пересекли основные силы 2-й гвардейской кавдивизии генерал-майора Осликовского и сабельные эскадроны 75-й легкой кавдивизии. Значит, войска Белова выполнили приказ и пошли на Вязьму. Как, каким образом — эти подробности при успехе остаются обычно вне интереса вышестоящего начальства.
Утром немцы подбросили к месту прорыва пехоту на автомашинах, подтянули танки, враг простреливал весь «коридор», в светлое время двигаться там не было никакой возможности, но факт оставался фактом: полки двух кавдивизий через шоссе перешли, а на следующую ночь Белов готовил прорыв основных сил своей группы. Тут только не мешать бы ему, многоопытному талантливому генералу поля боя. Но «пикировщик»! Он же обязательно будет соваться туда, где от него никакой пользы! Предвидя это, я рано утром, пока Захаров отдыхал, навязал разговор Павлу Алексеевичу Белову: как он намерен локализовать Захарова? И еще раз убедился в том, насколько рассудителен и решителен Белов, которого многие руководители, оценивая по манерам, по интеллигентности (матом хлестать не умел!), считали слишком мягким для военачальника. Сказал же он следующее:
— Терпеть вмешательство Захарова в конкретные дела не намерен. Командую группой войск и кавалерийским корпусом я. Должности наши примерно равны.
— Так, так, — это было любопытно.
— По званию мы оба генерал-лейтенанты. Но полную ответственность за все действия несу я. Могу принять от Захарова только советы, не более.
— А конкретно — что вы намерены? Вот он придет и начнет распоряжаться…
— Пресеку, — сказал Белов. — Обезоружу его и охрану. И в сопровождении эскадрона выдворю за пределы моей группы.
— Превосходно! По-рыцарски благородно, по-генеральски категорично, по-интеллигентски умно.
— Смеетесь, Николай Алексеевич.
— Ни в коем разе, все правильно. Но как оценит Жуков? Он доложит товарищу Сталину просто: этот самый Белов зазнался до того, что дал пинком под зад заместителю командующего фронтом.
— А вы?
— Я могу только сказать, что это аллегория, что физического пинка в зад генерал Захаров не получал. Верховный, конечно, спросит, заслуживал ли? С моей точки зрения — вполне. А вот как отреагирует товарищ Сталин — ручаться не могу.
— Спасибо за объективность, — чуть наклонил голову Павел Алексеевич. — Но есть ли другой вариант?
— Есть, — ответил я. И, движимый расположением к симпатичному мне человеку, объяснил, что надо сделать.
Выспавшийся, бодрый, агрессивно настроенный Захаров явился в штаб Белова в девять утра. Павел Алексеевич встретил его спокойно, с достоинством, уважительно. Я сидел в углу горницы, грея спину у вытопленной печки, Белов сообщил заместителю комфронта о достигнутых за ночь успехах и посвятил в ближайшие планы. Они были таковы. Первый эшелон группы войск, возглавляемый генералом Осликовским, продолжает за Варшавским шоссе движение на Вязьму. С наступлением темноты шоссе пересечет второй эшелон в составе 1-й гвардейской кавдивизии генерала Баранова, 57-й и 41-й легких кавдивизий. Вместе с ними пойдет штаб корпуса с разведдивизионом и другими подразделениями — до пятисот человек. Естественно, и Белов, и комиссар Щелаковский. А все остающиеся пока на месте части, которым надлежало удерживать линию фронта, защищать и расширять «коридор», что было особенно важно — все эти части Белов предложил объединить под командованием… Захарова, поскольку других генералов поблизости не было, а обстановка исключала всякое промедление. Думаю, от этого предложения короткие волосы Захарова, видимо, брившегося до недавних пор наголо «а-ля Тимошенко», встали дыбом, как колючки у ежа. На минуту он лишился дара речи, представив себе перспективу. Слева от группы Белова огромная дыра, 10-я армия генерала Голикова далеко отстала. Справа неизвестность возле Юхнова: подошла туда 50-я армия генерала Болдина или нет? Определенность только в тридцатикилометровой полосе группы Белова. Но если Белов уйдет в прорыв, то надо нести ответственность за «коридор» на шоссе, надо думать о голых флангах (хотя именно командованию Западного фронта надлежало об этом заботиться). Но одно дело указывать, требовать, руководить сверху или сбоку, а другое — взять все на себя.
