Да, политические соображения возобладали тогда над военной целесообразностью. На следующий день директива о всеобщем наступлении и директива Верховного Главнокомандующего о том, как вести боевые действия, были отправлены в штабы всех фронтов. Силы наши были распылены по трем направлениям, а в результате ни на одном из них мы не добились намеченной цели. Хотя в центре, у Жукова, большая победа в январе — феврале была близка, очень близка. Не хватило десятка стрелковых дивизий и нескольких танковых бригад. Конечно, история непоправима, но извлекать уроки из нее все-таки надо. А еще пишу об этом для того, чтобы показать, какие характеры и как сталкивались в высшем руководстве, почему вскоре после войны подвергнется гонениям Жуков, а среди «врагов народа» окажется талантливый экономист и организатор производства Николай Алексеевич Вознесенский. Ему припомнят все, в том числе и выступление на заседании, о котором рассказано здесь.
4
Скривил бы душой, утверждая, что отправлялся на передовую охотно. Осенью, пока не началось наше контрнаступление, было не до сомнений, не до колебаний: нужно или не нужно. Работали на пределе. Многие очень устали, в том числе и те, кто был значительно моложе меня. Выдохся, поддался болезням даже такой крепыш, как Жуков. Нуждался в отдыхе Шапошников, не щадивший остатков здоровья. Об отдыхе думал и я. А вот Сталин переживал особый подъем душевных и физических сил, был полон энергии. Он и Василевский казались совершенно неутомимыми, совместная работа все больше сближала их.
Иосиф Виссарионович не часто тревожил меня, советуясь лишь по оперативно-стратегическим вопросам, нащупывая, определяя перспективы. Зато Борис Михайлович Шапошников особенно стремился использовать тогда мои возможности… В жизни вообще, а на фронте в особенности бывает так: плохое событие, чрезвычайное происшествие есть, а виновных, допустивших оные по злому умыслу, нет. На войне зачастую война виновата. Но соответствующие органы обязаны расследовать, выявить, наказать. И летят головы… Милейший Борис Михайлович считал, что есть два человека, которые не только способны объективно, доброжелательно разобраться в событиях, но твердо отстаивать свою точку зрения, в том числе и перед Верховным Главнокомандующим. В чью непредвзятость Сталин верит и с чьим мнением считается. Это Василевский и я. Думаю, что и сам Шапошников был в этом отношении третьим по счету и, может быть, первым по авторитету. А поскольку Василевский постоянно нужен был Сталину по всем текущим делам, безотлучно находился при Верховном, то для разбора сложных, неформальных вопросов, требовавших самостоятельных, ответственных решений, Борис Михайлович привлекал меня. Сталина это устраивало. Освобождалось его время. К тому же решение, принятое не им, в случае необходимости можно было пересмотреть. И брал он себе на заметку, как можно, подходить к событиям не строго официально, а по-доброму, по-русски, по совести. Хотя события были разноплановые, разновеликие, но даже самые, казалось бы, незначительные из них, чуть ли не полуанекдотические, могли обернуться для некоторых товарищей очень крупными неприятностями.
23 января 1942 года Совинформбюро торжественно объявило о том, что войска Северо-Западного фронта освободили несколько городов, в том числе важный опорный пункт город Холм. Я обрадовался, услышав сообщение по радио. Наконец-то! Напряженные бои за Холм вели несколько дивизий 3-й ударной армии, в том числе довольно сильная по составу 33-я стрелковая дивизия полковника А. К. Макарьева. Восстановленная осенью после выхода из окружения, эта дивизия получила хорошее пополнение — на командирские должности туда были направлены из Москвы слушатели военных академий. И вот, значит, успех. Однако радость была недолгой. Через два дня меня пригласил к себе Борис Михайлович. Выглядел он несколько смущенным. Сказал:
— Только что у Верховного пережил несколько неприятных минут. Холм не взят. Бои по-прежнему в окрестностях и на окраинах. Кого-то черт дернул за ниточку, поторопились сообщить. А немцы кричат теперь на весь мир о лживости советской пропаганды. С конкретным примером. Раздувают ажиотаж и, значит, будут держать этот город… Верховный, как понимаете, очень недоволен. Требует выяснить, и наказать… Если поедет специальная комиссия, она там накопает… Я заверил, что разберемся сами… Теперь, Николай Алексеевич, многое зависит от вас. Как вы?
— Самое простое — проверить цепочку донесений.
— Я понимаю, голубчик, но лучше посмотреть на месте. Это не очень далёко и займет два-три дня. Судьбы ведь человеческие.
Что тут возразишь, как откажешься?! Совесть потом замучает. Я, разумеется, поехал и правильно поступил, лишив, таким образом, особые органы возможности вынести скорый и строгий вердикт по фактам, казавшимся несомненными. Нет, я вовсе не собирался защищать кого-то, если была сознательно или злостно запущена дезинформация. Не могли рассчитывать на большое снисхождение и разгильдяи, допустившие оплошность. Но уже одно то, что узелок пытается развязать представитель Верховного Главнокомандования, весьма умеряло пыл тех, кто ищет не истину, а материал для обвинения, демонстрируя энергичные действия и тем самым показывая свою важность, необходимость. А мне, как профессионалу, кроме всего, интересно было понять, что же произошло.
Принялся разматывать клубок сверху. Вот оперативная сводка Северо-Западного фронта № 41/ОП за 20:30 21.1.42 года, переданная по телеграфу в Генеральный штаб. В ней сказано: «3 ударная армия в течение дня вела упорные бои за Холм и к исходу дня овладела таковым». В итоговой сводке Верховному Главнокомандующему за 21 января опять же сказано: «После упорного боя части 33 сд овладели городом Холм». Но откуда все это взялось? Посмотрел донесения из 33-й стрелковой дивизии, сводки оперативного отделения штадива, политотдела. Там сведений о занятии города не было. Там говорилось, что дивизия ведет уличные бои и отражает контратаки противника с юго-западного направления. Значит, получив подобные сообщения, в штабе 3-й ударной армии кто-то посчитал, что не сегодня-завтра Холм будет в наших руках, и малость «спрямил» сводку с учетом перспективы. Пока, дескать, сводка дойдет до самого верха, факт свершится. А в штабе Северо-Западного фронта так и поняли: город наш.
Я мог назвать в своем заключении по крайней мере две фамилии штабных офицеров, допустивших просчет. Не очень-то опытных штабников, проявивших крайний оптимизм, но не более того. Вся их вина была в этом и в отсутствии скрупулезности. А оптимизм, даже чрезмерный, все же не та «провинность», за которую человека обязательно надо подвергать остракизму. В заключении я написал о низкой штабной культуре офицеров разных уровней, особенно первичных, подчеркнул необходимость точно указывать в документах полностью ли взят населенный пункт или только ведется бой за него, пусть даже в самом центре. Упомянул о беседе-семинаре по составлению документов, который был проведен с работниками различных штабов 3-й ударной армии. Меры, значит, были приняты. А тут еще такое совпадение: 22 января 3-я ударная армия была передана из Северо-Западного фронта в состав Калининского фронта. Одному фронту в самый раз было откреститься от расследования, лавров не сулившего, а люди Конева на Калининском фронте могли только плечами пожать: зачем нам чужие грехи?! Да и командир 33-й стрелковой дивизии сменился.
Можно было бы не упоминать историю с Холмом, если бы этот частный случай не имел долгих последствий, раздражавших Иосифа Виссарионовича. Дело в том, что дотошные немцы полностью использовали ошибочное наше сообщение о взятии города. Пропагандистская машина гитлеровцев «выжала» из этого все, что можно, с большой пользой для себя. Вражеский гарнизон, окруженный в Холме, держался потом несколько месяцев. Самолетами немцы доставляли подкрепления, боеприпасы, вывозили раненых. Холм превозносился Геббельсом как символ стойкости, ставился в пример другим войскам, находившимся в трудном положении. Как для нас — защита Брестской крепости. С натяжкой, конечно. Наши дрались в полной изоляции, а гарнизон Холма имел постоянную связь со своими, снабжался, вдохновлялся и поощрялся высшим командованием. Даже свежие газеты с описанием своего героизма регулярно получали немецкие солдаты в Холме.
Осажденным вражеским гарнизоном командовал упорный и упрямый генерал Шерер, получивший лично от Гитлера распоряжение удерживать город во что бы то ни стало. Во всех подразделениях был зачитан приказ фюрера: «Борцы Холма! Еще немного времени до часа освобождения. Держитесь храбро! Холм имеет решающее значение для предстоящего наступления!» Исполнительные немцы держались. В начале мая 1942 года фашисты нанесли внезапный удар по нашим войскам возле Холма. У врага было много танков. Блокада гарнизона, длившаяся более ста дней, была снята, немцы достигли успеха. Всем участникам обороны города была вручена специальная медаль «За Холм» и представлен двухнедельный отпуск на родину.
