Симэнь прочитал послание и встал, Не причесываясь, он надел войлочную шапку, парадный бархатный халат и вышел в залу.
– Проси посыльного его сиятельства Аня! – велел он Дайаню.
Симэню вручили серебро. Он оглядел цветы – алую и белую зимнюю сливу, жасмин и магнолию, бросил взгляд на жбаны южного вина и, обрадованный, велел убрать подарки.
Посыльный вместе с ответной карточкой получил пять цяней наградных.
– Когда намерены прибыть почтенные господа? – спросил Симэнь. – Звать актеров?
– Намерены пораньше прибыть, – отвечал посыльный. – Просили позвать хайяньскую труппу. Только не здешних.
Симэнь отпустил посыльного и распорядился расставить цветы у себя в кабинете в гроте Весны. Тут же позвали печника. Его заставили «принести огонь через горы» – сложить два зимних кана. А чтобы они, паче чаяния, не задымили и не испортили воскуряемых ароматов, Чуньхуну с Лайанем было поручено облить каны чаем. Дайань отправился за хайяньской труппой актеров, а Лайань получил деньги на закупку съестного. В тот же день вечером справляли рождение Мэн Юйлоу. Пели здешние певцы, но не о том пойдет рассказ.
Расскажем теперь про Ин Боцзюэ. Двадцать восьмого исполнялся месяц его сыну.[1330] Ин Боцзюэ наказал Ин Бао раздобыть коробку, припас пять листков бумаги и, положив их в коробку, направился прямо к жившему напротив Симэня сюцаю Вэню, чтобы тот написал приглашения женам Симэня.
– Дядя Ин! Вас можно на минутку? – кто-то громко окликнул Боцзюэ, как только он успел выйти за ворота.
Боцзюэ обернулся. Перед ним стоял певец Ли Мин.
– Далеко ли путь держите, дядя Ин? – спросил певец, подойдя вплотную.
– К учителю Вэню, – отвечал Боцзюэ. – Дело есть.
– Не пройдете ли в дом? – попросил Ли Мин. – Мне вам нужно кое-что сказать.
Боцзюэ заметил за спиной певца носильщика с коробом и повернул к себе. В зале Ли Мин поспешно опустился перед хозяином на колени и, отвесив земной поклон, поставил перед ним короб. В нем оказались две жаренные утки и два кувшина выдержанного вина.
– Ваш покорный слуга не располагает ничем другим, – говорил певец. – Может, это скромное подношение сгодится вам, дядя Ин, для угощения слуг. Я хотел бы об одном вас попросить, дядя.
Певец снова опустился на колени.
– Глупый ты малый! – обратился к нему Боцзюэ и сделал знак рукой, чтобы тот поднялся. – Ну, что там у тебя, говори же! А на подарки ты напрасно тратился.
– Меня с малых лет звали к батюшке, – начал Ли Мин. – Теперь я стал не нужен, батюшка других зовет. А что с Гуйцзе случилось, так мы в разных домах живем, я и понятия не имел. Батюшка из-за Гуйцзе меня обвинил, в безвыходное положение поставил. Я ни за что страдаю и пожаловаться некому. Вот и решил вас попросить. Может вы, дядя Ин, как будете у батюшки, замолвите обо мне доброе словцо. Объясните батюшке, что к случаю с Гуйцзе он, мол, не имеет никакого отношения. Если бы только батюшкин гнев, я б еще как-нибудь стерпел. На меня товарищи стали косо смотреть – вышучивают.
– Значит, ты за это время так у батюшки и не был? – спросил Боцзюэ.
– Нет, не был, – подтвердил певец.
– Батюшка, как из столицы воротился, прием по случаю приезда господина Хэ устраивал, – начал Боцзюэ. – Меня приглашал, шурина У Старшего и учителя Вэня. Из певцов звал У Хуэя, Чжэн Чуня, Шао Фэна и Цзо Шуня. Я тогда и спрашиваю батюшку, а почему, говорю, Ли Мина нет. А он мне отвечает: он, мол, сам не идет, а я ему приглашения посылать не собираюсь. Да соображаешь ли ты, дурачок, с кем препираешься?! Возьми-ка себя в руки да ступай сам поклонись. Так-то лучше будет.
– Как же я пойду, если батюшка меня не зовет? – недоумевал певец. – В прошлый раз их четверых звали, нынче на день рождения матушки Третьей Лайань утром двоих позвал. На готовящийся пир опять четверых, а меня – нет. Как же мне не переживать? Прошу вас, дядя, поговорите с батюшкой. Я вам, дядя, в ноги поклонюсь.
– Как не поговорить? Обязательно поговорю! – заверил его Боцзюэ. – Кому я только на своем веку не помогал! Скольких выручал! Раз просишь, поговорю, обязательно поговорю! На меня положись. А подарки эти забери. Они мне не нужны. Я ведь знаю, как тебе деньги достаются. Ну, а теперь пойдем со мной вместе к батюшке. Попробую исподволь его уговорить.
– Если вы, дядя Ин, откажетесь от подарков, я пойти не посмею, – настаивал Ли Мин. – Вам, конечно, эти подношения не в диковинку, а я от всей души старался…
Певец принялся на все лады благодарить и упрашивать Боцзюэ до тех пор, пока тот не согласился принять поднесенное. Боцзюэ наградил носильщика тридцатью медяками и отпустил.
– Короб оставь пока у дяди Ина, – сказал ему Ли Мин. – Буду возвращаться домой, сам захвачу.
Они вышли вместе, повернули за угол и направились в кабинет напротив дома Симэня.
– Господин Куйсюань дома? – спросил Боцзюэ, ударив дверным кольцом.
Сюцай Вэнь тем временем сидел у окна и писал приглашения.
– Прошу вас, проходите! – тотчас же откликнулся он.
Хуатун открыл дверь. Боцзюэ вошел в гостиную и сел. Посредине стояли четыре глубоких кресла. Висел свиток «Чжуан-цзы дорожит мгновеньем».[1331] По обеим сторонам были расклеены надписи тушью и эстампы. Слева и справа выделялись параллельные надписи «Благоухают в вазе сливы и в тушечнице кисть» и «Снег опустился за окном – озябли лютня и книги». Дверь в кабинет закрывал холщевый занавес.
Тут же появился сюцай Вэнь и, обменявшись с гостем приветствиями, предложил ему сесть.
– Так рано, сударь, а вы уже бодрствуете, – заметил сюцай. – Далеко ли путь держите?
– Смею я побеспокоить великого мастера кисти? – спросил Ин Боцзюэ. – Не могли бы написать несколько приглашений? Дело, видите ли, в том, что двадцать восьмого исполняется месяц моему сыну, и я хотел бы по такому случаю пригласить сударынь.
– Хорошо, напишу, – согласился сюцай Вэнь. – Позвольте ваши визитные карточки.
Боцзюэ велел Ин Бао достать из коробки карточки и протянул их сюцаю. Тот взял их и пошел в кабинет растирать тушь.
Только он написал второе приглашение, как в кабинет поспешно вошел запыхавшийся Цитун.
– Учитель! – обратился он к сюцаю. – Напишите еще два приглашения от имени матушки Старшей. Одно – для супруги свата Цяо. другое – для супруги шурина У Старшего. А приглашения свояченице госпоже Хань и невестке госпоже Мэн Второй вы Циньтуну передали?
– Да, при зятюшке передал, – отвечал сюцай.
– Учитель! – через некоторое время снова начал Цитун. – Как составите эти приглашения, напишите вот еще четыре – сударыне Хуан Четвертой, тетушке Фу, сударыне Хань и жене приказчика Ганя. Я за ними Лайаня пришлю.
Не успел он уйти, как явился Лайань.
– Батюшка дома или в управу отбыл? – спросил его Боцзюэ.
– Нынче дома пребывают, – отвечал Лайань. – Подарки в зале принимают. Сватушка Цяо прислали. А вы, дядя Ин, не собираетесь навестить батюшку?
– Вот приглашения напишут и приду.
– А поздно вчера наш почтенный хозяин вернулся, – заметил сюцай Вэнь. – Большой, должно быть, пир задавали в резиденции Вана.
– Какого Вана? – тут же спросил Боцзюэ.
– Полководца Вана, – уточнил сюцай.
Тут только Ин Боцзюэ понял, в чем дело.
Когда Лайань получил, наконец, заказанные приглашения и удалился, сюцай Вэнь исполнил и просьбу Боцзюэ, после чего тот с Ли Мином направился через дорогу к Симэню.
Симэнь, непричесанный, принимал в зале подарки и отправлял визитные карточки с выражением благодарности. Тут же стояли готовые к приему столы. Хозяин приветствовал гостя, предложил ему сесть и велел разжечь жаровню.
– Это, брат, по какому же поводу накрыты столы? – поблагодарив Симэня за присланные накануне подарки, спросил Боцзюэ.
Симэнь рассказал ему о предстоящем приеме девятого сына государева наставника Цая, который устраивался у него в доме по просьбе его сиятельства Аня.
– Актеров звал или певцы будут? – поинтересовался Боцзюэ.
– Они Хайяньскую труппу просили, – отвечал Симэнь и добавил: – Но я на всякий случай позвал еще четверых певцов.
– Кого да кого?
– У Хуэя, Шао Фэна, Чжэн Чуня и Цзо Шуня.
– А Ли Мина почему ж не зовешь?
– Уж больно он вознесся, – отвечал Симэнь. – В нас не нуждается.
– Ну как ты можешь так говорить, брат? – возразил Боцзюэ. – Позови, он и явится. А я и не знал, что ты так на него разгневался. Только он тут совсем не при чем. Ну, посуди, откуда ему было знать, что делается в заведении у Ли Третьей. Не придирайся к нему, брат. Он нынче утром ко мне приходил. Со слезами на глазах жаловался. Все-таки, говорит, моя старшая сестра батюшке служит, меня, говорит, сколько лет звали, а теперь, выходит, не нужен стал, других зовут. А насчет Ли Гуйцзе клянется, что и понятия не имеет. Ведь твоя вот такая неприязнь, брат, ставит его в очень неловкое положение. Ну сам посуди, как малому быть, чем кормиться.
