На мотив «На заднем дворике цветок»:
На ложе я грезила. Бабочкой нежнойС любимым порхала в ночи безмятежной.Под звон бубенцов на стрехе за окномДва зеркальца с Вэнем сложила в одно.[1340]Но вновь недвижим Чжо Вэньцзюнь экипаж[1341] –Рассыпался наш зазеркальный мираж,Иссяк аромат орхидей и сандала,За пологом в холоде плакать устала.Опять на Янтай устремляюсь я тщетно.[1342]Любить для девиц ослепляюще вредно!Склонился под вечер к земле Млечный путь,Светильник угас, только мне не уснуть.
На мотив «Песни молодости»:
Ох!Свищет ветер у окна,Ивы, словно в позолоте,И луна как бы в дремоте,Я весной совсем одна.Ох!В прошлый раз не так в разлукеЖизнь казалась тяжела,Нынче – сгорбилась от муки,Высохла, занемогла.Ох!Ожидать какого чуда?!Возвратишься ты, – но зря!Даже высушив моря.Воместить страданья трудно,
Заключительный романс на мотив «Волною принесло»:
Грусть затуманила глаза и сжала брови.Опустошенной даже смерть не внове.Но встречусь с ним – и воспарит душа,И жизнь покажется безмерно хороша.Едва лишь месяц за окном повисМы вместе – пусть не повернется внизПод утро рукоять Небесного Ковша.
Певцы умолкли.
Этот цикл романсов вывел Цзиньлянь из себя, и они с Симэнем продолжали, не унимаясь, обмениваться колкостями.
– Да успокойся же ты, сестрица! – не выдержала, наконец, Юэнян. – Вот затеяли! А золовка с невесткой одни там скучают. Идите, составьте им компанию. И я сейчас приду.
Цзиньлянь и Ли Цзяоэр направились в покои к золовке Ян, мамаше Пань и старшей невестке У.
Немного погодя явился Лайань.
– Примите поздравления от тетушки Ин, – обратился он к хозяину. – Дядя Ин пожаловали. Шурин Старший скоро придут.
– Ступай-ка пригласи учителя Вэня, – наказал Симэнь и, обратившись к Юэнян, продолжал. – Распорядись на кухне. Пусть в переднюю залу подадут. А ты, – он обернулся к Ли Мину, – нам петь будешь.
Ли Мин последовал за Симэнем в западный флигель. Симэнь сел рядом с Боцзюэ и поблагодарил за подарки.
– Завтра твою супругу ожидаем, – добавил хозяин.
– Дом не на кого оставить, – отвечал Боцзюэ. – Вряд ли она сможет придти.
Вошел сюцай Вэнь и сложенными на груди руками приветствовал хозяина и гостя.
– Сколько я тебе нынче хлопот прибавил, почтеннейший! – всплеснув руками, воскликнул Боцзюэ.
– Ну что вы! – отозвался сюцай.
Пожаловал и шурин У Старший. После поклонов ему предложили сесть. Циньтун внес свечи. Уселись вокруг жаровни. Лайань расставил на столе чарки и вино.
При освещении Ин Боцзюэ оглядел разодетого хозяина. Симэнь красовался в темном атласном халате, из-под которого виднелась белая шелковая куртка. На халате, отделанном золотом с бирюзой, который украшала квадратная нашивка с разноцветной летящей рыбой, извивался оскаленный с черными выпущенными когтями дракон. У него устрашающе торчали рога, топорщились усы и развевалась густая грива.
Боцзюэ даже подскочил от изумления.
– Братец! – воскликнул он. – Где ты достал такое облачение, а?
Польщенный Симэнь встал и улыбался.
– Вот полюбуйтесь! – сказал он. – А ну-ка, догадайся!
– Понятия не имею! – проговорил Боцзюэ.
– Это мне его сиятельство придворный смотритель Хэ преподнесли, – начал Симэнь. – Они в мою честь угощение устраивали. Холода завернули, вот и дали накинуть этот халат с летящей рыбой. Им он больше не нужен. Двор одарил его сиятельство другим – расшитым драконами о четырех и пяти когтях и с нефритовым поясом. Вот какую оказали честь!
Боцзюэ начал на все лады расхваливать яркий халат.
– Ведь каких денег стоит! – приговаривал он. – Доброе это предзнаменование, брат. Высокое положение тебя ожидает. Столичным главнокомандующим назначат. Что летящая рыба?! Тебя тогда ни халатами с драконом о четырех когтях, ни поясом нефритовым не удивишь!
Пока он говорил Циньтун расставил чарки и приборы, вино, суп и сладости.
Им пел под струнный аккомпанемент Ли Мин.
– Что ж?! Так и будем пировать? – заявил Боцзюэ. – Нет! Я должен во внутренние покои войти, моей невестке Третьей чарочку поднести.
– Так за чем же дело стало? – поддержал его Симэнь. – Раз ты желаешь выразить почтение своим родителям, сынок, к чему объяснять? Иди и земно поклонись невестке.
– А что?! Пойду и поклонюсь! – заявил Боцзюэ. – Чего особенного? Но по душе ли будет тому, кто рядом с ней, вот где загвоздка.
Симэнь с силой хлопнул его по голове.
– Вот песье отродье! – заругался хозяин. – Забываешь, кто из нас старший?
– А малышу только дай потачку, он себя же возомнит взрослым, – не унимался Боцзюэ.
Оба еще позубоскалили, но вскоре принесли лапшу долголетия. Симэнь стал потчевать шурина У, сюцая Вэня и Боцзюэ. Сам же он отведал ее раньше, в дальних покоях, а потому отдал певцу. Ли Мин закусил и опять приготовился петь.
– Теперь пусть шурин закажет напев, – предложил Боцзюэ.
– Зачем принуждать человека? – проговорил шурин. – Пусть поет, что знает.
– Тебе, шурин, помнится, по душе был цикл «Глиняная чаша», – заметил Симэнь и велел певцу наполнить кубки.
Ли Мин подтянул колки цитры, перебрал застывшие было струны и спел цикл:
«Ты вдаль все глядела, поблекли глаза,Ланит ароматных увяла краса…»
Певец отошел в сторону. К хозяину приблизился Лайань.
– Повара уходят, – сказал он. Скольких на завтра звать изволите, батюшка?
– Шестерых поваров и двух помощников – заваривать чай и подогревать вино, – распорядился Симэнь. – Будем пять столов накрывать. Чтобы все было как полагается.
– Слушаюсь! – отвечал слуга и удалился.
– Кого ж вы угощать собираетесь, зятюшка? – спросил шурин У.
Симэнь рассказал об угощении в честь прибывшего Цая Девятого, которое устраивает у него в доме его сиятельство Ань.
– К вам, стало быть, и сам господин инспектор пожалует? – подхватил шурин. – Это хорошо.
– А в чем дело? – спросил Симэнь.
– Да я все насчет постройки амбаров, – пояснил шурин. – О моей службе его сиятельство инспектор будут доклад подавать. На вас, зятюшка, вся надежда. Не откажите, попросите, чтоб ко мне посниходительнее подошли. А к концу года, по истечении срока службы, и обо мне, может, доброе слово вставите. Я вам, зятюшка, буду от всей души благодарен.
– Дело несложное! – заверил его Симэнь. – Завтра же с ним поговорю. Только послужной список пришли.
Шурин поспешно вышел из-за стола и отвесил Симэню низкий поклон.
– Успокойся, шурин, дорогой мой! – подхватил Боцзюэ. – Вон у тебя какая опора! За кого ж хозяину похлопотать, как не за тебя, друг мой! Его-то стрела сразу в цель угодит. Он и без лести обойдется.
Пир затянулся до второй ночной стражи. Симэнь отпустил Ли Мина и остальных певцов.
– Завтра приходите! – наказал им хозяин.
Ли Мин и другие певцы ушли. Слуги убрали посуду.
Когда собравшиеся во внутренних покоях хозяйки услыхали, что мужская компания разошлась, каждая проследовала к себе.
Между тем, Цзиньлянь рассчитывала, что Симэнь придет непременно к ней, потому торопливо покинула покои Юэнян. Однако не успела она добраться к себе, как у внутренних ворот показался Симэнь. Цзиньлянь спряталась в тени у стены, обождав пока он не вошел к Старшей. Цзиньлянь незаметно пробралась под окно и стала подглядывать. Ее заметила стоявшая у дверей Юйсяо.
– А вы что ж не входите, матушка? – спросила она Цзиньлянь. – Батюшка здесь. Посидели бы еще немного с матушкой Третьей. А где ж почтенная мамаша Пань?
– Старуху совсем разморило, – отвечала Цзиньлянь. – Спать ушла.
Через некоторое время послышался голос Юэнян.
– И зачем ты только позвал этих двух ублюдков? – спрашивала она мужа. – И петь-то не умеют. Знай тянут «Играю со сливы цветком».
– А до чего ж хитры, ублюдки! – вставила Юйлоу. – Ты пришел, тебя сразу послушались – запели «В камышовой обители уток чудо-лотоса лопнул бутон». А ведь целый день баклуши били. Как хоть их зовут?
– Одного – Хань Цзо, другого – Шао Цянь, – сказал Симэнь.
– А мы откуда знали – Цянь или Хань? – ворчала Юэнян.
Тем временем к двери неслышно подкралась Цзиньлянь. Отдернув занавес, она вошла в комнату и встала за натопленным каном.
– А ты хотела, чтоб тебе пели? – вмешалась Цзиньлянь. – Им вон старшая сестра напев заказала, так самому надо было вмешаться. Пойте, мол, «Помню, как играла на свирели» – «Ли на свирели играла». Один это заказывает, другой – то. Совсем задергали юнцов. Они уж не знали, кого им и слушать.
