Драко упоминал, что Люциус по каким-то неизвестным причинам боится Гарри. И сейчас он читал это на лице лорда Малфоя по тому, как оно было напряжено. Чувствовалось, что Люциусу потребовалась вся его храбрость, чтобы сказать Гарри замолчать.
И потому, отчаянно надеясь, что у его слов будет какой-то смысл, Гарри холодным и смертоносным голосом произнёс:
– Такими действиями вы обретёте мою вражду, Люциус…
Кто-то из сидящих на нижних рядах на той стороне Визенгамота, которая, очевидно, принадлежала сторонникам чистоты крови, рассмеялся – он не видел лица лорда Малфоя и смотрел только на мальчика. Смех подхватили и другие люди в фиолетовых мантиях.
Лорд Малфой смерил Гарри надменным взглядом:
– Если вы хотите вражды Дома Малфоев, дитя, вы её получите.
– В самом деле, – заговорила женщина в слишком розовом макияже. – Мне кажется, всё это уже слишком затянулось, как вы думаете, лорд Малфой? Мальчик пропустит уроки.
– Действительно, – ответил Люциус Малфой и снова повысил голос. – Я призываю голосовать! Пусть открытым голосованием Визенгамот признает за Гермионой, первой Грейнджер, долг крови перед Благородным и Древнейшим Домом Малфоев за покушение на убийство его последнего сына и пресечение всего рода!
Руки взлетали вверх одна за другой, и секретарь, сидевший на нижнем ярусе, начал делать пометки на пергаменте, чтобы их сосчитать. Но было очевидно, к чему пришло большинство.
И Гарри мысленно закричал, неистово призывая на помощь любую часть себя, которая смогла бы предложить выход, стратегию, идею… Но ответа не было, не было ничего, он выложил последние карты и проиграл. И тогда последним безумным усилием Гарри бросился в объятия своей тёмной стороны, втолкнул себя в свою тёмную сторону, хватаясь за её смертельную ясность мысли и предлагая ей всё, что угодно, если она сможет решить эту задачу. И наконец на него снизошло смертоносное спокойствие, истинный лёд всё же ответил на его зов. Покинув пределы охвативших его паники и отчаяния, мозг Гарри начал перебирать все известные факты, вспоминать всё, что он знает о Люциусе Малфое, о Визенгамоте, о законах магической Британии. Его глаза осмотрели ряды кресел, каждого человека и каждый предмет в поле зрения в поисках возможности, за которую можно ухватиться…
Глава 81. Цена бесценного. Часть 3
Уходящие вверх ярусы тёмного камня и море поднятых рук.
Лорды и леди Визенгамота в фиолетовых мантиях, отмеченных серебряной литерой «В», с холодным упрёком смотрели на дрожащую девочку, закованную в цепи. Если в рамках какой-то этической системы они и порицали себя, то определённо ставили это себе в заслугу.
Гарри с трудом мог ровно дышать. Его тёмная сторона придумала план… и отступила назад. Слишком ледяной тон не пойдёт на пользу Гермионе. Будучи лишь наполовину погружённым в свою тёмную сторону, Гарри почему-то этого не понимал…
– Голосование по делу окончено, – провозгласил секретарь, завершив подсчёты. – Визенгамот признаёт долг крови Гермионы Грейнджер перед Домом Малфоев за покушение на убийство его наследника и пресечение его рода.
Люциус Малфой зловеще улыбнулся.
– А теперь, – сказал беловолосый волшебник, – я говорю, что её долг будет оплачен…
Гарри сжал кулаки и выкрикнул:
– Долгом Дома Малфоев Дому Поттеров!
– Тихо! – рявкнула женщина в тяжёлом розовом макияже, сидящая рядом с министром Фаджем. – Вы уже не в первый раз нарушаете здесь порядок! Авроры, выведите его!
– Подождите, – вмешалась Августа Лонгботтом с верхнего яруса. – Про какой долг вы говорите?
Руки Люциуса, сжимавшие трость, побелели.
– У Дома Малфоев нет долга перед вами!
План был далеко не идеален. Он основывался на газетной статье женщины, чьи воспоминания были изменены. Но Рита Скитер, судя по всему, считала правдоподобным, что мистер Уизли якобы оказался в долгу перед Джеймсом Поттером, потому что…
– Я удивлён, что вы забыли, – спокойно сказал Гарри. – Несомненно, то был мучительный и болезненный период вашей жизни, когда вы трудились под заклятием Империус Того-Кого-Нельзя-Называть, пока не были освобождены усилиями дома Поттеров. Моей матерью, Лили Поттер, которая отдала жизнь ради этого, моим отцом, Джеймсом Поттером, который отдал жизнь ради этого, и, конечно же, мной.
В Древнейшем зале воцарилось краткое молчание.
– Действительно, блестяще подмечено, мистер Поттер, – воскликнула старая ведьма, которую называли «мадам Боунс». – Я тоже весьма удивлена, что лорд Малфой забыл о столь значимом событии. Для него это, вероятно, был очень счастливый день.
– Да, – сказала Августа Лонгботтом. – Уверена, он был очень благодарен.
Мадам Боунс кивнула.
– Дом Малфоев никак не может отрицать этот долг… если, конечно, лорд Малфой не хочет сообщить нам, что его воспоминания были не совсем точны. Мне это было бы крайне интересно с профессиональной точки зрения. Мы всегда рады любым сведениям, которые позволяют нам узнать больше о тех тёмных днях.
Руки Люциуса Малфоя стиснули серебряную рукоятку-змею трости, как будто он собрался нанести удар, обрушить на кого-то скрытую в ней мощь…
Затем лорд Малфой вдруг расслабился и холодно улыбнулся.
– Конечно. Должен признаться, я сперва не понял, о чём идёт речь, но ребёнок в целом прав. Тем не менее, я не думаю, что эти два долга отменяют друг друга. В конце концов, Дом Поттеров лишь пытался спасти себя…
– Это не так, – с высоты сказал Дамблдор.
– …и потому, – продолжил Люциус Малфой, – я требую также денежной компенсации в уплату долга крови моему сыну. Это – тоже закон.
Гарри ощутил внутри странную дрожь. В статье говорилось и об этом – мистер Уизли потребовал дополнительно десять тысяч галлеонов…
– Сколько? – спросил Мальчик-Который-Выжил.
Люциус по-прежнему холодно улыбался.
– Сто тысяч галлеонов. Если в вашем хранилище нет такой суммы, то полагаю, я должен принять расписку на недостающую часть.
Дамблдоровская сторона зала разразилась протестами. Даже некоторые фиолетовые мантии из середины, судя по всему, были потрясены этим заявлением.
– Нужно ли выносить этот вопрос на голосование? – спросил Люциус Малфой. – Думаю, лишь немногие из нас хотели бы увидеть маленькую убийцу на свободе. Предлагаю открытое голосование за необходимость дополнительной компенсации в сто тысяч галлеонов для уплаты долга!
Секретарь начал подсчёт, но итог этого голосования тоже был очевиден.
Гарри несколько раз глубоко вздохнул.
Даже не пытайся об этом задуматься, – угрожающе заявил внутренний гриффиндорец.
Это значительное приобретение, – заметил когтевранец. – Нам нужно больше времени, чтобы всё обдумать.
Решение не должно было даваться так тяжело. Не должно было. Два миллиона фунтов – это всего лишь деньги. А деньги стоят столько, сколько на них можно купить…
Удивительно, насколько сильной может быть психологическая привязанность к «всего лишь деньгам», и как мучительно представлять потерю хранилища, полного золота, пусть даже ещё год назад ты не представлял, что оно существует.
Кимболл Киннисон не стал бы колебаться, – сказал гриффиндорец. – Серьёзно, тут не о чем думать. Да что ты за герой такой? Знаешь, я уже ненавижу тебя за то, что ты думаешь об этом дольше 50 миллисекунд.
Это – реальность, – возразил когтевранец. – Для реальных людей потерять все деньги гораздо более мучительно, чем для книжных героев.
Что? – возопил гриффиндорец. – Ты вообще на чьей стороне?
Я не отстаиваю какую-либо точку зрения, – ответил когтевранец. – Я говорю так, потому что это правда.
Нельзя ли с помощью ста тысяч галлеонов спасти больше, чем одну жизнь, если потратить их по-другому? — спросил слизеринец. – У нас впереди исследования, сражения… И разница между 40000 галлеонов в банке и 60000 галлеонов долга совсем немаленькая…
Значит, мы используем один из способов быстро разбогатеть и вернём всё назад, — сказал пуффендуец.
Они могут и не сработать, — заметил слизеринец. – И большинство из них требуют стартового капитала…
Лично я, — сказал гриффиндорец, – голосую за то, чтобы спасти Гермиону, а затем объединиться и убить нашего внутреннего слизеринца.
Секретарь объявил, что подсчёты закончены и предложение принято…
— Я согласен, – произнесли губы Гарри. Без запинки, без раздумий, словно внутренний спор был притворством и иллюзией, а настоящий владелец этого голоса в нём не участвовал.
Маска спокойствия на лице Люциуса Малфоя разлетелась вдребезги. Его глаза распахнулись, он в полном изумлении уставился на Гарри. Его рот приоткрылся, но слов не последовало. Если Малфой и издал какие-нибудь звуки, то они утонули в шуме вздохов, пронёсшихся по Визенгамоту…
