мешочек. – Ая сказала, что позже это тебе пригодится.
– На случай, если из-за Кая помада смажется, – подмигивает Ая.
Дрожа от волнения, открываю мешочек и беру в руки синее карманное зеркальце.
– Ты починил его? – оторопело спрашиваю я.
– Хай, соединил осколки с помощью золотого клея, – улыбается Хару.
– Кинцуги, – шепчу я, прослеживая золотые линии пальцем.
– Да, старшая сестрица, кинцуги.
Словами не передать, как я благодарна.
– Хару, подарка прекраснее я в жизни не получала! Аригато годзаимасу.
– Надеюсь, тот человек тебя не обидит, иначе ему придётся иметь дело со мной! – Хару сжимает крошечные кулачки и устанавливает мировой рекорд по очаровательности.
– Не плачь, Малу-чан! А то испортишь мой шедевр! – икает Ая, по щекам которой тоже текут слёзы.
Расстрогавшись, я прячу зеркало в сумочку и шепчу:
– Я не заслуживаю вас.
– Чушь, – всхлипывает Ая. – Теперь поторопись, не то пропустишь свидание! Я выторговала для тебя время до одиннадцати часов вечера. Но на этот раз не опаздывай!
Механически киваю.
– Гамбаттэ! – Харуто поднимает большие пальцы.
– Подожди, Малу! – Ая хватает меня за руку. – Что ты хотела рассказать?
В спину вонзаются сотни ножей.
– Ничего важного. В другой раз.
По дороге к Синдзюку происходит чудо: я еду в купе поезда совершенно одна (не считая танцующего шимпанзе в рекламе нового iPhone). Для многомиллионного мегаполиса Токио это что-то из ряда вон выходящее.
Какое-то странное чувство… Достав зеркальце, я шепчу:
– Майя?
Её лицо появляется за тонкими золотыми прожилками. Сегодня она выглядит иначе, взрослее, почти как настоящая женщина.
– Мы сильно изменились за последние два года, да? И грудь видно без микроскопа.
Я слышу её смех: идиотский и невероятно заразительный.
– Мама с папой звонили. Было тяжело. Они бодрятся, но от этого только хуже. Очень рада, что в такой день нахожусь очень далеко от дома.
С радостным трезвучием в поезде объявляют следующую станцию:
– Цуги ва Синдзюку дес [5].
– Как видишь, Хару починил твоё счастливое зеркальце. Помнишь те волшебные летние ночи в саду? Как-то раз, подняв зеркало к небу, ты начала подсчитывать, сколько световых лет разделяют звезды и их отражения. Такое огромное расстояние мы и представить себе не смогли, – я грустно смеюсь. – Интересно, какие дали теперь разделяют нас.
Поезд, гудя, подъезжает к станции Синдзюку.
– Я так боюсь потерять Аю. Но ещё страшнее – потерять Кентаро. Я потеряла тебя, и от этого всё ещё больно. Неужели я проклята терять людей, которые много для меня значат?
Прижав зеркальце к груди, обращаюсь в слух.
– Каждый год ты дарила мне на день рождения те глупые самодельные сертификаты. Они до сих пор где-то пылятся. Хочу обналичить их все – пожалуйста, пусть джедай придёт! Я наломала дров, на месте Кентаро даже разговаривать бы с собой не стала. Используй свою магию вуду, подчини его волю, заколдуй, сделай так, чтобы он ждал меня у магазина UNIQLO! Надо всё исправить. Я так жалею, что вру. Сегодня вечером буду слушать только сердце.
Поезд тормозит, и я целую отражение:
– С днём рождения, Майя.
Кентаро я замечаю сразу, хотя он стоит спиной. На нём изумрудно-зелёная юката, которую он носил в нашу первую встречу в парке Ёёги. Рядом с современными манекенами он напоминает героя романа из далёкого мира – холодный и загадочный. Почувствовав моё присутствие, он оборачивается и улыбается.
Поймав его взгляд, я чувствую огромную радость, отчего срываюсь на бег.
– Додзикко, ты что делаешь?
Я ускоряюсь, не отрывая от него глаз.
Он отшагивает назад, маша руками:
– Убить меня хочет? Притормози!
Пешеходы испуганно шарахаются, чья-то собака лает, откуда-то доносится громкое: «Гайдзин!»
Наконец оказавшись в объятьях Кентаро, я чувствую безграничное счастье.
– Кен-чан, – шепчу я. – Я боялась, что ты не придёшь.
Он замирает.
Прячу лицо на его тёплой груди:
– Пожалуйста, не оставляй меня.
Вздрогнув, Кентаро прижимает меня к себе и шепчет:
– Никогда, додзикко.
– Ну что, теперь в отель любви?
Вся романтика лопается, как воздушных шарик.
– Ты сказал «отель любви»? – пугаюсь я, выворачиваясь из рук Кентаро.
Он с серьёзным видом кивает.
– В смысле, отель, где люди платят тысячу йен, чтобы арендовать секс-темницу?
– Пять тысяч йен, – поправляет Кентаро. – Это почти сорок евро.
– Ты же шутишь?
– И в отеле любви есть не только темница. Можем снять комнату в стиле Хэллоу Китти, Принцессы Парадиза или тюрьмы на случай зомби-апокалипсиса.
– Да ты знаток! – язвлю я.
– Общее образование, – пожимает плечами он.
И это говорит Кентаро? Просто не верится!
– Пойду домой.
– Почему? – провоцирует меня он.
– Я… Думала, что мы разделили особенный миг, – запнувшись, я отмахиваюсь: – Забудь!
– Так и было, додзикко. Однако я дал тебе обещание, помнишь?
– Какое?
– Никакой банальщины, никакой сентиментальщины и никакой слащавости в твой день рождения, – добросовестно перечисляет Кентаро. – Кажется, мы нарушили все три правила.
– Для тебя больше нет правил! – я невольно улыбаюсь.
– Обещание есть обещание, – голос Кентаро звучит глубже и соблазнительнее. – Или твоё новое желание – вернуться к разговору об отелях любви?
Смущение накрывает меня гигантским цунами.
– Истолкую твоё молчание как отказ, – смеётся Кентаро. – Прекрасно, тогда отправимся в Кабукитё! Для дня рождения я продумал замечательное неромантическое свидание, без затей и поэтичности, как раз в твоём вкусе.
– Свидание? – переспрашиваю я.
– Твоя идея, додзикко, – подмигивает он. – Не забирай слова обратно.
Сомнительные караоке-клубы, прокуренные бары и шумные игорные притоны – Кабукитё очень понравится искателям опасных приключений. Этот развлекательный район считается оплотом преступности и контролируется японской мафией. У тёмного микрокосмоса своя особая атмосфера, шероховатая и загадочная, с налётом гламура. Высокие здания увешаны щитками и рекламой: непонятно, как они ещё не рухнули. Дорогие автомобили рассекают по переулкам, из бурлящих глубин ресторанов доносится звяканье открывающихся касс.
Скольжу взглядом по освещённым плакатам: полуобнажённые женщины с кроличьими ушками, аниме-девочки с огромной грудью и гангста-рэпер Пикачу.
– Куда мы идём? – неуверенно интересуюсь я.
– В моё любимое заведение.
– В твоё любимое заведение в Кабукитё?
Кентаро усмехается:
– С каких пор ты такая консервативная?
– В путеводителе написано, что в этом районе надо соблюдать осторожность.
– Неужели? А почему?
Быстро оглядевшись по сторонам, я шепчу:
– Ну… из-за якудза.
– А в путеводителе написано, что слово «якудза» неуместно? Восьмёрка, девятка, тройка – худшее сочетание цифр в игре ойчо-кабу, при котором карта в руке ничего не стоит. Слово «якудза» происходит от этих трёх чисел. И означает «бесполезный».
– Без разницы, мы ведь всё ещё говорим о мафии.
– Для меня разница есть. Не хочу, чтобы сегодня вечером ты лишилась пальца.
– Стоп, снова твои несмешные шуточки?
Мы пробегаем мимо закусочной: в нос бьёт запах пива и жареной курочки.
– Сейчас
