двое хотя бы войдут! – рявкает он по-английски. 
Кентаро прав, я сразу узнаю, кто это – Ямамото. Он напоминает древнего самурайского воина, а ещё груб и неповоротлив, как носорог.
 – Меня зовут Кэйсукэ Ямамото. Добро пожаловать вам обоим.
 Кентаро кланяется, и я следую его примеру.
 – Присаживайтесь, – Ямамото указывает на места между Чиёко и Таску.
 Я судорожно соображаю, что сказать, а гейша тем временем разливает всем сакэ.
 – Кампай! – восклицает носорог, торжественно поднимая стакан.
 – Ура! – на английском языке откликается Таску с сигаретой в зубах и дружески хлопает Кентаро по спине.
 – Ваше здоровье! – по-французски щебечет Хаи Гранто. Помпом выводит причудливую увертюру.
 – Салют! – жизнерадостно кричит Акамура.
 Чиёко весело хихикает:
 – За здоровье!
 – Будем здоровы! – по-немецки говорит Кентаро, с улыбкой глядя на меня.
 Желая доказать, что у меня не отнялся язык, я кричу с преувеличенным энтузиазмом:
 – Чин-чин!
 Первым разражается смехом Ямамото… затем и остальные теряют самообладание – и стол дрожит от хохота.
 – Я сказала что-то не так? – в смятении спрашиваю я.
 От тряски сакэ выплёскивается из сосуда.
 – Ч-что происходит?
 Таску хочет ответить, но получается лишь задушенное хрюканье.
 В поисках помощи я дёргаю Кентаро за рукав:
 – Почему все смеются?
 – Это неважно, – сквозь слёзы выдавливает он.
 Наклонившись ко мне, Чиёко шепчет по-английски:
 – Чин на японском языке означает пенис.
 Неловкость ситуации сравнима с ударом под дых.
 – Я не знала, – на грани обморока пищу я.
 Даже Попом теперь прыгает, как резиновый мячик, а его лай похож на истерический смех.
 Кентаро накрывает мою руку своею и кричит:
 – Хватит!
 Откашлявшись, Ямамото успокаивается.
 – У твоей подружки великолепное чувство юмора, – промакнув рот и лоб салфеткой, он уточняет: – Давно вы встречаетесь?
 Кентаро убирает руку:
 – Мы не вместе.
 Самурай потрясённо смотрит на Хаи Гранто, который беспомощно пожимает плечами.
 – Ох, Ямамото-сан, неужели ты не видишь, как сильно их смущаешь! – с любовью укоряет его Чиёко. – Иногда разум не сразу постигает то, что уже известно сердцу.
 Наши взгляды встречаются: Кентаро сладко улыбается, а я чувствую, что улетаю куда-то в туманность Андромеды.
 В это мгновение дверь отодвигается, и официантка ставит на стол жареные изыски.
 – Сакико, принеси нам лучший сётю! Сегодня у нас особый гость, – Ямамото подмигивает мне, и остальные поддерживают его решение восторженными возгласами.
 Вся компания наслаждается едой, а я получаю возможность немного выдохнуть.
 Кентаро кладёт мне на тарелку жареные овощи и дымящиеся пельмени гёдза и осторожно спрашивает:
 – Всё хорошо?
 – Спасибо, – просто говорю я.
 – Додзикко, пожалуйста, не злись. Они хотели меня немного поддразнить, не принимай на свой счёт…
 – Никакого сарказма, – перебиваю его я. – Спасибо, что привёл сюда. Именно это мне нужно.
 – Подожди, – Кентаро недоверчиво щурится. – Ты ведёшь себя мило со мной?
 – Возможно, – усмехаюсь я, делая большой глоток рисового вина.
 Рядом вдруг оказывается Помпом и с любопытством обнюхивает мне лицо.
 – Помпом, молодец! – вопит Хаи Гранто с набитым ртом.
 Пудель облизывает моё ухо.
 – Хороший мальчик, да! Он обожает уши! Наслаждайся, лакомка, наслаждайся!
 Разобравшись с правым ухом, Помпом блаженно взвизгивает и принимается за левое.
 – Прочь! – шипит Кентаро.
 – Ничего страшного, я люблю собак, – хихикаю я. – Обычно ко мне пристаёт кот, похожий на ощипанную курицу. Это приятное разнообразие.
 – Помпом, смотри! Ещё больше вкусноты! – Хаи Гранто размазывает на усах пивную пену, и пудель воодушевлённо бежит к нему.
 – Лучше не смотри, – понизив голос, советует Чиёко. – Ватанабэ впадает в депрессию, если подозревает, что его считают чудаковатым.
 – Ватанабэ? – переспрашиваю я.
 – Это его настоящее имя, – весело усмехается она. – Ху Гран – любимый актёр Ватанабэ. Ах, Кентаро-сан, помоги! Не могу правильно выговорить это имя.
 – Хью Грант, – подмигнув, поясняет Кентаро.
 Я задыхаюсь от смеха.
 Чиёко пододвигается ближе:
 – Хаи Гранто очень состоятельный, но много лет назад он решил делиться богатством с другими. Бездомные, страждущие, люди с финансовыми затруднениями – любой может отыскать его и попросить о помощи. Иногда к нему обращаются с пожеланиями. Деньги текут рекой, если Ватанабэ нравится идея. Обручальные кольца, ламборгини, детские дни рождения, домики у моря, пони – он открыт ко всему, главное не нарушать кодекс.
 – Кодекс гласит, что нельзя причинять вред гражданским, – добавляет Кентаро.
 – В какой благотворительной организации он работает? – интересуюсь я.
 Чиёко и Кентаро обмениваются многозначительными взглядами.
 – Ни в какой, золотце, – помедлив, отвечает Чиёко. – Хаи Гранто – якудза.
 Мне требуется время, чтобы переварить сказанное.
 – Ямамото тоже?
 – О да, – с благоговением говорит она. – Он – оябун, глава семьи.
 Ямамото идёт к караоке. Я угрюмо смотрю на босса якудза, который, тихо ругаясь, возится с каким-то серым прибором.
 – Дым-машина не работает! – покраснев от усердия, пыхтит он.
 – Нажми на зелёную кнопку, дорогой! – смеётся Чиёко.
 И шепчет мне:
 – Он боится сцены.
 Раздаётся громкое шипение, и пузатого японца заволакивает мистическим туманом.
 Перед тобой – глава японской мафии, нарушитель закона, криминальный элемент…
 Вспыхивает разноцветный диско-шар.
 – Кентаро, – недоумённо зову я. – Т-ты видишь то же, что и я?
 Глава якудза увлечённо выбирает песню Бритни Спирс «Baby one more time».
 – Да, – широко усмехается Кентаро.
 Ямамото выкладывается по полной: танцует (смесь хип-хопа и каннам-стайл) и поёт так натужно, что я невольно задаюсь вопросом – его мучает одиночество или острый запор…
 Спустя три минуты выступление подходит к фульминантному концу, и я присоединяюсь к оглушительным аплодисментам.
 А теперь на сцене пританцовывает Хаи Гранто и проникновенно шепчет в микрофон:
 – Эта песня для тебя, мон шер.
 Помпом не обращает внимания, занятый остатками еды на тарелке Хаи Гранто. Звучит японская любовная баллада – сентиментально, слащаво и ужасно фальшиво.
 – Можно вопрос? – обращаюсь я к Кентаро.
 – Конечно.
 – Мы в опасности?
 – Додзикко, я бы никогда не подверг тебя опасности, – заверяет джедай. – Ямамото, Хаи Гранто и Таску хорошие люди. Они и мухи не обидят.
 – Значит, Таску тоже.
 – Ты удивлена? – хмурится Кентаро.
 – А ты? – не отстаю я. – Ты тоже якудза?
 – Я – нет.
 – Откуда ты знаешь этих людей?
 – Акамура познакомил, когда я отчаянно нуждался в помощи.
 Я озадачена.
 – Нет, Акамура не якудза, но они крышуют его лавку. Несколько лет назад районные власти хотели её снести, чтобы освободить место для круглосуточного магазина. Ямамото поднял связи в городском совете, и Акамуре удалось сохранить бизнес. Его семья много поколений владеет этим магазином. Старик бы не перенёс потери такого сокровища.
 Вспоминаю, как чужеродно смотрелся крошечный магазинчик среди современных высоток. Теперь понятно, почему.
 – Догадываюсь, что за вопрос вертится у тебя на языке. Матери стало хуже, и отец изо всех сил старался скрыть это от общественности. Он запер маму в нашем пентхаусе и никого к ней не пускал – даже меня. Надо было найти способ ей помочь.