— Хочу возразить… — Йенсен мягко прошелся по ковру. — Кое-что о ней мы все-таки знаем. Например, ее приблизительные размеры, ее пристрастие к радиации, ее сейсмическую активность. Кроме того, есть все основания считать, что в данном случае мы имеем дело с материей иного уровня, иного порядка. Иначе просто не объяснить ту колоссальную скорость, с которой каракатица перемещается под землей. Кстати, в водной среде скорость остается той же — порядка ста километров в час. Для подобной массы это чудовищно! Теперь о местонахождении каракатицы. Сейчас полным ходом ведутся работы по созданию детекторов. Эти приборы способны ее обнаружить! И еще: слежение с вертолетов идет вторые сутки, и наши первичные предположения подтвердились. Каракатица не петляет и не корректирует курс — она движется по прямой!
Выдержав паузу, Йенсен добавил:
— Она движется ЦЕЛЕНАПРАВЛЕННО.
— Из чего вы и поспешили сделать вывод, что она возвращается, — кивнул Беркович.
— Не только. — Йенсен пожевал губами. — Мы произвели еще одно простое действие: обозначили предполагаемый маршрут по карте и, оперируя известной нам скоростью, определили, когда и какой город гостья из подземелья осчастливит своим посещением.
— Черт возьми! — Беркович не сумел скрыть охватившего его возбуждения. — Но если она все-таки свернет?
— Навряд ли. У этой твари поразительное чутье. То есть мне так кажется. И сейчас она что-то чует. Раньше ее притягивали радиоактивные захоронения, места ядерных полигонов, теперь что-то другое…
— Все программы по ядерным испытаниям приостановлены, — задумчиво произнес координатор. — Что ее может привлечь? Какой-нибудь старый засекреченный могильник? Или ракетная база?
— Это нам и предстоит выяснить. — Йенсен улыбнулся. — Нам потребуется помощь вашей команды, Беркович.
Генерал ЦРУ озабоченно прикрыл глаза ладонью.
— Разумеется. Какие населенные пункты угодили на эту вашу прямую?
— И вам, и в штаб-квартиру ФБР сегодня же будут доставлены подробнейшие карты. Могу назвать лишь некоторые из городов. Это Толидо, Спрингфилд, Каунт-Сити, Санта-Фе, Уичито, Альбукерке, Финикс и другие. Здесь же более двух десятков мелких поселений, фермерские хозяйства и так далее.
— Немало…
— Это же адова работа! — пролепетал Симонсон. Йенсен согласно кивнул.
— Тем не менее ее надо проделать, и по возможности быстрее. Предлагаю послать в перечисленные города контролеров, которые во взаимодействии с местными властями займутся изучением оперативной обстановки.
Беркович в сомнении покачал головой.
— Ответьте, Йенсен, о каком сроке мы можем реально говорить?
— Дня два, не больше.
— Но это абсурд!
— Значит, надо постараться. Расстояние до североамериканского континента каракатица покроет в семь, может быть, в восемь дней, и два из них уже позади.
— Но как мы сумеем?.. — Беркович недоуменно развел руками, не в силах завершить мысль.
— Господа! — Координатор успокаивающе поднял тонкую старческую кисть. — Трудностей действительно много, но это вовсе не значит, что мы с ними не справимся. И не вам прикидываться беспомощными овечками. За нашими плечами — президент, и, если понадобится, мы заставим работать на программу всю страну. Сейчас же от нас требуется одно — создать эту программу, разработать по пунктам, сколько бы их там ни насчитывалось.
— Согласен. — Йенсен вернулся в свое кресло.
— Да ты Цицерон, старик! — шепнул ему знакомый голос. Джек Йенсен повернулся. Фил Николсон глядел на него с насмешливым почтением.
* * *
Черная безмолвная пустота зависла вокруг, и Гуль сам не понимал, отчего обращается к этой пустоте, словно к человеку.
— Почему ты не пошла со мной, Милита? Я ведь не просил идти за мной, я звал тебя со мной. А ты не сказала мне ни единого слова. Или воля Пилберга сломила тебя и это была не ты? — Гуль напряг зрение, силясь разглядеть в пустоте что-то, что помогло бы ему услышать, угадать каким-либо образом ответ. — Ты должна была пойти со мной. Вместе нам было бы легче…
Он вздрогнул. Из мглы, до краев заполненной чернилами и сапожной ваксой, проступили чьи-то неясные очертания. Два темных пятна на фоне белеющего овала, мрачноватая полоска рта.
Лицо! Человеческое лицо!.. Сердце Гуля скакнуло и лихорадочно забилось.
Сразу стало жарко. Гуль узнал приближающегося. Это был Зуул. Мудрец добрался до него… Гуль попытался отстраниться от Зуула, но в спину уперлась спина — каменная и неподатливая. Губы у Зуула шевелились. Он что-то говорил, но вместо человеческой речи доносился лишь отдаленный треск, словно в печке разгорались свеженаколотые поленья. Но откуда здесь взяться огню? Зуул не мог его принести. Он вообще ничего не мог принести с собой, кроме лица и неясной тревоги…
Гуль резко сел и проснулся.
В первый момент он ничего не понял. Пожар ворвался в сознание, как врывается вода в нежданную пробоину. Пожар ослепил, огонь был всюду: справа, слева и даже сверху. Прикрывая лицо рукой. Гуль поднялся. Где он и что с ним? Память заработала подобно древнему арифмометру и с опозданием выбросила ответ: магазин…
Он забрался в магазин готовой одежды перед самым закрытием. Ему нужно было одеться, и он прокрался мимо суетливого продавца в складское помещение.
Долго ждал, когда утихнут голоса и стук дверей, а потом… Потом он подобрал себе одежду и сложил ее здесь, возле сушильного шкафа. Он хотел немного вздремнуть… Теперь на том месте, где он оставил костюм, возвышалась кучка пепла. Пол выгорел до бетонных перекрытий, каменные стены дымились. Гуль в страхе осмотрел себя. Кожа на руках и лице была в порядке, на теле красовалась все та же драная гимнастерка. Он так и не успел переодеться во что-нибудь мало-мальски приличное. А теперь все уничтожил пожар.
Заслоняясь от летящих искр и гудящего пламени, Гуль осторожно двинулся вперед.
А ведь он мог бы запросто сгореть. Ведь бывает такое: засыпают и не просыпаются. Ему просто повезло. Пламя обошло его стороной…
Гуль остановился. Ему показалось, что его с размаху ударили кулаком по затылку.
Почему он решил, что повезло? Может ли вообще человеку, угодившему в пламя, повезти? Снова огляделся, и страх металлическими пальцами сдавил горло. По спине, рассыпая волны холодных мурашек, прошлось гусиное перо, и зыбкие надежды, еще теплившиеся в сердце, растаяли, подобно шагреневой коже. Он шел в ревущем пламени, не ощущая ни боли, ни температуры. Пляшущий огонь мешал видеть, но не мешал дышать. Гуль не кашлял и не задыхался. Дым и угарные газы всасывались его легкими с той же естественностью, как еще совсем недавно вдыхался прохладный кислород городских окраин.
Снова захотелось присесть. Ноги не держали. Гладкие тяжелые шары мыслей сталкивались и разбегались в поисках единственно возможной лузы. Только вместо суконного стола перед ними расстилалась плоская бесконечность…
Так… Недавно Гуль угодил в раскаленный и спрессованный неимоверным давлением мир абсолютно неподготовленным. Тем не менее не погиб — с телом что-то случилось, он умудрился выжить. Почему же обратного не происходит теперь?..
С ужасом посмотрел вниз. Гигантской многоголовой гадиной пламя металось вокруг, подскакивая к ногам, заискивающе облизывая сапоги, ладони безвольно свисающих рук. Но он по-прежнему чувствовал лишь легкое тепло, не более того… Огонь являл собой буйную энергию, которая не могла умертвить его плоть.
Увлекая за собой тучу искр, сверху обрушилась балка. Здание содрогнулось. И тут же где-то впереди часто застучало, явственно послышались голоса. Гуль вобрал голову в плечи. Кто это?.. Люди? Но им-то что тут делать?
Струя шипящей пены вырвалась из огненной круговерти, пузырчатой клейковиной стала стремительно заливать пол. Помещение заполнилось густым паром. Стоило ему чуть рассеяться, как из дымного чада шагнуло сверкающее человекоподобное существо. Серебристое, складчатое одеяние, толстое стекло шлемофона, за которым Гуль разглядел ошеломленные глаза. Человек, обряженный в термостойкий скафандр, взирал на Гуля, как дикарь взирает на спустившегося с небес бога. Широкий раструб с кишкой шланга выпал из рук, пожарный сделал движение, словно пытаясь поднять его, но ничего не получилось. Пена вольно и щедро проливалась на пол, превращая его в заснеженную поляну. Пожарный изумленно таращился, и, не выдержав, Гуль развернулся, торопливо шагнув в огонь, подальше от этих неверящих глаз.
Веселящаяся плазма вновь обняла его за плечи, лаская потрескивающим говорком, повела худа-то вниз по белым от жара ступеням.
Да, он больше не боялся пламени. Во всяком случае, это было менее страшно, чем точечки зрачков того человека. Выражение, застывшее в глубине этих расширенных глаз, напоминало благоговейный ужас.
