— Милита?
Он обратил лицо к неплотно пригнанным доскам. Где-то в этой стене нашлось отверстие, через которое она просунула нож. Улыбнулся. Теперь он ясно слышал дыхание девушки. Она все-таки не убоялась Пилберга и пришла к нему.
Это говорило о многом… Поерзав на шершавом полу. Гуль нащупал пальцами ребристую рукоять.
— Это ведь ты, я знаю! — Он старался говорить шепотом. — Ты все-таки решилась, Милита? Правда? Мы сегодня же уйдем отсюда. Я тебе обещаю. Зуул объяснил, как это делается. Проще пареной репы… Милита, погоди!..
Она уходила.
Гуль привстал на колени, напрягая слух. Может, кто-то ее вспугнул? Или этот «кто-то» — он сам? Какого черта он начал говорить про Зуула? Знает же, что они все тут смотрят на Мудрецов как на прокаженных. Вот она и сбежала.
Нож-то она бросила, но большее в ее планы, как видно, не входило…
Поморщившись, Гуль снова сел. Что ж, чему быть, того не миновать. Как говаривал тот же профессор: слишком много хотеть — значит ничего не сделать. И, стало быть, надо выбираться отсюда в одиночку. Хотят оставаться — пусть! Бог им в помощь, а он пойдет своей дорогой.
Стараясь больше не думать о Милите, Гуль сосредоточился на стальном лезвии ножа. Распухшие пальцы едва слушались Ему удавалось сделать два-три неуверенных перепила, и нож снова вываливался из рук. Разрезая веревки, он попадал временами по собственным напряженным ладоням. Нож стал скользким от крови, но на боль Гуль не обращал внимания.
Ему осталось совсем немного, когда снаружи ударила раскатистая очередь.
Послышался вскрик Трапа. Извиваясь ужом. Гуль подполз к двери и припал глазом к щели.
Случилось то, чего вряд ли ожидали. Воскресшие двойники атаковали лагерь со всех сторон. Первое, во что уткнулись глаза Гуля, было тело распростершегося на земле Трапа. Вся спина у него была залита кровью. Гуль поспешно отвел взор. Как и в далеком детстве, его мутило от одного вида кровоточащих ран. Собственная кровь была делом обычным, чужая вызывала обморочное головокружение.
Стреляя из револьвера, по улочке промчался Пол — свой, настоящий. Навстречу ему выглянуло из-за камней перекошенное лицо Свана. Сделав знак бегущему, он выпростал ствол своей длиннющей винтовки. Что-то он выцеливал справа от того места, где находился сейчас Гуль. Перемахнув через крутолобый валун, Монти залег неподалеку от приятеля. Они часто загремели выстрелами, и по их поведению Гуль догадался, что двойников в лагере немало. Поселенцев застали врасплох: никто не ожидал, что выздоровление двойников завершится столь быстро. Гуль подумал, что, верно, и здесь не обошлось без Мудрецов.
Шальная очередь прошлась по крыше, осыпав мелкими щепками. По звуку и дырам Гуль сделал вывод, что огонь вели со скал из крупнокалиберного пулемета. К этой акции двойники неплохо подготовились. К пулемету присоединилось щелканье карабинов, и Гуль увидел, как, дернувшись, осел за камнями Сван.
Пол бросился было бежать, но град пуль ударил ему в спину, сбил с ног, прокатив по земле тряпичной куклой. Знаменуя конец сражения, выстрелы смолкли. Ошарашенный, Гуль осторожно пошевелился. И услышал чужие голоса, лязганье металла. Победители бродили по улочкам лагеря, обирая покойников, сваливая оружие на тележку. Он насторожился. Кто-то загородил его щель.
— Вот ты и попался, приятель! Больше, надеюсь, шалить не будешь…
Человек, спина которого только что заслоняла дверь, развернулся, и Гуль с содроганием получил возможность сравнить Трапа мертвого и Трапа живого. С ласковой улыбкой «живой» перевернул более неудачливого собрата на спину, выдернув из неподвижных пальцев револьвер, хозяйски сунул за пояс. Затаив дыхание. Гуль медленно стал отползать в угол. Спрятавшись под низенький стол, съежился и уткнулся лицом в колени. А секундой позже двойник Трапа пинком отбросил в сторону подпорку и распахнул дверь.
— Пусто… Эй, Чен! Как там у тебя?
— Никого, одни девочки.
— Может, заберем их с собой?
— Тебе мало наших?
Дверь захлопнулась, послышались удаляющиеся шаги. Кольнула неприятная мысль: возможно, где-то в горах в той же гимнастерке и с тем же «Калашниковым» разгуливает его собственный двойник. И, может быть, тоже мечтает однажды спуститься вниз и увидеть в прицеле столь знакомую и родную внешность.
Выбравшись из-за стола. Гуль некоторое время прислушивался. Возможность попасться в лапы к двойникам отнюдь не радовала. Не доверяя тишине, он заставлял себя ждать и прислушиваться. Но кругом было тихо. По-видимому победители успели удалиться — возбужденные и довольные.
Гуль увидел их красные, сияющие лица. Жизненная осмысленность, полнота пульса… Ведь об этом толковал Пилберг. И, пожалуй; был не так уж далек от истины. Гиподинамия настигает благополучных ленивцев, воюющие никогда не страдают апатией.
В очередной раз обхватив опухшими пальцами рукоять ножа. Гуль несколькими движениями покончил с веревкой и принялся растирать кисти. Он не спешил.
Ошибка, допущенная в разговоре с Пилбергом, многому научила. Лишние минуты он сознательно жертвовал в угоду безопасности. Если двойники еще прятались где-то среди построек, он давал себе шанс обнаружить их. И только тогда, когда руки оживут окончательно, он покинет этот сарайчик, чтобы встретить опасность лицом к лицу.
Сейчас он мечтал лишь о том, чтобы никто не заступил ему путь, не попытался удержать. Он не хотел когда-то потом, позже, вспоминать о совершенном преступлении, об убийстве, — двойников ли, Мудрецов или недавних сотоварищей.
Володя осознал это в том каньоне. Гуль только теперь.
* * *
Блуждая между домами. Гуль поочередно натыкался на тела колонистов. Все они были пугающе похожи: раны, загустевшая кровь, замершее выражение лиц…
Легче других, пожалуй, отделался Ригги. Он был «убит» всего одной пулей. В грудь. И он был пока единственным, кто начинал подавать первые признаки жизни. Гуль остановился рядом, наблюдая процесс оживления. Подобное он видел впервые. Сначала донесся протяжный хрип, словно Ригги силился втянуть в себя воздух, и этот первый вдох был, вероятно, самым мучительным. Грудь дрожала от напряжения, порождая волну судорог. Руки и ноги каптенармуса бессознательно подергивались. Однако после завершения вдоха дело ускорилось. Постепенно перестала течь кровь из раны, дыхание, окрепнув, становилось все более ритмичным и чистым. Гуль решил не трогать Ригги, и двинулся дальше.
Женщин он обнаружил запертыми в «мэрии». Двойники до того напугали их, что до самой последней минуты они сидели без единого звука. Но стоило Гулю отворить двери, как на него хлынул поток слов. Тут было все: и радость, и проклятия. Кто-то в глубине комнаты плакал. Оглушенный обилием звуков, Гуль не сразу заметил приблизившуюся к нему Милиту- Ты все-таки выбрался? Он кивнул.
— Спасибо за нож. Без него мне пришлось бы туго.
Кто-то кашлянул за спиной.
— Да… Бедолаге Трапу досталось…
Гуль обернулся. С пистолетом в руке перед ним стоял профессор.
Разумеется!.. Хитрец умудрился улизнуть из-под носа двойников. Они ведь наверняка его особенно долго искали…
— Видишь, как все получилось. — Пилберг скорбно вздохнул. Он неплохо владел собой, но разыгрывать скорбь было ему не особенно неприятно.
— Но ведь они выживут?
— Само собой. Правда, у некоторых это, вероятно, затянется. В Трапе, например, не меньше дюжины пуль. Так что он оклемается только через недельку. Ригги — тот уже задышал, и Хадсон вот-вот откроет глаза. Но самое скверное, сынок, это то, что мы лишились оружия. Всего, напрочь.
Гуль промолчал. Он уже догадывался, что последует за этим проникновенным «сынок».
Пилберг по-прежнему сокрушенно покачивал головой и, вторя женщинам, что-то бормотал себе под нос. С пистолетом в руке, в скрученных тесемками подтяжках и вылезшей из штанов рубахе он выглядел более чем нелепо.
Диктатор, в распоряжении которого остались одни женщины.
— Ты ведь не уйдешь от нас теперь, правда? Гуль вспомнил о прошлой своей оплошности. Говорить Пилбергу правду не следовало. Перед ним стоял волк, зубастый, претендующий на роль вождя. И все же Гуль не сумел солгать.
— Мне придется уйти, Пилберг. И лучше бы вам не удерживать меня.
— Нет! — Профессор приподнял пистолет. — Забудь.
Гуль нахмурился:
— Вы только проиграете, если нажмете курок.
— Это почему же? — Улыбка у Пилберга получилась вымученной.
— Потому что я не Трап и не Ферги. Я не умею ссориться на один день.
Пилберг фыркнул, и Гуль вдруг понял, что он не выстрелит.
— Милита? — Он посмотрел на девушку. — Ты со мной?
Рука с пистолетом снова вздернулась.
— Твоя судьба — это твое право, сынок? И ты уйдешь отсюда один!
— Милита, — повторил Гуль, — ты идешь? Девушка замотала головой. На глазах у нее выступили слезы.
