до копейки твоей шалашовке сразу же! Она даже к приставам не обращалась. Тебя не интересовало, где я взяла деньги, как тяжело мне было в тот момент. Господи, я выполнила перед твоей … бывшей секретаршей все обязательства. У меня давно погашено привлечение к административной ответственности. За что я должна отвечать еще? У меня какой-то пожизненный срок, по-твоему?
- А смерть матери ты не забыла! – выкрикнул отец. Он подошел ко мне.
- Нет, не забыла. Ты потерял жену, а я маму. Только ты быстро утешился, а я несу ее смерть в сердце до сих пор. Ты предал ее дважды: один раз – изменив с секретаршей, второй – уничтожая меня, целенаправленно и с наслаждением. Даже, поставив ей памятник, ты указал только себя, исключив упоминание обо мне, как о дочери.
- Ее смерть – твоя вина, Дарья!
Меня как кипятком обдало. Вот это обвинение! Я настраивалась на сложный диалог после стольких лет абсолютного молчания. «Сейчас мне нужно быть сильной. Мой отец останется родным человеком навсегда, кто знает, сколько нам с ним отпущено, и тратить время на выяснения отношений преступно», - твердила я себе. Человек, стоящий передо мной, считал меня врагом. Только презрение и брезгливость.
- Ударь меня, опыт у тебя есть, - сказала я. – Не сдерживайся. Больнее, чем твои слова я вряд ли могу то-то представить.
Ждать, когда он сменит гнев на милость, не стоит. Но раз уж я пришла к нему, стоит продолжить эту напряженную беседу и потребовать полной откровенности – в чем именно он меня обвиняет.
- В этом кабинете только один человек жестоко избивал другого. Помнишь? – напомнил папа.
- Мы по кругу ходим, папа. Ко мне ни у Лены, - я чуть не подавилась, произнеся ее имя, - ни у государства претензий нет. Объясни мне другое, в чем ты обвиняешь меня?
Отец сел за стол, устало потер лицо и тихо произнес:
- Вера не должна была узнать о наших отношениях с Леной. Я просил тебя, купил машину, надеялся на взрослое поведение и благоразумие. Но ты все ей рассказала. Вера звонила мне в тот день, в течение часа. Я был в городской администрации, и ответить ей не мог при всем желании. Тогда она написала сообщение, там было только два слова: «Ненавижу. Предатель». Сначала я узнал о ее гибели, а потом его прочел. Зачем ты вмешалась в то, что никак не касалось тебя?
- Почему ты пришел к выводу, что я сказала маме о твоей интрижке? – удивилась я. – Я очень переживала, ругала тебя и ненавидела, но я ждала, когда ты сподобишься и честно поговоришь с мамой.
- Если бы ты не сказала ей, она не спешила бы прийти ко мне на работу. Вера не заметила машину, она вообще не смотрела на дорогу. Тот парень за рулем был просто случайным виновником. Ты хотела разоблачить меня, отомстить мне за то, что называешь предательством, но погибла Вера.
- Папа, ты себя слышишь? – я подошла к столу, - Ты говоришь о том, что я убила маму. Она узнала о твоей измене, расстроилась – даже могу представить ее состояние – попала под машину, и при этом обвиняешь меня? Знаешь, когда я шла к твоему офису, я не особенно надеялась на успех в нашем общении, но ты превзошел все мои ожидания. Оправдываться я не стану. Я не сказала маме ничего, о чем всегда жалела. С чего ты решил, что я открыла глаза на твою неверность?
- Только ты угрожала мне. Ты разбила машину, дав понять, что тебя ничем не сдержать.
- Ты купил эту машину и пригнал прямо к дому. Конечно, ты привык многие проблемы снимать все через подкуп, и это понять можно. Такая работа. Ты упивался покупкой машины, думая, что купил и меня, - я осуждающе покачала головой, - Своей дочери ты оплачивал предательство матери. Ты меня как ножом ударил, а потому его пару раз провернул в ране.
Абсурдность происходящего сбивала с ног. Я отодвинула стул и уселась напротив папы. Что я надеялась увидеть в его глазах? По-моему, он хотел только одного – моего исчезновения. Я взяла стакан, который стоял на столе, налила из бутылки воды и выпила в один присест, будто умирала от жажды.
- Купи себе кулер, очень удобная вещь. Рекомендую, - совершенно не в тему разговора сказала я.
- В приемной есть, - последовал ответ.
Папа всегда был прямолинеен и уверен во всех своих действиях. Мама называла его «железный Феликс», потому что его выдержка, требовательность, сухая лексика никаких других сравнений не предполагала. Только со мной и мамой он был мягок, то есть оставлял за пределами дома черствость, несговорчивость и высокомерие.
- Доказать тебе, что о твоей измене мама узнала не от меня, я не могу, и вряд ли сумею. Обидно, что ты сам придумал, сам поверил, осудил, а я не знала о твоем приговоре. Кстати, почему ты на Лену не подумал? Выгодоприобретатель от твоего вдовства только один – Лена. Вы с ней пару лет «пожениховались» и поженились. Молодая жена тебе дочку новую родила. Для этой «прости Господи» все так удачно сложилось: растоптала одну семью, создала – другую.
- Это не Лена. Я не хотел уходить из семьи. Я любил Верочку. Лена принимала мои условия. И она всегда боялась, что Верочка узнает о нас, и я оставлю ее.
- У меня слов нет! Папа, ты точно ведешь бизнес самостоятельно? Как у тебя еще ничего не развалилось. Да твои выводы яйца выеденного не стоят!
- Ты не контролировала себя, - упорствовал отец, - после того, как ты увидела нас с Леной, как с цепи сорвалась! Лена была вынуждена обратиться к знакомой ведьме, чтобы убедиться, что ты не сможешь ей навредить.
- И что же ей сказали? Что я ей не порчу навела, а благословение выдала? А за себя ты не боялся, может, я и тебе какую-нибудь пакость наколдовала?
Сергей Владимировича Колесников молчал. Что у него в голове?
«А что подумал кролик, никто не узнал, потому что он был очень воспитанный», - повторила про себя цитату из «Винни-Пуха». Я не узнаю его мысли, потому что сейчас он оценивает ту версию, которую ему представила я. Отец не согласен со мной, но, переносясь в воображении в то время, он открывает шахматную доску прошедших событий,
