Райт снова вешает голову, будто старается вспомнить, что же именно хотел сказать про порок, потом опять приглаживает волосы, а вернее, взлохмачивает их и опять вступает на путь монолога:
- Все эти квартиры, которые вечером воняют женскими духами, а утром женским потом, и эти красавицы из кабаре, которые, ложась с вами в постель, вместе с гримом смывают всю красоту... и эти хамы, из-за которых невозможно спокойно выпить кружку пива, потому что они твои люди и ты их человек... и вся эта Дрейк-стрит... да и другие тоже...
Раз уж он заговорил о запахах, меня так и подмывает попросить его немножко отодвинуться, поскольку я уже не знаю, что пью, - виски или одеколон "Сирень". Но что поделаешь, надо проявлять терпимость к ближнему и снисходительность к выпившему человеку.
Надо сказать, что он в самом деле под градусом, хотя и не настолько пьян, как кажется. Но это - не беда. Беда в том, что я тоже притворяюсь пьяным и что у Джона хватает легкомыслия мне поверить. Так что я не удивляюсь, когда, вернувшись из туалета, замечаю на дне своего стакана некую белесоватую жидкость. Примитивная штука. Надо бы сказать ему, что ампула с бесцветной жидкостью куда лучше и удобнее, но что поделаешь, если Райт - мастер монологов и не дает мне слова.
Я сажусь размашисто, как и подобает пьяному, и неловким жестом опрокидываю стакан.
- Дейви, дай еще одно! - командует Райт.
Опорожнив стакан, он снова требует:
- И еще одно!
После чего наступает его очередь проинспектировать туалет заведения.
Сейчас или никогда! Я выскакиваю из кафе и вбегаю в магазин мистера Оливера.
- Райт совсем напился, - заявляю я ему. - Вы не могли бы вызвать его по делу минут через двадцать, пока я расплачусь. Иначе его придется выносить на руках.
- Да, мне как раз нужно показать ему накладные...
Мне некогда выслушивать пространные объяснения торговца литературой. Я бегом возвращаюсь в кафе, опережая Райта на полминуты.
- Наша беда, Питер, в том, что женщины привлекают красотой и сексом... а ведь и то и другое в них фальшиво. Смотришь на такую, как она кривляется под прожектором "Евы"... как опускает ресницы и вертит задом... и думаешь: "Богиня!" А дойдет до кровати - и богиня оказывается обыкновенной проституткой... которая выучила пять-шесть танцевальных па... и больше ничего.
Райт поднимает свой стакан. Я следую его примеру и, воспользовавшись паузой, замечаю:
- Все-таки ты не станешь отрицать, что есть и шикарные женщины. Ведь не станешь?
- Есть! - соглашается агент похоронного бюро. - Есть. Но шикарные женщины, Питер, всегда кому-то принадлежат. Именно потому, что они шикарные, кто-то уже прибрал их к рукам... до тебя и до меня.
Я пренебрежительно машу рукой.
- Это не мешает...
- Не мешает? - Райт оживляется и заговорщически понижает голос. Мешает, Питер, да так, что... в какую-то минуту начинаешь спрашивать себя, стоит ли... стоит рисковать из-за женщины, пусть даже она шикарна, как "кадиллак".
Эта мысль в самом деле заслуживает серьезных размышлений, и я снова вынужден отправиться на инспекцию. По возвращении я опять устанавливаю наличие в стакане белесой жидкости. Нет, в самом деле, надо бы сказать ему про ампулы.
Мой стакан поставлен поближе к середине стола - во избежание аварии. Но я не собираюсь устраивать аварии. Вместо этого я осторожно отпиваю полглотка - вряд ли со мной что-нибудь случится от такой ничтожной дозы, тем более что эти снотворные довольно трудно растворяются. Райт собирается возобновить свой монолог, но тут на пороге кафе появляется мистер Оливер и заговорщическим жестом подзывает моего собеседника к себе.
Выждав, когда Дейви отвернется к бару - потому что в этот час Дейви единственный свидетель нашей беседы, - я энергично разбалтываю смесь в моем стакане и выплескиваю ее в давно намеченное место - горшок с бегонией, стоящий на подоконнике. Не знаю, что после этого будет с цветком, - все зависит от того, насколько он вынослив к алкоголю и снотворным: но лучше экспериментировать над растением, чем над собой. Чтобы не возбуждать подозрений, отливаю в свой стакан виски из стакана Райта и застываю в позе пьяного отупения.
- Этот дурак Оливер! Нашел время! Пристает с какими-то накладными.
Это говорит Райт. Он возвращается за столик, а с ним - упоительный аромат сирени.
- Брось ты его, - рекомендую я и выпиваю свой стакан до дна. - Оливер - мой друг, но он просто книжный червяк и больше ничего.
- Оливер - пигмей, - заявляет решительно Джон. - Он как раз из тех людей, Питер... как раз из тех людей, которые готовы всю жизнь дремать за прилавком... понимаешь, всю жизнь... за горсть медяков...
С этими словами сиреневый куст допивает свой стакан и велит Дейви принести еще две порции.
Если мне не изменяет память, свою порцию я так и не могу допить такая дрема одолевает меня, и как я с ней ни борюсь, приходится в конце концов заявить, что я иду спать.
Легко сказать "иду!". Я встаю из-за столика и с удивлением чувствую, что ноги меня не слушаются, так что Райт вынужден взять меня под руку и отвести в родную "Аризону".
- О, мистер Питер! О, мистер Райт! - восклицает добрая Дорис, когда мы с Райтом, пошатываясь, входим в готиницу. - Что это вы? Среди бела дня... да еще в будни...
- С кем не случается, дорогая Дорис, - бормочу я.
- Ему надо выспаться, и к утру все как рукой снимет, - говорит Райт: сам он неожиданно протрезвел - должно быть, от чистого воздуха Дрейк-стрит. - Может, ему надо чем-то помочь, - озабоченно говорит Дорис.
- Лучшее лекарство для него - сон, - авторитетно заявляет мой друг Райт. - Уложим его в постель, больше ему ничего не надо.
- Что ж, вам лучше знать, - соглашается Дорис, которой действие виски на человеческий организм известно только по скромным угощениям в моем номере.
С большим трудом я кое-как поднимаюсь на свой этаж и добираюсь до номера, но тут силы окончательно покидают меня, и Райту приходится с материнской заботливостью - но без материнской нежности - положить меня на кровать, после чего меня тут же одолевает глубокий сон. Но как он ни крепок этот сон, я все же понимаю, что сиреневый куст ненадолго забегает на кухню, потом возвращается, садится в кресло, выкуривает сигарету и принимается энергично трясти меня за плечо. Убедившись, что я сплю непробудным сном, он опять уходит в кухню, а через минуту вообще покидает мой номер, заперев дверь снаружи на ключ, который потом просовывает под дверь. Примерно в это же время я ощущаю запах газа.
Совсем легкий запах. Но при соответствующей насыщенности атмосферы он может стать смертельным. Должно быть, Райт надеется на то обстоятельство, что в старых зданиях, особенно в старых гостиницах, всегда слегка попахивает газом. Да и время суток благоприятное: постояльцы "Аризоны" еще не скоро вернутся в свои номера.
Только через полчаса, когда я уже давно встал и открыл форточку в кухне (но газовый кран еще не закрыл), выясняется, что сообразительный Джон дополнительно подстраховался.
- Что это ты, Дорис? - раздается на лестнице недовольный голос ее брата. - Открыла кран в двадцать пятом номере, и весь коридор пропах газом!
- Я не могла оставить кран открытым! - возражает Дорис.
- Как не могла, когда я только что его закрыл!
Они еще немного спорят о том, могла или нет Дорис забыть кран открытым, потом уходят вниз. Значит, даже если кто-то и почувствует запах газа, идущий из моего номера, ему найдется простое объяснение.
Я тихо открываю дверь и так же тихо спускаюсь по лестнице на первый этаж. Вестибюль пуст, если не считать Дорис, которая сидит за столом администратора и читает газету. Я тихонько зову ее, и когда она меня замечает, делаю таинственный жест. Подавив привычное "О, мистер Питер!", готовое сорваться с ее уст, моя добрая приятельница подходит ко мне, и я веду ее в номер.
- Дорогая Дорис, этот тип хотел меня отравить! - торжественно заявляю я, вводя ее в свои покои и демонстрируя открытый кран плиты.
Она машинально делает шаг к плите, но я останавливаю ее.
- Не надо, не трогайте! Я хочу, чтобы сохранились отпечатки его пальцев на кране и следы ботинок на полу.
- Но ведь это - чистое убийство! - сокрушается Дорис.
- Мне тоже так кажется. И мистер Дрейк, наверное, будет того же мнения. Вы знаете, ведь это ваш брат спас меня от верной смерти! Он что-то громко говорил про открытый кран в соседнем номере, и я от его голоса проснулся.
- О! Теперь я понимаю! - восклицает сообразительная Дорис и прикрывает рот ладонью. - Он открыл и тот кран... чтобы ввести нас в заблуждение... Я и говорю брату: видно, я совсем выжила из ума, оставила кран открытым...
- Выжила из ума?.. Дорис, вы просто клевещете на себя!
- О, мистер Питер! - восклицает Дорис и тут же спохватывается: - А как вам удалось так быстро протрезветь?
- Чтобы протрезветь, надо быть пьяным, милая Дорис, а я не был пьян. Мне просто было плохо, кружилась голова. Этот тип чего-то мне насыпал в виски, и мне стало плохо...
