К фотографиям прилагалась отпечатанная на принтере записка: «Если не хотите, чтобы эти и другие фотографии попали к вашей жене, будьте готовы распрощаться с 10 (десятью) тысячами долларов. Если согласны, то поменяйте игрушку в машине и ждите инструкций».
Таблеток вам, господа, надо от жадности, и побольше, фыркнул Денис. Тоже мне, «другие фотографии». Могли бы и подбросить для рекламы парочку «других». Если, конечно, они действительно существуют.
Выйдя из лифта, он мелко порвал фотографии, конверт и записку и выбросил в мусоропровод.
Валяйте! Видит бог, он сам на скандал не нарывался.
Или?.. Или попытаться подловить этого придурка? Сделать вид, что поддался, попытаться вычислить? Печатников? Нет, исключено. На той фотографии, где они с Верой стоят в очереди в «Пулково», рядом маячит и его толстое брюхо. Да и зачем ему?
— Как дела? — вяло поинтересовалась Инна, даже не привстав с дивана.
— Нормально, — буркнул Денис. — Есть будем?
— Пельмени.
Ни слова не говоря, Денис развернулся и вышел. Пешком добрел до кафе и поужинал там. Ярость в нем так и бурлила, и даже изрядная порция коньяка не смогла ее утихомирить. Желание найти и от души попинать шантажиста — а он не сомневался, что сможет это сделать, — никак не могло одолеть желания побольнее задеть Инну. И только обещание, данное Вере, заставило его сдержаться. Денис вышел из кафе и в первом встречном ларьке купил игрушечную обезьянку на липучке.
На этот раз Инна встретила его в прихожей.
— Извини, — виновато пробормотала она, уткнувшись носом ему в грудь. — Я забыла, что ты не любишь пельмени.
— Люблю. Только не из Барсика.
— Извини, — повторила Инна. — Я отбивные поджарила. С цветной капустой. Будешь?
— Спасибо, я уже поужинал.
Инна пожала плечами и ушла в спальню. А Денис — в гостиную на диван. Придумывать импотенцию не пришлось.
Наутро Инна как ни в чем не бывало приготовила ему завтрак и попросила подвезти ее.
— А Олег что? — хмуро поинтересовался невыспавшийся Денис.
— Заболел Олег, с температурой лежит.
— Ну поезжай сама, в конце концов. А то совсем разучишься.
— Ну, День, пожалуйста! — заныла Инна. — Я не хочу сама.
— И куда тебе?
— Да так, по магазинам пробегусь. Где-нибудь в центре выбросишь.
Денис представил, как выбрасывает ее из машины. На полном ходу. Получилось впечатляюще.
Сев за руль, он снял болтающегося на веревочке паука и стал прилаживать купленную вечером уродливую обезьяну.
— Это зачем? — капризно протянула устроившаяся рядом Инна.
Денис почувствовал, как вчерашняя ярость снова заливает его мутной душной волной. Инна, без которой он всего три месяца назад не представлял себе жизни, вдруг стала ему настолько неприятна, что он ощутил настоящую дурноту.
Пожалуй, не нарушить данное Вере слово будет чрезвычайно сложно. Но, по крайней мере, он ни в чем не будет себе отказывать. Может, сама не выдержит и уйдет.
Он сорвал липучку с обезьяной и выбросил в окно. Инна поджала губы и принялась рыться в сумке.
* * *
— Всего хорошего, — хором пожелали мне соседи по купе, имен которых я так и не узнала, о чем, впрочем, и не жалела. Оно мне надо?
— Спасибо, вам тоже, — кивнула я, вытаскивая из-под полки сумку.
Солнце слепило глаза, люди на перроне стояли в легких курточках. Пожалуй, кисло придется в толстом свитере и шерстяной юбке. Может, хоть подстежку с куртки снять?
Выйдя из вагона, я начала бестолково озираться по сторонам. Похоже, никто меня не встречал. Во всяком случае, ни одна из женщин вокруг под описание бабы Глаши не подходила. Придется ехать самой. Адрес Андрей мне написал, как добраться тоже. Выйти на площадь, сесть на маршрутку, доехать до каких-то гаражей, спуститься вниз по лестнице. С ума сойти можно. Ладно, язык до Киева доведет. Хотя так не хочется подходить к кому-то, спрашивать…
Небо было высоким и каким-то звонким. Оно не висело прямо над головой, как в Питере, не давило хмуро грузом забот. Здесь было, как на другой планете. И горы совсем рядом. Еще в поезде, как только проехали Горячий Ключ, я увидела их из окна, смотрела, и внутри что-то сжималось — то ли от восторга, то ли от осознания себя маленькой и ничтожной рядом с этими древними гигантами. Но из окна — это одно. А вот так, вживую — совсем другое. Горы были рядом. Поближе — пониже, поросшие деревьями, усыпанные спичечными коробками домишек. Дальше — каменные хребты с сахарными вершинами.
Я старательно прислушивалась к себе, не всплывет ли что-то из темных глубин спящей памяти. Ну, как с морем и дельфинами. И ведь всплыло!
… «— Эта гора называется Аэробика, да?
— Не Аэробика, а Арабика, глупая, — засмеялся мужчина с приятным мягким голосом. — Она очень далеко отсюда. И это не гора, а целый хребет…»
— Вы Марина?
Я вздрогнула и повернулась.
Рядом со мной стояла высокая пожилая женщина — старухой назвать ее не поворачивался язык. Осанке позавидовала бы и балерина. И хота баба Глаша, как называл ее Андрей, была довольно полной, скорее ей подошло бы слово «статная». Легкое черное пальто, черные с проседью волосы собраны в тяжелый узел — не на макушке, как у старушек, сворачивающих остаток косицы в фигу, а почти на шее, как это было модно в шестидесятые годы. А глаза ее почему-то напомнили мне маленький сладкий арбуз. Не сам арбуз, конечно, а семечки — маленькие, черные, словно лакированные.
— Еле успела. Объявили в последнюю минуту, да еще на дальнюю платформу. И вагон в самом конце. Боялась, что уйдете. Андрюшка вас хорошо описал. Или можно на «ты»? — (Я кивнула.) — Ну вот и хорошо. А я Аглая Спиридоновна. Можно просто баба Глаша, все так зовут. Ну, пойдем, что ли?
Я покорно поплелась за бабой Глашей к подземному переходу. От ее голоса, низкого, раскатистого, мне стало совсем не по себе. Я вспомнила, как Андрей говорил, что баба Глаша только кажется суровой, а на самом деле очень добрая. Но веселее не стало.
Что делать, выбирать теперь не приходится.
Я напряженно рассматривала все, что попадалось на пути, иногда даже чуть опуская очки — чтобы увидеть все в настоящем цвете. Давай, вспоминай, вспоминай, говорила я себе. Белый красивый вокзал с внутренним двориком и высокой часовой башней, пальмы с тяжелыми, словно жестяными лапами.
Нет, никак.
Когда мы с бабой Глашей, пробившись сквозь толпу таксистов и теток, желающих сдать комнату, пришли на автобусную остановку, я наконец-то набралась смелости спросить:
— Скажите, здесь есть такая гора — Арабика?
— Есть, — невозмутимо отозвалась баба Глаша. — Только не здесь, а в Абхазии. Хребет Арабика. Отсюда его не видно, а вот с горы Ахун — да, видно. А что?
