характер. Даже внутренний надлом угадывался.
Умел, умел бродяга Осетров поймать момент. Художником он был от бога. Поговаривают, что убили его. Никита не вникал в эти новости. Предпочитал держаться от них подальше. С этим Осетровым никогда не знаешь, в какое дерьмо наступишь. Только благодаря ему Никиту отчислили. И деньги отца не помогли. То ли принципиальным был Осетров, то ли просто вредным мужичишкой, ненавидящим молодых парней. Просто за то, что те могли составить ему конкуренцию. Хотя…
Хотя он ведь и девчонок гнал с курса поганой метлой. И Лиду Паршину едва терпел на курсе. Та умницей была, сразу поняла, каким подходом пользоваться. Хотя…
Он наверняка ее сильно любил. Потому что другие девчонки не раз пытались к нему в койку забраться ради зачетов и хорошей отметки на экзамене. Осетров – ни-ни. Но уйти ему пришлось как раз из-за сплетен, которые кто-то очень умело распустил.
Никита подавил довольную улыбку. Не без вмешательства его отца случились и сплетни в адрес Осетрова, и его увольнение. Отец, хоть и признал отсутствие таланта у сына, но простить препода за то, что тот выставил Никиту на всеобщее обозрение как бездаря, так и не смог.
– Добрый день.
Он не улыбнулся, не раскинул приветственно руки. Он даже с места не сдвинулся. Так и остался стоять у окна.
– Добрый, – ответила красивая женщина.
И представилась подполковником полиции Анной Сергеевной Смирновой. А он тут же подумал, что если звание в таком возрасте она получила не через постель, а по причине своих разыскных талантов, то плохи дела у убийцы. Она его найдет.
– Присядем? – вопросительно выгнула она брови и тут же опустилась на его любимый стул – мягкий, обитый кожей, спинка подковой. – Никита Ильич Вербин?
Он согласно кивнул.
– Тридцати одного года от роду, хозяин данной фотостудии?
– Совершенно верно.
Он все же ушел от окна – сильно расслабляло. За окном было лето, красивый цветущий сквер и много молодых загорелых девушек в коротких юбках и шортах. Он не имеет права быть сейчас рассеянным. Если эти двое здесь, значит, что-то узнали такое…
– Вам знакома эта девушка? – сразу перешла к делу красивая женщина Анна.
Она поймала его за локоть, когда он от окна шел к своему письменному столу, заваленному по большей степени бесполезными бумагами.
Он взглянул на фото. Помотал головой.
– Нет, я ее не знаю.
– Это – Алла Иванова – очередная жертва преступника, который убивает девушек, – пояснила она, высверливая в его черепе сотни дыр острым взглядом черных глаз.
– Возможно, но это не меняет сути. Я ее не знаю.
Он сел за стол, сдвинул бумаги в сторону, разложил локти поудобнее. Решил, что будет серьезным и печальным, поскольку новости трагичные. И счел за благо еще раз повторить.
– Я ее не знаю. И никогда не видел. Сожалею…
– А между тем примерно за час до смерти этой девушки Осетров переслал ее фото в вашу фотостудию. Знакомы с Осетровым?
– Кто же не знает Осетрова! – фыркнул он помимо воли весело. – Талантище и гад.
– Почему гад? – подал совершенно бесцветный голос парень с незапоминающейся внешностью.
– Потому что половину курса вечно выгоняет. Выгонял, – поправился Никита и замер в ожидании вопроса, который она ему сейчас точно задаст.
– Почему в прошедшем времени? Вы знаете, что его убили?
– В прошедшем времени, потому что его уволили. Или он сам уволился, не помню. Не суть. Он просто больше не работает в колледже искусств и никого уже не выгонит. А что он умер – да, слышал. В наших творческих кругах новости расходятся быстро. Я хоть и не художник, но с людьми искусства часто сталкиваюсь. И да, как вы справедливо заметили, Осетров пользовался услугами моей фотостудии. И я видел ваш портрет, товарищ подполковник. Шикарно снято.
Боже, она смутилась? Подумать только, ему удалось ее смутить. Но как, черт побери, у нее это вышло красиво! Мимолетное замешательство выразилось в глубоком вдохе, легком поднятии подбородка и крепко сцепленных пальцах.
Нет, Осетров все же великий засранец. Зря он погнал его с курса. В его душе живет художник.
– То есть вы подтверждаете, что Осетров пользовался услугами вашей фотостудии?
– Подтверждаю, – смиренно опустил он голову. – И это были не только портреты женщин. Иногда он просил распечатать в увеличенном виде какой-нибудь пейзаж. Ему нужен был свет. Он очень любил багровые закаты.
– Портреты многих женщин вы ему делали? Точнее, сколько их было?
– Я не помню. Я не делал. Я вообще не занимаюсь фотопроявкой и печатью. У меня работают специально обученные люди.
– На чей телефон Осетров обычно слал фото?
– Обычно он приезжал сам и привозил фото на флешке. Сами понимаете, что качество теряется, если пересылать фото. Ваш портрет он сначала переслал, а потом лично завозил. Ребята его делали. И он пару дней висел в фотолаборатории. Там я его и увидел.
– Значит, фото Ивановой вы не видели?
– Нет. Но это не значит, что его не распечатали. Возможно, оно и сейчас в лаборатории. Или еще в работе.
– Как узнать? У кого?
– У моих фотографов и лаборанта. Могу вас проводить, – он привстал с места.
– Еще проводите, – кивнула Анна и повторила вопросы: – Скольким женщинам Осетрова вы делали подобные портреты? На чей телефон приходили фотографии?
– Мобильный нашей фотостудии. Он есть на сайте. И он лежит на ресепшене. Если приходит подобная информация, Ляля – наш администратор – передает ее фотографам или лаборанту. И иногда это проходит мимо меня. Узнаю о заказах Осетрова из отчетных квитанций, и все.
– Понятно. Теперь нам необходим список всех ваших сотрудников с адресами и номерами телефонов. – Анна резко поднялась с его любимого стула и направилась к двери. – Сопроводите нас. Еще остались вопросы.
– Какие, например?
Он, конечно, пошел за ней. И все время, пока спускался на первый этаж, вдыхал тонкий аромат ее незнакомых духов, наслаждался полетом прядей ее волос и любовался взмахами ее ресниц.
Нет, все же Осетров засранец. В нем – в Никите Вербине – умер великий художник. Пусть на холст он не мог перенести того, что чувствовал, у него зачастую выходила мазня. Но что чувствовал тонко и остро, как художник, поспорить никто не мог.
Вопросов к нему у Анны Смирновой накопилось предостаточно. Тут и алиби на время убийств несчастных девушек потребовалось, и его подтверждение. А заодно и информация о том, чем он занимался во время убийства Осетрова. И Анна захотела сразу узнать, как и с кем из жертв он был знаком. И что про их круг общения ему известно. И знает ли он, с кем встречалась незадолго до своей гибели первая убитая – Вероника Серова. Кто этот парень, если они знакомы? Когда Никита последний раз виделся с Осетровым? О чем шел разговор?
– У вас ведь нет причин его любить? – прищурила черные глаза товарищ подполковник.
– И нет причин желать ему зла, – встав у двери в лабораторию, произнес Никита с широкой улыбкой. – Благодаря ему я имею бизнес, приносящий стабильный доход. А то бы сейчас отирался на Точке, как десятки таких же, как я, бездарей. Как говорится, не было бы счастья, да несчастье помогло.
Алиби у него нашлось. Не абы какое, но все же. А вот на ряд других вопросов он ответить затруднился. Долго смотрел на потолок, словно пытался вспомнить. Мотал головой, разводил руками.
– Извините, ничем не могу помочь, – проговорил он, когда Анна уже входила в лабораторию.
Дверь за ней закрылась. Никита вернулся к себе на второй этаж. Снова встал у окна и задумался.
А ведь он знает! Знает ответы почти на все ее вопросы. Но почему-то не понимает: отвечать ли ей на них, нет? Не навредит ли он себе, своей репутации? И если себе не особо навредит, как это скажется на его бизнесе?
Вопросы, вопросы, вопросы…
Сложные и опасные. И ответы такие же. Надо подумать, а еще лучше – посоветоваться. А кто у него главный советчик? Отец! И поговорить с ним надо срочно. Только не сейчас, не отсюда, не с этого телефона. Никаких следов нельзя оставлять, ничьих любопытных ушей и внимательных глаз не должно быть при этом разговоре. Он поедет прямо к нему и обо всем, что знает, расскажет. А там они решат, что делать. Ведь главное – не навредить…
Глава 21
– Я правильно понимаю – фотографов у вас двое? – Аня непонимающе смотрела на молодую девушку, считавшую себя очень красивой и модной.
Требованиям моды соответствовало все: ноги, губы, грудь, скулы, ресницы. Все отрихтовано, накачано, приклеено. Из одежды на ней было крохотное алое платье без рукавов. Подол заканчивался сразу под ягодицами.
– У нас четверо
