Через полчаса тряски на попутном уазике времен развитого социализма я наконец нашел на улице 3-го Интернационала дом номер 14. Потрясающий адрес! Деревня Малое Сырково, улица 3-го Интернационала. Водитель, молодчуга, за пятьсот рублей довез меня прямо до базы. До места.
С внешней стороны забора на лавочке стояло ведро с горкой зелено-красных яблок. На утеху проезжающим автомобилистам. Я перепрыгнул через канавку, взял одно, шустро обгрыз, чуть влил в себя вискарь и шагнул в калитку.
Довольно милая избушка с синими резными наличниками торчала в глубине сада. Передо мной раскорячились яблони с полуоблетевшими листьями и резко выделяющимися на фоне синевы неба блямбами яблок. Из земли резко торчали дручки подсолнухов с оторванными головами. Справа от входа, около выбеленной дождями будки, скучала здоровенная, лохматая, но совершенно равнодушная псина. На меня она не обратила ни малейшего внимания. Вот недавно, мелькнула мысль, то ли китайцы, то ли японцы вывели породу мышей, совершенно не боящихся кошек. И были очень горды своими идиотскими достижениями в генетике. Какая фигня! Вот русские люди уже лет пятьсот назад выдумали породу специальных сторожевых собак, которым вообще все по фигу. Свои, чужие… И никто не трезвонит по этому поводу на весь мир!
– Хозяева-а! Ау! – призывно и радостно завопил я. Тайное благоденствие души, что, по большому счету, это все вокруг мое, рвалось наружу. Даже кусты крыжовника, даже здоровенная рябина у калитки и, уж конечно, никчемная дворняга с будкой – все это радостно ждало нового владельца. В моем лице, конечно!
В дверях что-то заскрипело, и на крыльцо выползла старушка с благостным личиком злой волшебницы Гингемы из иллюстраций к волковскому «Волшебнику Изумрудного города».
– Николай?
– Да, да, Софья Андреевна, это я!
Я вошел и деловито осмотрелся по сторонам. А ничего в принципе. Две комнатки. Печка опять же. Телевизор, накрытый кружевной салфеткой.
«Пол поскрипывает, придется перебрать», – засвербила уж совсем идиотская мысль. Я деловито поставил на стол свежую бутылку виски. Коробку конфет и тортик с почтением передал старушенции. Она засуетилась и поковыляла ставить чайник.
Я продолжал осмотр. Над кроватью с какими-то дореформенными железными шарами по бокам висела фотография девочки лет десяти, ну с очень знакомым личиком. Рядом сияла зубами полинявшая Алла Пугачева. Туда-сюда ходил серый кот, тоже весьма пожилой. От неожиданно появившегося ветра яблоня романтично трескала ветками по окошку. Я меланхолично мерил шагами квадратные аршины жилплощади. Кот подозрительно мотал головой туда-сюда. Наконец свистнул чайник, и старушенция торжествующе внесла его.
– Ну вот!
– У вас тут рюмочки чудесные стоят. Граненые и тяжелые. Можно я ими слегонца попользуюсь?! Какие замечательные рюмашенции, как они называются, стопки, штофы?! Что-то такое благородно дремучее…
Я налил виски. Предложил. Бабуля только замотала головой.
– Ну, как знаете. Хотя я, конечно, понимаю, здоровье, возраст. Хотя ради такого случая сам Бог… Не буду настаивать. Не буду. Ну, давайте, что ли?! А вот, почтенная Софья Андреевна, с чего вдруг вам, как бы так помягче сказать, стукнула мысль, э-э, завещать ваше великолепное хозяйство мне? Вы, наверное, постоянно читаете «Утренний экспресс»? Я, честное слово, ну, не достоин такой чести! Мне даже как-то неудобно!
Я налил еще.
– Понимаете, ваша отзывчивость, благородство были прямо-таки потрясением для меня. Давайте выпьем за ваше здоровье, и долгих вам лет жизни!
Андревна молчала как рыба об лед. «Может, она еще и глухонемая?! – мелькнул элемент сумасшествия в мозгах. – Да нет, я же с ней только что говорил. Вроде…»
– Да-а, – протянул я. Под висковлиянием мне уже нравилось здесь всё. – У вас здесь газ? Баллоны? А самовар у вас есть? Я читал, что очень здорово топить, этими, шишками. Ну, чтоб трещал и пыхтел. Еще как-то сапогом кочегарят…
Софья Андреевна только говаривала:
– Ох, – и дула на чай.
Я был несколько разочарован не совсем понятным мне приемом. Хотелось, конечно, услышать крестьянский стон о моей несомненной гениальности в статьях, о моем пастырском влиянии на судьбы русского народа. Но увы…
Софья Андреевна молчала, шустро лопала тортик, тщательно подбирая со стола ловкой костлявой ладошкой упавшие крошки. Иногда, впрочем, подхихикивала и кивала. Первая оторопь от общения со старушенцией улетучилась, я лихо нес чепуху, активно перемешивая ее с виски:
– Вы не представляете Софья Андреевна, как я счастлив. Мы, русская интеллигенция, должны быть ближе к народу. Чтоб сплотиться. Ах, какой замечательный у вас котик! У меня тоже есть. Сволочь редкостная. А лес у вас тут далеко? А звери там водятся? Вы знаете, уважаемая, что самые опасные для человека животные не медведи, не волки, не тигры, даже не акулы, как может показаться с первого взгляда, а именно лоси и олени?! Представляете, наши милые рогатые лоси самые вредные?! Какой кошмар! Больше ста нападений на людей в год по всему миру! А речка есть? Но это же не самое главное, правда? Главное, человеческие отношения между людями! Вот я, например, взял на воспитание одну… Ну да ладно, об этом потом. Как же тут здорово! Как там… здесь русский дух, здесь Русью пахнет!
Я чувствовал, что алкогольная воронка центростремительно поглощает остатки мозгов, но ничего поделать не мог. Мне было откровенно хорошо в этом Сыркове! Небольшая тревога по поводу молчаливости старухи исчезала вместе с виски в бутылке. Мало ли чего бывает, кого-то несет без остановки, не будем показывать пальцем, кто-то молчит… Диалектика! Не перестаю удивляться чудесам гомосапиенсной психики! Ну понимаешь, что дурь полощешь, а остановиться не можешь!
– Интересно, вы уж извините, Софья Андреевна, а документы на наследство надо в сельсовете оформлять? Или как он теперь называется при демократах? Малосырковская управа? Зондеркоманда! Какой козел взял оккупантское слово «управа» и присобачил его к нам?! Но это не важно. А ландыши у вас цветут? Ландыши, ландыши, светлого мая приветы… Или приметы?! Или вообще не так?! Да нет, я обычно не так много пью. Наверное. Но это не страшно, правда?! Ведь принятие на грудь, это даже благородно до какой-то степени. Вот на Бородине, в минуты русской славы… Кстати, а далеко отсюда Бородино? В общем, там, на знаменитой батарее Раевского проводили раскопки. И что, думаете, нашли, кроме картечи и снарядов? Уйму пустой посуды! Причем именно того, двенадцатого года! Значит, эти сталинские соколы, нет, не то, а-а, орлы Багратиона, все время путаю этих грузинов, во время битвы там квасили со страшной силой! А что, очень даже правдоподобно! Страшно же, итить твою мать!
В этот момент, когда я только взялся за любимую тему кривизны исторических параллелей, в окно постучали. Старушка облегченно вздохнула. Хлопнула дверь. Вошел крепкий детина с длинными черными патлами, а-ля Гойко Митич.
– Это ты, Николай? – с порога, без здрасте, шмякнул амбал.
– Да, а вы кто, проходите, садитесь, если, конечно, хозяйка позволит. – Я пьяно и радостно подмигнул бабке.
– Меркулов?
– Он самый, а вы кто? – Я даже привстал и протянул руку. Но между ног куда-то ринулся котяра, лишая меня равновесия, и я опять брякнулся на стул.
– Давай-ка выйдем, побазарить нужно.
Я кивнул и пополз за ним на свежий воздух.
«Сосед, наверное, познакомиться хочет», – шевельнулось в голове. Мы прошли через сад на дорогу к ведерку с яблоками. Дворняга на цепочке даже не открыла глаз, лишь полуподняла ухо. Синь неба уже переходила в васильковщину. Видимо, уже вечерело. Редкие машины проскакивали по дороге. Метрах в пятистах две курицы пытались пересечь трассу и сильно шугались по этому поводу.
– Ну и? Познакомиться – это можно…
Я опять протянул руку и сразу же ощутил противную соленость во рту.
«Что же я не купил соленых орешков к вискарю, это же так вкусно», – почему-то подумал я.
Он треснул меня по лицу еще. Потом еще. Я упал. В ход пошли его кроссовки Reebok. Эти громадные иностранные буквы то приближались к лицу, то удалялись. Удары по телу я ощущал слабо. Просто что-то отдаленно и гулко вздрагивало в организме. Мужик молчал, только иногда протяжно ухал. Наконец он еще раз пнул меня в лицо, отчего я опять увидел волшебное васильковое небо, и заговорил:
– Значит, так, подонок, скажи спасибо, что я добрый. За такие вещи тебя надо кончать. Если еще раз подойдешь к сеструхе моей, Масленниковой Веронике, а-а, вспомнил такую, зашевелился, на еще тебе для лучшей прочистки памяти! Запомни, если чего еще услышу о тебе – найду из-под земли! И туда же закопаю! – заржал патлатый, выдохнул и достал пачку сигарет. Закурил.
Это ж надо такую чистую, честную девчонку, сестренку мою, Вероничку, заманить, запереть в квартире и драть с утра до вечера. Хорошо, что мне бабушка, э-э, Софья Андреевна все рассказала, козел ты вонючий. Надо тебя было бы на зону сунуть, чтоб тебя там петушили! Чтоб знал свое козлиное место! Но Вероника просила тебя не сажать. Пока. Я все твои адреса-телефончики знаю, и в случае чего… Вот, урод!
