— А финны? Они когда досматривать будут?
— А сейчас и досматривают.
Хорошо быть финским пограничником. Пришли, понюхали, и ушли, влепив печать в паспорт.
На следующей станции, Бусловской, уже наши пограничники начали проверку. Поезд едет, у погранцов служба идёт.
Зашел один — и сразу стало тесно.
— Покажите, что везете.
Я открыл рундук.
— Что в чемодане?
— Одежда. Фрак, смокинг, вечерний костюм…
— Так много?
— Положено. Я выступаю перед зрителями.
— Ясно. Что в сумке?
— Водка. Две бутылки водки. «Финляндия»
— Покажите.
Я показал.
— Красиво жить не запретишь, — с завистью сказал досматривающий.
Я опустил полку на место и получил очередную печать в паспорт.
Попутчика осмотрели ещё быстрее.
На этом страшный досмотр и закончился.
— Вы в самом деле везёте с собой водку! Из Финляндии! В Россию!
Мой попутчик никак не мог успокоиться. Культурный шок: русский человек везет из Финляндии в Россию водку, да не просто водку, а купленную за валюту!
— Ну, везу, — спокойно отвечал я. — А что ещё везти из Финляндии на остатки командировочных?
— И сколько стоила эта водка? — не унимался попутчик.
— Мне думается, что вы в Финляндии бываете нередко, не так ли?
— Ну да, раза два или три в год обязательно. Это направление нашего отдела.
— Не могу поверить, что вам неизвестна цена финской водки.
Попутчик засмущался.
— Нет, известна конечно, но я в другом смысле: не жалко было валюту тратить? Ведь можно было джинсы купить на эти деньги, даже целый джинсовый костюм.
— Спасибо за заботу, но мне не нужен джинсовый костюм, по крайней мере, сейчас.
— Ну, так ведь валюта…
— Вот именно. Ввоз валюты в Союз запрещен. За полчаса до отправления поезда смотрю — осталась. Что делать? Вот и купил водку.
Глаза попутчика загорелись синим светом. Ну, почти.
— И вы её…
— Нет, конечно. Я её пить не буду. Я вообще не пью. А купил — не себе купил. В подарок.
Глаза потухли.
— Подарок — это я понимаю… Начальнику?
— Скажу так — уважаемому человеку.
— Ну да, ну да… Мог купить себе джинсовый костюм, а купил начальнику хорошую водку. Это умно. Это оценят… — забормотал попутчик. — Какой начальник не любит хорошей водки, почёт и уважение!
Кажется, я подарил ему хорошую идею. Кажется, с опозданием на сутки. Ну, ничего, пригодится в следующую поездку. Мои идеи многоразовые.
Далее поездка пошла совсем уже скучно. Ни попутчик, ни я на ночь ничего не ели, потому воздух в купе был приемлемый. Мы выключили верхний свет, улеглись и стали дремать. Так, в дрёме, я и провёл остаток вечера, предаваясь раздумьям, почему в поездах, самолетах, автобусах люди без теней. Призраки не успевают перемещаться? Мое сознание прочищается? Гоголь тоже очень любил странствовать, преимущественно в коляске или дилижансе. Кто преследовал его? Порождения собственного разума?
И в Финляндии… Бледные, почти прозрачные, снежные тени, которым не было до меня никакого дела. Может, потому, что дело было у меня? Чем больше настоящих дел, тем меньше остается времени на вымыслы, пустяки и всякую чертовщину?
Я стал разбирать партии с Кересом. Объективно на чемпионате СССР большинство соперников были не слабее. Пауль Петрович явно в не лучшей спортивной форме. Да и в физической тоже. Я, хоть и студент, явно видел признаки сердечной недостаточности. Ему бы к толковому терапевту. И в Таллине, слышал, есть отличные врачи, в Ленинграде — уж и всякому ясно, да и в Хельсинки, думаю, найдутся. Тут же не светило нужно мировой величины, а обыкновенный, добросовестный врач. Перворазрядник. А там, если необходимо, он направит и к светилам.
Но как скажешь напрямую сопернику, что ему не играть нужно, а лечиться?
Никак.
И только после последней партии, на приёме у мэра города, я позволил себе даже не намекнуть, а направить мысль, сказав, что по возвращении пройду медобследование. Поскольку этот матч стоит марафона по затратам энергии. И вообще, я в институте занимаюсь проблемами функциональной подготовки шахматистов. Приврал немного. Не шахматистов, а одного шахматиста.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Пауль Петрович выслушал меня, сказал, что я правильно делаю, что с ранних лет забочусь о форме, похвалил за отказ от алкоголя и табака, и сказал, что и он тоже планирует побыть в местной санатории несколько дней (санатория у Кереса была женского рода). Побыть, провериться, подлечиться, если врачи посчитают нужным.
Думаю, посчитают.
Победа над Кересом стоила поездки. Во-первых, сняты претензии сторонников старой гвардии, что я-де несправедливо занял место заслуженного бойца. Шесть — ноль, с этим не поспоришь. Во-вторых, сторонники курса на обновление — шахматного, шахматного! — получили новый козырь: не только Карпова, но и Чижика. Шесть — ноль, это ведь вполне по-фишеровски. Заочный спор начался!
Ну, и есть валютный задел на Венский турнир. Постараюсь вывезти всех: Антона и девочек. Нет, так — девочек и Антона, такие приоритеты.
Мы приехали в Ленинград. Вагон перецепили к московскому поезду.
Ну, почти дома!
Глава 14
31 декабря 1973 года, понедельник
ПРОВОЖАЕМ СТАРЫЙ ГОД
Я пригрелся и, кажется, уснул. Немудрено: концовка года выпала напряжённой, и организм стремился к отдыху, как верблюд к водопою. Он, верблюд, способен без воды жить долго, но не вечно. И при первой же возможности стремится напиться сразу за прошлое, настоящее и будущее.
Вот и я — запасаюсь энергией впрок. Потому что за последние дни изрядно её растратил. Двадцатого декабря отправился из Чернозёмска в Хельсинки, где провел шесть партий-поединков с Великим Эстонцем, двадцать девятого пустился в обратный путь, сегодня утром вышел из вагона на перрон родного города, надеясь получить подобающие победителю почести, как минимум — обед в тесном кругу и долгий сон. Я попросту был голоден: железнодорожной кухне не доверяю. Может, и зря, зимой, в мороз, портиться вроде бы и нечему, а всё же…
Итак, в восемь ноль одну стою я на перроне, подбегают Надежда и Ольга и, не говоря худого слова, ведут на стоянку такси, где ждет меня даже не такси, а обкомовская «Волга» из разгонных.
Эге! Видно, я кому-то очень нужен. Догадываюсь, кому, но не догадываюсь, зачем.
Едем. Лиса и Пантера поглядывают хитро, но не зловеще. Значит, ничего страшного не ждёт.
А что ждёт?
У девочек в руках «Советский спорт», вчерашний, воскресный. По понедельникам он и не выходит. По срокам — должен быть обзор нашего матча. Но газету у девочек не беру. Делаю вид, что выше мирской суеты в целом и личного тщеславия в частности. Ну и да, не до суеты, когда везут незнамо куда.
Не совсем незнамо. В обком, как я и думал.
Доезжаем до обкома быстро. Да тут и ехать всего три километра по одометру. Зимой дорога даже днем полупустая, знай, крути баранку, да тормози у светофоров.
Остановились не у парадного входа, а у служебного. Девочки выскочили, и меня за собой вытащили, как винную пробку. Штопором.
— А чемодан? — только и спросил я.
— Не бойся, чемодан здесь — как в танке. Полная безопасность, — сказала Лиса.
Танки, бывает, и горят, подумал я. Но вслух не сказал.
Пропуск на нас был заказан заранее, и вот всей троицей («три весёлых мышки») мы прошли в приёмную.
В приемной — восемь человек. Все серьёзные, все ответственные. Другие здесь не водятся.
— Михаил Чижик? — спросил секретарь. — Андрей Николаевич ждёт вас.
И вот я, Чижик чижиком, иду мимо ответственных людей. Один иду, девочки даже в приёмную не вошли. Довели до двери, да и в сторону.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
На меня смотрят с удивлением: откуда взялся такой молодой и борзый?
Зашёл. Через тамбур. Видно, для выравнивания давления с внешней средой. Не обязательно атмосферного, можно и ментального. Что происходит в приёмной Первого секретаря, должно оставаться в приёмной первого секретаря. Если, конечно, не будет иного распоряжения.
