— Я это предполагал, — заметил Монтегю с улыбкой.
— Гарри кажется, что ты его недолюбливаешь, так ли это?
— Нет, — ответил Монтегю, — не совсем так.
Он пытался найти подходящее выражение.
— Я не понимаю, в чем здесь дело, — продолжала Алиса, — ты считаешь, что мне не следует за него выходить?
Монтегю взглянул на нее.
— Скажи мне, ты твердо это решила?
— Нет, — ответила она, — я еще подумаю.
— Я просто хочу сказать, что если ты решила, то мое мнение, разумеется, ничего уже не значит.
— Я хочу, чтобы ты мне рассказал, что произошло между вами! воскликнула девушка.
— Дело только в том, — сказал Монтегю, — что Куртис не очень чистоплотен в делах. Но с какой стати его обвинять, если и другие поступают так же.
— Но ведь он должен зарабатывать себе на жизнь, — заметила Алиса.
— Конечно, — ответил Монтегю, — и если он женится, то ему придется зарабатывать еще больше. Но тогда его все глубже будет засасывать коррупция.
— Но что он все же такое сделал? — со страхом спросила Алиса.
Аллан рассказал ей о своем разговоре с Куртисом.
— Однако, Аллан, я не вижу в этом ничего ужасного, — сказала она. Ведь железная дорога — собственность Райдера и Прайса.
— Да, но только частично, другая часть принадлежит акционерам.
— Так пусть они и расплачиваются за то, что имеют дело с такими людьми, — возражала девушка.
— Ты ничего не смыслишь в бизнесе и не можешь понять положения вещей, ответил Аллан. — Куртис — член правления, ему доверено ответственное дело.
— Но он же действует только по указке Прайса, — сказала она. — Если бы он не согласился, то Прайс взял бы на его место другого — вот и все. Я действительно мало в этом смыслю, но мне кажется, что не стоит осуждать молодого человека за то, что он прокладывает себе дорогу в жизни. Он делает только то, что и другие. Без сомнения, ты лучше разбираешься во всем этом и испытываешь угрызения совести, и все же мне кажется, что ты смотришь на вещи слишком сложно.
Монтегю грустно улыбнулся.
— Ты уже говоришь совсем как Куртис. Видно, окончательно решила выйти за него замуж.
Алиса уехала в сопровождении Оливера, который получил приглашение посетить замок Берти Стюайвесанта, построенный в средневековом стиле и расположенный с другой стороны гор. Там обещала погостить и Бетти Уайман, так что Ливер рассчитывал провести у Стюайвесантов целый месяц. Но через три дня Монтегю получил известие, что он прибудет в Нью-Йорк утром после восьми часов и просит Монтегю его дождаться. Аллан догадывался, в чем дело, и у него было достаточно времени, чтобы решить, как ему следует поступить.
— Ну что? — спросил он Оливера, когда тот вошел к нему, — опять подвернулось выгодное дельце.
— Да, кое-что есть.
— И дело верное?
— Вполне надежное. Войдешь со мной в долю? — спросил Оливер.
Монтегю покачал головой.
— Нет, — сказал он, — хватит с меня и одной попытки.
— Ты говоришь несерьезно, Аллан! — запротестовал Оливер.
— Я это твердо решил.
— Но, мой дорогой, это просто безумие! У меня сведения от самых информированных лиц. Дело верное.
— Я в этом не сомневаюсь, — ответил Монтегю. — Но с меня довольно игры на Уолл-стрите. Я слишком много узнал за это время и устал от всего. Я не люблю азартных игр и не люблю компромиссов, которые для них необходимы.
— Но лишние деньги тебе не помешали бы, не правда ли? — саркастически заметил Оливер.
— Мне хватает того, что я имею.
— А когда твой капитал иссякнет?
— Не знаю, что будет тогда. Найду что-нибудь себе по душе.
— Хорошо, — сказал Оливер. — Это твое дело. Тогда я попробую на свой собственный страх и риск.
Они вышли из дома, взяли кэб и поехали по городу.
— Откуда ты получил свои "верные" сведения? — спросил Монтегю.
— Из того же источника, что и раньше, — ответил брат.
— Опять эти же акции Трансконтинентальной компании?
— Нет. Другие.
— Какие же именно?
— Я имею в виду акции Миссисипской стальной компании.
Монтегю повернулся к нему.
— Миссисипской стальной компании! — воскликнул он.
— Что тут странного, — сказал Оливер, — и что тебе до этого?
— Миссисипская стальная компания! — опять воскликнул Монтегю. — Разве ты не знаешь о моем конфликте с Северной Миссисипской железной дорогой?
— Конечно, знаю, но какое отношение это имеет к Миссисипской стальной компании?
— Но ведь Прайс — ее владелец!
— О, об этом я и забыл, — сказал Оливер.
Светская жизнь не оставляла ему времени для того, чтобы вникать в дела брата.
— Аллан, — прибавил он живо, — не говори мне больше ничего.
— Теперь все это меня не касается, — ответил Монтегю, — я вышел из дела. Но меня интересует вопрос: разве акции компании поднимаются?
— Напротив, они понижаются в цене.
Монтегю поразился.
— Это не обошлось без Стального треста, — прошептал он.
— Должно быть. Мои сведения получены от кругов, близких к Стальному тресту.
— Как ты полагаешь, они пытаются сломить Прайса?
— Не знаю. Думаю, они сделают это, если захотят.
— Но большая часть акций принадлежит Прайсу, — сказал Монтегю. — Разве они в состоянии отобрать их у него?
— Не в состоянии, если они имеются в наличии, то есть не заложены и за них не выданы закладные. Но представь, что их уже нет у него, представь, что какой-нибудь банк выдал ему ссуду под эти акции — тогда что?
Монтегю был заинтригован. Он сопровождал брата, пока тот получал деньги в банке, обзванивал своих маклеров, приказывая продавать акции Миссисипской стальной компании. Наконец, он вынужден был покинуть брата, так как в этот день был занят в суде. Выйдя через несколько часов из здания суда, он купил биржевой бюллетень, и первое, что бросилось ему в глаза, был курс акций Миссисипской стальной компании: они котировались вечером почти на двадцать пунктов ниже, чем утром!
Даже голые цифры говорили ему о многих трагедиях: он представлял себе торжествующих и отчаявшихся пайщиков. Казалось, титаны развоевались. Оливер сумел вовремя сориентироваться. А Прайс и Райдер? Монтегю знал, что большая часть акций Прайса была заложена в Готтамском тресте. Что теперь будет с ним и с Северной Миссисипской железной дорогой?
Столбцы вечерних газет были полны сенсациями. Они сообщали о том, что почва ускользала из-под ног Миссисипской стальной компании. Распространялись самые невероятные слухи. Компания значительно превысила свои финансовые возможности; говорили, что ее служащие погрязли в спекуляциях, что компания не будет в состоянии выплатить причитающиеся держателям акций за четверть года проценты и необходимо будет учредить опеку. Намекали, что компания перейдет в руки Стального треста. Однако такого рода слухи энергично опровергались служащими треста.
Все произошло так внезапно, словно разразилась гроза среди ясного неба. Монтегю был потрясен. Для него мало значило, что сам он был теперь вне поля боя и что лично ничего не теряет. Он походил на человека во время землетрясения, который внезапно увидел перед собой разверзнувшуюся землю. Хотя Аллан и чувствовал себя в безопасности, он не мог уйти от того факта, что трещину дала та самая земля, на которой ему придется провести остаток жизни, и что новая пропасть может разверзнуться как раз под его ногами.
Монтегю не видел ни малейшего шанса спасения для Прайса и Райдера; он считал их совершенно уничтоженными и не удивился, если бы прочел, что они обанкротились. Но эти люди, видимо, выдержали не одну бурю. Все ограничилось только слухами. Акции Миссисипской стальной компании тем не менее больше не поднимались. Аллан заметил, впрочем, что и акции Северной Миссисипской железной дороги понизились на восемь — десять пунктов.
Это было время великого волнения в финансовом мире. Все лето фондовую биржу трясло как в лихорадке. Казалось, что финансовые тузы и управляющие железными дорогами взяли за правило предсказывать общее разорение каждый раз, когда им приходилось произносить спичи на банкетах.
Никто, однако, не мог понять причин кризиса. Одни утверждали, что виной всему речи президента страны, его атаки на крупных капиталистов. Другие считали, что мировой капитал был истощен непрерывными войнами, землетрясениями и пожарами. Третьи жаловались на недостаток средств у правительства. Неоднократно среди общего шума раздавался трезвый голос какого-нибудь радикала, заявлявшего, что падение курса вызывалось преднамеренно, но подобное мнение казалось до того нелепым, что его или встречали насмешками, или вовсе не обращали на него внимания. Что касается Монтегю, то мысль о том, что в стране имеются люди, способные изменить положение на рынке и беззастенчиво использующие колебания цен в своих целях, казалась ему совершенно абсурдной.
