Я завидовал распетушившимся юнцам. Не потому, что чувствовал себя постаревшим, а потому, что не мог смотреть на окружающее их глазами. Надо мной не было никакого контроля — одинокий, без жены и без детей, я мог бы веселиться и так же, как они, закрываться с девушками в своей каюте, словно десять лет тому назад. Но я этого не делал.
Краси, Красимиру Климентову, я приметил еще в первый день, во время посадки. И похоже, не только я. Она была из тех женщин, которые и в ковчеге остались бы женщинами. Ничего особенного не было ни в ее одежде, ни в манере держаться. Конечно, она понимала, что у нее красивое лицо, и потому открывала его, собирая волосы на затылке. Чаще всего она ходила в потертых шортах и мужской рубашке навыпуск, с закатанными рукавами, в поношенных сандалиях на босу ногу. Как бы она ни одевалась, все ей шло: не туалетами она производила впечатление. Мне казалось, что, натяни она две пары шаровар и закрой лицо чадрой, все равно с первого взгляда будет ясно, что она — красивая женщина. Это не скроет никакой, даже самый плотный, кокон из одежды и шалей.
Красимира поднялась на пароход следом за молодым человеком, он шел налегке, девушка же несла два чемодана.
Вблизи лицо юноши не соответствовало его атлетическим плечам: интеллектуальная физиономия, одна из самых амбициозных. Не часто встречаются такие у людей с подчеркнуто развитой мускулатурой. По крайней мере мне так кажется. Позднее я узнал, что Тони Харланов заканчивает факультет журналистики и что его имя уже появлялось на страницах газет и журналов. Я, однако, его публикаций не читал.
Эту пару не поселили вместе, в одну каюту. Не только из-за всеобщего разделения — просто по всему было видно, что они не супруги (подобные вещи всегда почему-то устанавливаются точно). Но не выглядели они и влюбленными, иначе окружающие молодые люди не стали бы так рьяно осаждать Краси.
Куда бы ни шла, она притягивала к себе мужские взгляды точно невидимыми стальными нитями. Я, например, не мог понять, каким образом механик, лысый толстяк, догадывался, когда она выходила на палубу, но именно в этот момент он вылезал из машинного отделения. Вытирая паклей замасленные черные руки, он смотрел вслед Красимире до тех пор, пока чей-то сердитый голос из брюха корабля не гнал его вниз.
Как я позднее узнал, Краси училась на последнем курсе факультета болгарской филологии. Судя по всему, она уже миновала ту пору, когда девушку тешат восторги и ухаживания мужчин. У меня сложилось впечатление, что столпотворение вокруг нее тяготит ее и утомляет.
Тони не был в числе самых шумных юнцов туристской группы, но не относился и к числу незаметных. Во время путешествия около него вечно завязывались разговоры — как правило, о вопросах культуры, можно было услышать и кое-какие сплетни о наших литературных и театральных «звездах». Что поделаешь, люди нуждаются в подобной духовной пище, и потому «интеллектуалы» типа Тони — желанные гости в компаниях. Кроме того, он много знал о нашем маршруте, чем завоевал неприязненное отношение руководителей группы и гидов. Впервые ехал на Французскую Ривьеру, впервые посещал итальянское побережье, но знал об этих местах больше всех нас, вместе взятых. Может, специально готовился к путешествию, листал туристические и географические справочники? Приятно было, во всяком случае, что не задирал перед нами нос, не чванился своими познаниями.
2
Как-то, любуясь очередным закатом, я в одиночестве стоял на корме. Подошли Тони и Краси — они явно меня искали.
— Извините за нахальство, — сказала Красимира, — но не можете ли вы разрешить наш спор?
Пожав плечами, я ответил, что помогу, если смогу.
— Тони составляет нечто вроде статистических данных... и поэтому... Вы не психиатр?
Я недоверчиво смотрел на них — не шутят ли? Наконец ответил серьезно:
— Милиционер я.
Краси поперхнулась:
— Шутите!
— Нисколько.
— Не могу поверить, что вы обыкновенный милиционер.
— Ну, не совсем обыкновенный. Но и необыкновенным тоже не назовешь.
— Значит, начальник?
— Мелкий.
— Не знаю, в какую графу занести вас в моей статистике, — сказал Тони, — только мы оба проиграли спор. Ну и пестрая же публика на этом старом корыте!
Краси, продолжая меня рассматривать, спросила:
— Скажите, вы здесь по служебным делам? Или о таких вещах лучше не спрашивать?
— Не будь наивной, Краси, — нахмурился Тони.
— Я самый обыкновенный турист.
— Вот и чудесно!..
Я ожидал, что после этого разговора Краси никогда не удостоит меня взглядом или, напротив, станет любезничать со мной, как мелкая контрабандистка. Честно говоря, от подобных предположений стало тяжело на душе.
На следующий день я стоял на верхней палубе. Как обычно, посасывал свою пустую трубку. Несколько парней окружили Краси. Она выбралась из их круга, но поклонники снова окружили ее. Тогда девушка подбежала ко мне.
— Тони закрылся в каюте, пишет для какой-то газеты, — пожаловалась она. — А без него мне кавалеры досаждают. Вы ведь не стали бы смотреть на меня... как они, правда?
— Почему? — спросил я. — Думаете, с милиционеров берут подписку не смотреть на женщин?
— Извините... не хотела вас обидеть. Я жалуюсь вам. Какое несчастье — нравиться мужчинам! Иногда просто не знаешь, что делать. Мы всего неделю на пароходе, а мне уже трое предложили выйти замуж! Представляете, трое... Пожалуйста, говорите мне что-нибудь с деловым видом, а то ведь снова привяжутся.
— Скажите, могу я в свою очередь полюбопытствовать кое о чем?
— Конечно.
— От Тони вы тоже получили предложение?
— Он первый сделал заявку.
— И что вы ему ответили?
— Что хочу жить весело и не думать о будущих заботах.
Наверное, я невольно улыбнулся, потому что она спросила:
— Или с вами нельзя говорить откровенно?
— Наоборот, мне только так и нравится.
— О-о-о, — протянула она, — не увертюра ли это к новому предложению?
— Нет, — сказал я. — Во всяком случае, если и увертюра, то к какому-нибудь вполне безобидному фейерверку.
— Ничего себе! — засмеялась Красимира. — Хоть вы и из милиции, однако не совсем безопасны!
Я молчал. «Стоп! — сказал я себе. — Остановись, Велко, гляди, чтобы тебя не подняли на смех!» Молчала и Краси.
Я смотрел на ее руки и думал, что они не держали ни лопаты, ни мотыги — это и за сто шагов было видно. Но они, к сожалению, не держали и веника. Руки с такими пальцами и маникюром созданы для фоторекламы, а не для работы. То есть не для работы, которую выполняют обыкновенные женщины.
Она была одета, как все хиппи в то время: потертые джинсы и дорогие украшения. Носила серебряные кольца, роскошное серебряное колье (очевидно, украшавшее когда-то шею царской дочери), широкую серебряную гривну, которая не продается в наших магазинах, а изготавливается по специальному заказу у модного ювелира.
Заметив мой любопытный взгляд, девушка объяснила:
— Год високосный, вот и надо носить серебро...
— А когда не високосный?
— У кого есть, носят золото, у кого нет — подделки под золото...
3
В конце путешествия Тони и Краси стали называть меня «бате[11] Велко». Когда прощались, они несколько раз повторили, что их малочисленная компания — очень тихая и приличная — собирается на обед в баре гостиницы «Балкан» и что они были бы очень польщены видеть меня иногда.
Не прошло и недели, как я их посетил. В то время бар «Балкан» считался самым фешенебельным заведением подобного рода. Его посетители были классом выше, чем, например, посетители кафе на Русском бульваре. Едва войдя, я сразу же увидел моих приятелей и с ними еще одну пару.
Девушку из новой пары, Данку, все звали Дашкой. Она была похожа на Краси, как бывают похожи балерины из одной труппы. С вытравленными волосами, с искусственными ресницами, с лицом, щедро покрытым гримом, она ожесточенно жевала жвачку, как школьница, не закрывая рта. То ли из-за русалочьего взгляда, то ли из-за блузки, которая просвечивала, словно рыбацкая сеть, Дашка выглядела такой прозрачной, что казалось, сквозь нее можно читать газету. В красоте ее было что-то вызывающее. Девушки, подобные ей, проводят большую часть дня на улице: стоят и ждут, чтобы кто-нибудь пригласил их в ресторан.
Юноша, а точнее, мужчина (его имя я узнал еще на корабле — Тоди, Тодор) был старше Тони и Краси на несколько лет. Прежде всего бросалось в глаза его могучее здоровье. Это здоровье ощущалось не только в массивных его плечах, но и в самодовольном выражении лица.
Обычно лица людей, чье самочувствие подкрепляется внушительными бицепсами, становятся простыми и грубыми. Тоди отличался от них, вероятно, тем, что, кроме бицепсов, обладал кошельком, полным денег, и поэтому напоминал мне преуспевающего американского бизнесмена, для которого деньги в этом мире — все.
Если бы я тогда задумался над мимолетным этим впечатлением, я бы, верно, спасся потом от навалившихся на меня неприятностей. Да что делать, человек не компьютер.
