Васька пырнул ножом своего благодетеля, ограбил его дом и исчез. И как его не искали, сыскать не смогли.
Васька бежал в Нижний Новгород, а оттуда подался на Макарьевскую ярмарку. Деньги он быстро пропил и проиграл в подпольных игорных домах, процветавших в селе Лысково. Затем, чтобы добыть себе пропитание, пристал к шайке разбойников атаманом которой был Яшка Рябой.
Это было самое весёлое время в его жизни. Куролесили братки на полную катушку. Никто не мог проехать по Московской дороге, не заплатив им дань. Они открыто разъезжали на тройках, насильничали и убивали, грабили помещичьи усадьбы.
Деньгами братки Яшки Рябого сорили направо и налево. Пировали в трактирах, так что дрожала земля. Девкам своим покупали шёлковые платья и жемчужные бусы. И не было на них до поры до времени управы, так как с властями они тоже не забывали делиться.
Но чаша терпения не бездонна. Челобитчики дошли до нижегородского губернатора, и тот отрядил для поимки разбойников команду солдат.
Как-то братки Яшки Рябого гуляли в царёвом кабаке в селе Юркино. Они не заметили, как ночью кабак окружили солдаты. Разбойники, после пьянки, дрыхли ни чуть не позаботившись о собственной безопасности. Солдаты ворвались в кабак и повязали их без всякого сопротивления. В Нижнем Новгороде Яшку Рябого и его братков пытали на дыбе, а затем повесили.
Только двоим из шайки удалось чудом спастись. Васька Дьяк и его приятель Данила по прозвищу Мельник, бывший мукосей, когда солдаты окружали кабак, проснулись и пошли в нужник. Увидев мелькавшие вокруг мундиры, они в страхе залезли в выгребную яму и просидели там в дерьме до вечера. Солдаты их не нашли, а ночью они вылезли и ушли в лес.
Васька с Данилой разбежались в разные стороны. Данила подался к Галане, слава которого только начинала греметь по Волге. А Васька вернулся в Москву, надеясь, что его давно уже перестали искать. Три года он привольно жил там, среди воровской братии, промышляя подделкой паспортов беглым крестьянам. Но однажды он нос к носу столкнулся со своим старым хозяином. Перс, каким то чудом выжил, и, узнав Ваську, закричал, призывая стражу. Васька двинул ему кулаком в живот и снова пустился в бега.
Остальное нам было известно.
Матвей Ласточкин расспрашивал Ваську о самых мельчайших деталях его биографии и следил, чтобы я всё записывал. В конце он сказал:
— Так значит Данила велел тебе передать купцу Герасимову письмо и для верности сказать тайное слово.
— Да.
— Какое.
— Бенедикте, что по латыни означает в добрый час.
Матвей Ласточкин внимательно всмотрелся в глаза допрашиваемого.
— Врёшь собака, — рявкнул он.
Палач тут же снова пустил в дело кнут. Васька закричал, задёргался, а затем вдруг обмяк.
— Живой он, али как? — поинтересовался воевода.
— Живой, только без чувств, — ответил Матвей Ласточкин.
Палач окатил Ваську Дьяка холодной водой и когда тот очнулся, снова встряхнул его.
— Я всё скажу, — прошептал тать. — Только больше не бейте.
— Говори.
— Я должен сказать присказку, хитрая крыса пролезет там, где бык рога обломает, и показать тайный знак.
— Врёшь, — и на этот раз не поверил Матвей Ласточкин.
На Ваську Дьяка опять обрушился град ударов. Он заорал благим матом:
— Не вру я! Правду сказал! Вот те истинный крест правду!
— Ладно, верю, — Матвей Ласточкин велел палачу прекратить экзекуцию и развязать писарю одну руку. — Знак покажи.
Васька Дьяк скрестил особым образом пальцы.
— Хорошо, сейчас тебе облегчение выйдет, — произнёс Матвейка Душегуб и, повернувшись к палачу, чиркнул большим пальцем по горлу.
При этих словах глаза Васьки Дьяка наполнились ужасом. Пытошных дел мастер вытащил из сапога тесак и быстрым движением перерезал тому горло от уха до уха.
Я снова принялся блевать в ведро, а потом бросился на свежий воздух. Матвей Ласточкин вышел за мной.
— Зачем было его убивать, — укоризненно спросил я.
— Дурак, — жёстко ответил тот, — ты о себе заботься. — Случись ему сбежать из острога, и добраться до Галани, воровские казаки ломали бы тебе кости и поджаривали на вениках до тех пор, пока бы ты не рассказал, кто ты таков и откуда взялся. А потом привязали бы тебе к ногам ядро и утопили в Волге.
Если Матвей Ласточкин хотел нагнать на меня страху, то это ему удалось. Я заткнулся и больше не упрекал его в излишней жестокости.
Весь оставшийся день я, уединившись в той самой комнате, в которой ночевал в первую ночь в Саратове, зубрил историю жизни Васьки Дьяка во всех подробностях. После ужина Матвей Ласточкин устроил мне настоящий экзамен и остался доволен.
— Теперь иди, выспись, — сказал он. — Завтра у тебя начнутся нелёгкие деньки.
Ещё не рассвело, когда меня разбудила Иринка, вооружённая зеркалом и гребнем:
— Тятенька велел сделать из тебя пугало, — заявила она.
Девушка усадила меня на табуретку и принялась колдовать над моими волосами и бородой. Когда я затем взглянул в зеркало, то с ужасом обнаружил в нём вместо своей, пусть не слишком смазливой, но всё же родной физиономии, покойника Ваську Дьяка. Зашедший в комнату Матвей Ласточкин придирчиво осмотрел меня и удовлетворённо кивнул головой.
— На, одевай, — он дал мне одежду убиенного на допросе татя.
Увидев меня, воевода Бахметьев побледнел и сказал:
— Если бы я не знал, что это вы, Артемий Сергеевич, то решил бы, что заложный покойник явился по мою душу. Только диву даюсь, как вы искусно умеете менять внешность.
Глава XII
В лавке Лукьяна Герасимова. Коломенка дяди Егора. Меня подвергают допросу с пристрастием. Утёс Стеньки Разина. Есаул атамана Галани Лёшка Кортнев. Пушка «Толстуха».
Как только на улице запели петухи, я перемахнул через забор воеводской усадьбы, в месте, где он выходил на пустырь, осмотрелся по сторонам, нет ли кого поблизости, и сделал первый шаг в неведанное. Если бы я знал, какие тяготы и испытания меня ожидают, то, наверное, тут же вернулся бы назад и с позором признался в недостатке мужества, столь необходимого для окончания начатого нами дела.
Некоторое время я бесцельно слонялся по почти безлюдным улицам. Забрёл в кабак, где у большой бочки с водкой стоял сонный целовальник. Сунул ему полушку, выпил, вздрогнул, закусил солёным огурчиком. Однако одной стопки оказалось недостаточно для придания твёрдости характеру и ясности мыслям. Посему пришлось повторить.
Матвей Ласточкин сказал, чтобы я не совался в лавку купца Герасимова сразу, а денёк покуролесил в городе, примелькался местным шпыням.
В рядах на Гостиной площади я своровал кое-что из еды и копейку денег, на которую купил бумаги и, обосновавшись прямо на
