ему руки, но получил сокрушительный удар локтем в челюсть. Перед глазами замелькали красные мурашки. Следующий удар пришёлся в живот лишив меня дыхания. Руки «писаря» сдавили мне горло, и неизвестно чем бы всё кончилось, если бы Иринка не шарахнула его сзади поленом по голове. Только тогда мне удалось связать его и заткнуть рот онучей. Мы с Иринкой оттащили нашего пленника за угол и стали ждать её отца.
Он появился не скоро. Иринка даже успела сбегать к колодцу за водой; после драки меня мучил жуткий сушняк.
Матвей Ласточкин перевернул «писаря». Тот уже очухался и попытался лягнуть ряженного юродивого ногами.
— Не шали, — произнёс Матвей Ласточкин и надавил пальцем на шею разбойника.
Тот сразу обмяк.
— Тащим его на воеводский двор, — сказал Матвей Иванович. — Мне, как убогому калеке, нести такую тушу не под силу, так что, Артемий, взваливай его себе на хребет и вперёд.
Глава XI
Допрос «писаря» на дыбе. Его история. Я становлюсь Васькой Дьяком.
В подвале воеводского двора пытошных дел мастер разжигал в очаге огонь, красные языки которого зловеще плясали по дыбе и ржавым кандалам. Кат взял длинный кнут и лихо прошёлся им в воздухе.
На верёвках, обшитых войлоком, чтобы не перетирать кожу, висел раздетый донага «писарь». Возле него стояли воевода и Матвей Ласточкин. Я жался к двери, всё ещё надеясь сбежать из этого страшного подвала, и не видеть, как будут заживо снимать кожу с человека.
— Встряхни его, — велел палачу воевода.
Кат, встав на веревке, встряхнул разбойника так, что руки того вышли из лопаток. «Писарь» громко вскрикнул от боли и обмяк.
Матвей Ласточкин плеснул в лицо «писарю» ведро ледяной воды. Тот открыл мутные глаза.
— Кто таков, как звать, какого сословия? — грозным голосом спросил воевода.
— А не пошёл бы ты на х…, — прохрипел разбойник.
Воевода зловеще улыбнулся и кивнул палачу. Тот нагнул спину «писаря» и хлестнул кнутом по хребту, затем ещё раз и ещё раз, сдирая со спины кожу ровными лоскутами. А Матвей Ласточкин тем временем тряс над ободранной кожей зажжённым веником. Разбойник закричал, забился.
— Будешь говорить? — спросил воевода.
— Буду, буду, — крикнул «писарь».
— Вправь ему кости, — сказал Бахметьев.
Пытошных дел мастер с ловкостью костоправа вправил допрашиваемому лопатки.
— Говори имя.
— Василий, сын Осипов по кличке Дьяк. Поповского сословия. Родом из Углича.
Матвей Ласточкин повернулся ко мне:
— Ты чего стоишь истуканом, — рявкнул он. — Записывай все, что он говорит, слово в слово.
Я, усилием воли подавив тошноту, послушался. Перо со скрипом заходило по бумаге.
— Куда путь держишь, Васька Дьяк? — спросил воевода.
— В Астрахань к тётке, — просипел растянутый на дыбе разбойник.
Бахметьев сорвался на крик:
— Брехня! Говори правду, не то худо будет!
Кат снова встряхнул пытаемого и пустил в ход кнут. Толстые стены подвала поглотили душераздирающий крик. Мне сделалось совсем дурно. Я так и не смог привыкнуть к виду пыток.
От боли разбойник потерял сознание, и, чтобы привести в чувства, его снова пришлось окатить холодной водой. Открыв глаза, он прошептал едва слышно:
— В Астрахань я еду к тётке, Христом клянусь. Попадья она. Отпустите меня добрые люди.
— Не клянись спасителем, коли нагло врёшь, — сказал Бахметьев.
В наказание за богохульство кнут снова стеганул по спине Васьки Дьяка. К кучке лоскутков окровавленной кожи на полу прибавился ещё один.
— Если ты, воевода, будешь и дальше так усердствовать, то убьёшь бедолагу, прежде чем он успеет что-либо рассказать, — сказал Матвей Ласточкин.
Он подошёл к Ваське Дьяку.
— Не к тётке ты едешь, а к воровскому атаману Галане зипуна добывать. Нам известно, что в Нижнем Новгороде ты сговорился с купцом по имени Данила. Он велел тебе плыть в Саратов и отыскать здесь лавочника Лукьяна Герасимова, который расскажет тебе, как найти Галаню. В кармане твоего кафтана обнаружено письмо к сему лавочнику.
Васька оторопел.
— Что тогда тебе от меня надобно, приспешник Сатаны, раз тебе и так всё известно?
— Кончай с ним сюсюкаться, Матвей Иванович, — сказал воевода.
Кат сунул ноги Васьки Дьяка в медный таз с раскалёнными углями.
Глаза допрашиваемого вылезли из орбит. Готовый вырваться крик боли застрял у него в глотке. По подвалу пополз сладковато-приторный запах палёной человечины.
Матвей Ласточкин поставил передо мной ведро, в которое я выплеснул съеденный наскоро завтрак.
Через несколько часов, не выдержав изуверских пыток, Васька Дьяк согласился говорить. Матвей Ласточкин велел ему подробно рассказать о своей жизни, а мне сей рассказ слово в слово записать.
* * * *
Поповский сын Васька Осипов с детства отличался буйным и вороватым нравом. Отец с малолетства вколачивал в него палкой закон божий и всяческие книжные науки. И чем больше сыпалось на него тумаков, тем сильнее было желание отомстить отцу и бежать из дома.
Наконец, когда ему исполнилось тринадцать, он решился. После того как отец в очередной раз отдубасил его, так, что он едва мог ходить, Васька, подождав пока родитель напьётся до бесчувствия, взял топор и проломил ему голову. Затем забрал все имевшиеся в доме деньги, церковное серебро и был таков.
Васька ушёл из Углича в Москву. Там продал серебро барышнику, выручку припрятал и по-началу брал из тайника понемножку. Однако вскоре он пристрастился к хмельному питью и гулящим девкам. Деньги из тайника быстро закончились и Васька завёл дружбу с такими же как он бродячими мальчишками. Грабил вместе с ними припозднившихся прохожих. Жертву валили на землю ударом кастета, очищали карманы и бросались в разные стороны.
Осенью жить на улице стало мокро и зябко. Зима по приметам тоже обещала быть очень суровой. Батюшкино учение, какое б оно не было свирепое, не прошло даром. Васька умел хорошо читать и писать, а так же неплохо знал арифметику. Учёного мальчика с удовольствием взял к себе в лавку счетоводом персидский купец.
Васька прослужил у него четыре года. Перс был толст и добродушен. Обращался с Васькой почти как с родным, хорошо платил и даже уговаривал принять магометанскую веру, чтобы он мог выдать за него замуж свою старшую дочь.
Васька и не прочь был породниться с персом. Юная басурманка была чудо как хороша, и приданное за неё давали такое, что будущее его было бы обеспечено. Однако, ради благ земных погубить бессмертную душу он не решался. Ему всё время мерещился адский огонь и черти, подкладывающие дрова под котёл с кипящим маслом. Васька после долгих колебаний отказался принять ислам. Купец повздыхал и сосватал дочь за своего земляка.
Разобидевшись в пух и прах,
