— Мне не нравятся оба, — буркнул здоровяк.
— Рассуждаем дальше. Какой из этих двух вариантов более симпатичен вашему шефу?
— Не знаю, — уныло произнес Гора.
— Боже, но это так просто! Ты сам подумай. Включи свое воображение. Проанализируй ситуацию. Оладьи ты вкусно готовишь, а свою жизнь прожить со смаком не можешь. Все тебя на уголовщину тянет. Только ты не учитываешь одного очень важного обстоятельства: за все в этой жизни надо платить! Халява только в мышеловках. И то лишь с первого взгляда. А на самом деле для мышки эта халява оборачивается смертью. Ну, Гора, рожай мышь! Отвечай на мой вопрос.
Великан в растерянности молча хлопал ресницами.
— Ладно, сегодня я добрая. Ты мне своими оладьями настроение поднял, поэтому продолжаю ликбез для простаков, — смилостивилась я над здоровяком. — Я лично считаю, что ваш умный и предусмотрительный Вато Надарович в качестве жертвы избрал тебя и Лимона. Он посчитал именно вас наименее ценными членами экипажа.
— Это еще почему?
— Все до банального просто: убрав вас с Лимоном, он автоматически увеличивает свою долю прибыли, присваивая ваши доли. Конечно, убить женщину с ребенком несравнимо легче, чем двух здоровенных мужиков, особенно если один из них размером со слона. Но деньги того стоят. Итак, мальчик и гувернантка отправляются восвояси, а вас приносят в жертву. С одной стороны, это отвратительно, а с другой — двумя преступниками меньше. Ваш Вато Надарович — нечто вроде волка, санитар, так сказать, леса.
На великана было жалко смотреть. У него даже аппетит пропал. Мои слова ошеломили его. Наконец он взял себя в руки и сказал:
— Этого не может быть!
— Гора, ты и в самом деле не веришь Пульхерии? — спросил Павлик.
— Вы не знаете Вато Надаровича. Наверняка он все предусмотрел. Он всегда все предусматривает.
— Конечно, — холодно сказала я, — не сомневаюсь. Он использовал вас. Вы с Лимоном были ему нужны. Но теперь ситуация резко изменилась. Подумай сам…
Гора переводил взгляд то на меня, то на Павлика. Наконец он отчаянно затряс головой:
— Я… не знаю! Я ничего не знаю! Но… — Его толстые, как сардельки, пальцы сжались в огромные кулаки, а добродушный обычно голос зазвучал решительно: — Но я с этим не согласен! Пусть они только попробуют ко мне подойти!
— Тогда они убьют нас с Пулей, — тихо произнес Павлик.
Широкая, как тарелка, лапа великана опустилась на голову мальчика:
— Выброси эти мысли из головы, малыш! Они не коснутся даже волоска на ваших головах! Это вам говорю я, Гора, Анатолий Горский.
Он отстранил от себя мальчика, улыбнулся и направился к лестнице.
— Толик, — окликнула я его. Он остановился и развернулся в мою сторону. — Очень прошу тебя, будь, пожалуйста, осторожен. Не наделай сгоряча глупостей. Будь мудр, как змий, и прост, как голубь. Веди себя так, словно ты ни о чем не догадываешься.
— Не волнуйся, Пульхерия! Я все сделаю как надо!
Гора пошел вверх по лестнице. Ступеньки скрипели под его тяжестью. Мы с Павликом не отрывали от него глаз до тех пор, пока дверь за ним не закрылась.
— Ты знаешь, Пульсяндра, мне Толик нравится. Только вот сумеет ли он сделать все так как надо? — спросил у меня мальчик и отправил в рот очередную оладью.
— Будем надеяться. Предупрежден — значит защищен, — задумчиво сказала я.
Леонид Лукьянович Тампольский нервно вертел в руках карандаш — верный признак дурного настроения, о чем хорошо знали его подчиненные. И смотрел он не на собеседника, а в сторону окна, за которым открывался чудесный вид на набережную Москвы–реки.
— Наша неудача стала уже известна там, — сказал он рассерженно и указал карандашом на потолок. — Не дай бог, журналисты о чем–нибудь пронюхают. Тогда с нами никто не будет церемониться.
— У нас не Америка и не Европа. Журналисты ничего не станут печатать, если мы сами их об этом не попросим, — с философским спокойствием сказал вызванный на ковер Киноша. — У нашего народа боязнь силовых структур сидит очень глубоко в генетической памяти.
Но слова Киноши не произвели на Леонида Лукьяновича никакого впечатления, и он все так же раздраженно продолжал:
— Утром мне звонили из министерства. Если вы думаете, что со мной были особенно любезны, то очень заблуждаетесь.
Киноша прекрасно понимал, чем вызвано раздражение его начальника, но майора это совершенно не трогало. Сам он продвигался по служебной лестнице исключительно благодаря собственным заслугам и способностям. Игорь никогда не полагался на чью–либо поддержку и не подлаживался под сильных мира сего — в отличие от своего начальника, для которого благосклонность и внимание представителей высшего эшелона власти имели решающее значение.
— Более того, мне было выражено удивление в связи с тем, что наш лучший сотрудник позволил себя обвести вокруг пальца какому–то уголовнику. И, несмотря на ту доброжелательность, с которой я всегда относился к вам, уважаемый Игорь Андреевич, я обязан вам все это сказать.
Киноша не шелохнулся. Он сидел напротив Тампольского все с тем же безразличным выражением на лице.
— И еще я должен сказать, — повысил тон Леонид Лукьянович, — что ожидал от вас более продуманных и результативных действий. Какой–то подонок так провел майора УБОП! Неужели вы не сумели проследить за ним?
— В своем рапорте я обо всем написал. Мы оказались в совершенно незнакомой нам местности, в кромешной темноте. Этот уголовник оказался очень сильным и чрезвычайно находчивым противником. Он основательно подготовился к операции…
— Чего нельзя сказать о вас! — раздраженно перебил Киношу Тампольский. Карандаш в его руках все так же нервно постукивал по поверхности стола, а взгляд холодных серых глаз начальника по–прежнему был устремлен в окно. — А еще вам не следует забывать об Арсеньеве. Знаете, чем он сейчас занят? Не выпускает из рук телефона, обзванивая всех своих влиятельных друзей, которых у него достаточно, и заручается их содействием, чтобы добиться вашего увольнения. Конечно, я сделаю все, что в моих силах, чтобы вас отстоять, однако это будет очень нелегко…
Киноша про себя усмехнулся. Тампольский в своих рассуждениях несколько неправильно расставил акценты. Вероятнее всего, Арсеньев будет добиваться увольнения не его, какого–то майора, а именно Тампольского. И не Киношу отстаивать будет Леонид Лукьянович, а спасать свою собственную шкуру, то есть карьеру. Но вслух Игорь сказал совсем другое:
— Еще не все потеряно. Если я найду мальчика, выкуп и похитителя, вам никого не надо будет отстаивать.
— Вы на это надеетесь? У вас есть зацепки?
— Мне кажется, кое–что имеется.
Тампольский слишком хорошо знал Киношу, чтобы недооценивать его слова. Он никогда ничего не утверждал, не имея на то оснований, а выйдя на след, никогда не возвращался без добычи.
— Тогда действуйте, действуйте! И помните, что время не терпит.
— Я все время помню об этом. — В голосе Киноши впервые прозвучало беспокойство. — Но не из–за себя и даже не из–за вас, Леонид Лукьянович. Меня беспокоит судьба мальчика и его гувернантки. Особенно теперь, после получения выкупа.
— Вы считаете, что похитители способны?..
— Не знаю. Я ничего не знаю, ведь это зависит от многих факторов. Но если подойти к данному вопросу чисто логически, то преступники просто обязаны избавиться от заложников. Начав играть в такую игру, обычно идут до конца. А конец — это полная ликвидация свидетелей.
— Какой ужас! — пробормотал Тампольский.
— Не будем забывать о том, что организатор этого похищения — человек умный, расчетливый и хладнокровный. Он — совсем не дилетант, хотя именно дилетанты, как правило, берутся за похищение. Мне лично он напоминает опытного шахматиста, делающего очень продуманные ходы, которые ведут к победе. И именно это особенно тревожит меня.
— Но убийство… Оно заведет их слишком далеко, — покачал головой Леонид Лукьянович.
— Они и так зашли слишком далеко, и конечно же знали, на что идут. Поэтому нет необходимости уговаривать меня действовать быстро. Не забывайте, что прошла целая ночь с того момента, как они получили выкуп. Так или иначе в ближайшие сорок восемь часов все решится окончательно.
— И все же, что вы собираетесь предпринять? — с надеждой в голосе спросил Леонид Лукьянович.
— Я хочу добраться до организатора похищения.
— И… вы кого–то подозреваете?
— Леонид Лукьянович, я предпочел бы не отвечать на данный вопрос. Еще слишком рано говорить об этом. Могу лишь сказать, что я не ограничился попыткой проследить за похитителями, закончившейся провалом. Я проделал определенную работу, чтобы установить отправную точку этого преступления. Такой замысел не мог возникнуть в мозгу рядового уголовника. Нет, мысль похитить сына Александра Николаевича явно родилась в голове очень умного человека, который к тому же хорошо знает членов семьи Арсеньева, их характеры и привычки. Словом, знает все «как» и «где», без которых подобная операция просто невозможна.
