потенциальной помощи. Тем более что запись всё равно имеет смысл только если её как-то использовать.
Если же признаю, что запись вот, под рукой — автоматически становится актуальным вопрос, а как я физически ухитрился.
Мартинес абсолютно верно истолковывает мою мимику:
— Делай. Не тормози.
И отключается.
Подумав под ускорением ещё пару секунд, откатываю дубль видео, лихорадочно убираю из него все следы собственных нейрофункций и через тактильный контакт пересылаю на браслет одноглазой.
С одной стороны, полноценная схема происшествия в динамике. С другой стороны, ну мало ли откуда она взялась.
— Да не трясись ты, — хмуро ворчит Тераяма, прогоняя запись в голографическом формате и почему-то в режиме реального времени. — Я ж не против тебя, я за… Лишних вопросов не задаю и не собираюсь. Так. — Взгляд единственного глаза упирается в меня. — По мне, всё в рамках. В концентратор твой не лезу, но видео бы отправить дедушке? А? И желательно прямо сейчас, не сходя с места. Будет больше пространства для манёвра.
— Ты так легко можешь мобилизовать главного военного прокурора на помощь безвестному натуралу? Только на родственных основаниях?
— Что-то не так? Что тебе не нравится?
— Для меня выглядит неубедительно и противоречит моему представлению о вашем национальном чувстве долга.
— Чувство долга ни при чём. Что, мозги отоспал? Пока ждала в капсуле окончания вашего мордобоя, естественно, связалась с родителями! Дедушка и так давным-давно в курсе!
Пару секунд пребываю в нерешительности. Объяснение более чем логичное (так вот почему она не издавала ни звука), но всё равно как-то стрёмно.
— Да не мнись ты! Мне эта запись нахрен не нужна! Дело исключительно в предварительный процессуальной оценке, неформальной! Ты что, не понял, что я вообще никаких вопросов тебе не задаю?!
— Это-то и пугает, — говорю то, что думаю.
— Так, спокойствие… — Она кладёт ладони на свои виски и продолжает совсем другим тоном. — Начнём сначала. Ты считаешь, МОЯ СЕМЬЯ не в курсе, что является основным проектом Хамасаки? Учитывая обязательный надзор юстиции над всеми подобными начинаниями?
— Э-э-э.
— Речь об о-о-очень долгой жизни, ну вот об ОЧЕНЬ ДОЛГОЙ. — Она смотрит на меня, не мигая. — По большому счёту, к твоей семье и так уже давно пытаются примазаться все, кто ни попадя. Лично мне, то есть нам, абсолютно случайно подвернулась возможность оказать услугу собственнице INCORPORATED. Как ты думаешь, мелочи под ногами типа тебя вообще стоит обсуждать в таком контексте?! Или мы сделаем максимум из того, что чисто теоретически можем?! Добровольно, добросовестно и полностью конфиденциально?!
— В таком разрезе даже не думал.
— Зря. Держу пари, подобных ситуаций даже у тебя, усыновлённого, с каждым днём будет возникать всё больше и больше.
— Получается, чтобы выслужиться перед собственником проекта, ты радикально сменила свою позицию? В первую нашу встречу твоя линия поведения слегка отличалась от нынешней.
— Специально нарываешься? Первый раз был ошибкой, уже объяснила твоей подруге. Ответ на твой вопрос: да. Ради даже призрачного шанса оказаться рядом с подобным, поверь, масса народу готова пойти и не на такое. В моём случае даже закон нарушать не требуется — вот и хочу в этом убедиться. Для чего нужна твоя запись, которую юристы будут анализировать исключительно на предмет состава преступления. Дошло?
— Есть один нюанс. Тика — не единственный собственник. Мы с тобой здесь и оказались в такой ситуации именно потому, что этих долбаных собственников двое.
— А без разницы, — отмахивается японка. — Ты же понимаешь, что если б эти трое грохнули тебя пять минут назад, я бы сейчас точно так же договаривалась с ними? — Сата говорит это абсолютно спокойно, буднично, без эмоций и не пытаясь мне ничего доказать.
Уведомляет, ни больше ни меньше.
— Э-э-э?
— Мартинес права, ты тормоз. Виктор, мне было бы очень жаль тебя в глубине души — ты в принципе нормальный парень! Уже молчу, что ты — нормальный парень Мартинес, — она делает ударение на последнем слове и со значением двигает бровью. — Но несмотря на всю мою жалость и симпатию, речь идёт о том, что когда-нибудь мои родители могут получить возможность жить вечно. И я вместе с ними. Дедушка тоже. Пока Тика и Хадзимэ Хамасаки делят свою фамилию и совместно нажитое имущество, я бы без зазрения использовала абсолютно любую возможность примазаться к кому угодно из них двоих.
— Хренасе.
— Что, слишком откровенно для тебя? Привыкай к взрослой жизни, малыш… Если бы победил не ты — значит, я бы в данную минуту шантажировала этих троих, — кивок за спину. — Мне уже неудобно говорить, чтобы ты набрал свою Мартинес третий раз. Повторяю перед этим персонально для тебя, можешь потом перепроверить у неё, когда ещё раз сейчас перезванивать будешь.
— Говори.
— То, что я сейчас рядом с тобой и выступлю за тебя, это случайность. На твоём месте, вернее, на месте человека Тики Хамасаки, мог бы оказаться человек Хадзимэ. Тогда я бы договаривалась с ним, не с тобой. Не делаю из этого секрета.
— Но…?
— Но лично для тебя и для твоей опекунши всё это абсолютно неважно. Важно другое: Тераяма не меняют сторону, поддержав кого-то в конфликте изначально. Никогда.
— Ух ты.
— А почему, думаешь, вот уже почти полвека главный военный прокурор не меняется?! Бл*, как же тяжело с тормозами…
— Твой дед же только зам? Главный прокурор как раз меняется, нет?
— Бля… Тебе знакомо понятие свадебного генерала?
— Да.
— Главный прокурор — это вывеска. Надувной шарик, символ, фасад. Визитная карточка. Не двигатель. — Судя по мимике, она очень старательно сдерживается, чтобы не сказать чего-нибудь ещё.
— Намекаешь, что работу делает не он?
— Не намекаю, прямо говорю! Это, кстати, вообще не секрет, залезь хоть однажды в жизни куда угодно, кроме своих сайтов с порнухой!
— Так и подмывает сейчас тебе сказать, что я на такие сайты никогда не хожу.
— Я верю-верю, — глумливо ухмыляется одноглазая. — Все пацаны в этом возрасте ходят. Ладно, неважно… В общем, политику заведения, даже политики, — она откашливается и продолжает, — и определяет, и исполняет не сменный раз в два года клоун, известный тебе под титулом главного военного прокурора.
— А кто?
— Я думала, ты это уже сообразил. Тот, с кем те самые полтора десятка клоунов последние