Открытию этого памятника предшествовала двадцатилетняя работа по установлению причин трагедии: от поисков на месте событий до обращений к лидерам государств. В этих поисках принимали участие российские журналисты, простые граждане бывшей Югославии, спецслужбы наших стран, дипломаты, главы государств.
1 сентября 2011 года исполнится ровно 20 лет со дня трагической гибели наших журналистов. 20 лет я занимаюсь их поисками и расследованием этого преступления. Сначала официально – как депутат Верховного Совета, затем лично – как друг и коллега. Мною отправлены десятки писем, обращений и просьб в самые разные официальные и общественные организации, СМИ и государственные структуры, партии и фонды. Суть обращений всегда была одна – просьба помочь в организации поисков. Большинство из них остались без ответа. Неоднократно я обращался за помощью и к Вашим предшественникам – Президентам России. Безрезультатно. Надеюсь, что вы в силах поставить точку в этой истории.
Поэтому прошу:
Найти возможность принять участие в торжественном мероприятии – открытии памятника журналистам – официальных представителей нашей страны.
Рассмотреть возможность отметить журналистов Виктора Ногина и Геннадия Куринного, погибших при исполнении своего служебного и профессионального долга.
Создать комиссию по завершению расследования и наделить её соответствующими полномочиями. Обратиться к хорватским властям с предложением совместно завершить расследование: Виктор Ногин и Геннадий Куринной должны быть найдены и достойно похоронены в родной земле.
Владимир Мукусев, депутат Верховного Совета Российской Федерации
(1990 - 1993),
3 мая 2011 года. Москва
Война Владимира Мукусева
Памятник был открыт. Присутствовавшие на открытии с изумлением обнаружили, что тексты на русском и хорватском языках не вполне идентичны. По-русски: «На этом месте 1 сентября 1991 года при исполнении своего профессионального долга трагически погибли русские журналисты Гостелерадио СССР Виктор Ногин и Геннадий Куринной. Вечная память». Но в хорватской версии расставлены акценты: «Здесь 1 сентября 1991 года, в первые месяцы Отечественной войны, члены сербских военизированных подразделений злодейски убили русских журналистов».
Я об этом нюансе узнал, лишь читая комментарии к своему тексту, опубликованному в «Комсомольской правде» после открытия. Там же, кстати, отметился и Юрий Бычков: «Спасибо за память и памятник. Видимо, я был среди последних соотечественников, видевших Виктора и Геннадия в живых. Мы дружили. Я работал первым секретарём посольства. 1 сентября мы все привели своих детей на торжественную линейку в нашу школу в Белграде. Потом дети пошли на первый урок, а Виктор и Геннадий заторопились отъезжать в Хорватию. Я предложил немного задержаться, отметить День знаний. «В другой раз», – сказали ребята. Но другого раза не было. Замечательные люди, прекрасные профессионалы. Вечная им память».
Вопрос – ответ
Владимир Мукусев – друг Виктора Ногина и коллега по работе – все эти годы продолжал своё личное расследование: несколько раз выезжал в Хорватию частным образом. Я попросил его ответить на несколько вопросов.
– Володя в 1993 году ты – как депутат Верховного Совета – инициировал создание специальной парламентской комиссии по делу Куринного-Ногина. Кто, кроме тебя, возглавлявшего команду, туда входил?
– Из депутатов в комиссию входил заместитель председателя Комитета Верховного Совета по правам человека Николай Аржанников. В моём распоряжении были все технические службы этого комитета, так как я тоже работал там на постоянной основе.
– Как сербские юристы реагировали на твою работу на Балканах? Как относились к Милану Мартичу, которого позднее Международный суд в Гааге приговорил к 35 годам заключения?
– После того как Милан Мартич при личной встрече дал мне сутки, чтобы я убирался со своими ищейками из Сербской Краины, а иначе нас будут искать дольше, чем тех, кого мы ищем, я поехал в город Глину к окружному прокурору. Я рассказал ему об угрозах Мартича и попросил его о помощи. Единственное, что он смог сделать, – это показать уголовное дело, возбуждённое военной прокуратурой ЮНА в сентябре 1991 года. Ознакомившись с ним, мы убедились в его предвзятости и небрежности. После чего прокурор выписал постановление о возбуждении нового уголовного дела о пропаже журналистов и предоставил мне право официально участвовать в расследовании, что предопределило его успех. Что касается сербских милиционеров, они делали всё, чтобы помешать работе.
– В каком составе комиссия ВС выезжала в Белград?
– В мою комиссию входили два полковника ПГУ и представитель Генпрокуратуры. В Белграде к нам подключились работники посольства.
– Были контакты с югославскими коллегами-парламентариями?
– Местная Скупщина старалась блокировать нашу работу.
– Ты присутствовал на раскопках предполагаемого места захоронения своих друзей?
– Естественно. Ведь я их и организовал.
– Ты помнишь, как Борис Ельцин обнародовал указ № 1400 о роспуске Съезда народных депутатов и Верховного Совета России? Какова была реакция?
– Свою реакцию не помню. А вот наш посол в Белграде не без удовольствия рассказал мне историю о том, что в начале пятидесятых годов, когда у них гостил маршал Жуков, пришло сообщение о снятии его с поста министра обороны. «Так вот мы, – сказал посол, – его даже не задерживали. Он сам всё понял и уехал». Разговор этот состоялся на крыльце посольства. Внутрь меня не пустили.
– Наши журналистские организации помогали тебе в твоей работе по расследованию гибели журналистов?
-Нет.
– Действительно ли представитель «Известий» заявил во время церемонии открытия памятника, что ставить его рано?
– Нет. Хотя он и поступил как негодяй. Надеюсь, не по своей воле. На открытии были десятки журналистов из разных стран мира. Семьи погибших представлял сын Геннадия, тридцатидвухлетний Иван Куринной. Были рабочие, бесплатно полгода делавшие и установившие памятник. Было просто много честных и порядочных людей, в том числе бывших военных, которые искренне соболезновали нашему горю, гибели наших журналистов. Я это к тому, что за публичное оскорбление памяти Ногина и Куринного можно было запросто получить по морде от любого из присутствовавших на открытии. И представитель «Известий» это прекрасно понимал. Поэтому свой пасквиль он опубликовал заранее. Жаль. Ведь это та самая газета, которая в 93-м не побоялась, в отличие от всех остальных российских СМИ, опубликовать результаты расследования комиссии Верховного Совета. Неужели сегодня от тех «Известий» осталось одно название?
– Почему Ивана Куринного не заметили на открытии?
– Он там был, но категорически отказался выступать. Я встречал его в аэропорту, и он сказал, что мою книгу «Разберёмся…» не читал. То есть ничего не знает о результатах почти двадцатилетнего расследования. Хорватская сторона хотела закрыть памятник перед церемонией нашим триколором, чтобы после передать его семье Куринных на вечное хранение. Иван от этого тоже отказался. Впрочем, это его дело. Главное – удалось с помощью Союза журналистов всё-таки организовать его поездку на открытие памятника. Вопрос в другом. Почему никто из родственников погибших даже не попытался за всё это время встретиться со мной и узнать, что же действительно произошло с их родными и близкими 20 лет назад. Для меня это так и осталось загадкой.
– Что на открытии делали байкеры? Просто тусовались?
– Это не просто байкеры. Это члены Международного клуба ветеранов войн и вооружённых конфликтов. Он объединяет несколько сот человек из разных стран. Каждый год в отпуске они собираются вместе и объезжают десятки военных памятников в Европе. В том числе и нашим солдатам, павшим в Великой Отечественной. Зажигают памятные свечи и возлагают цветы. В этом году только в Хорватии они объехали семь таких памятников и под конец зажгли свечи в память о наших погибших журналистах. Пообещали делать это ежегодно. Сколько стран они представляют – не знаю. Но я видел мотоциклы с номерами из Австрии, Словении, Боснии и Герцеговины, Венгрии, Чехии, Германии. Российских байкеров среди них не было.
– Не связываешь ли ты арест сербского генерала Ратко Младича, обвиняемого в военных преступлениях, с открытием памятника советским репортёрам? Не использовали память о наших погибших коллегах в очередной информационной войне?
– Между этими событиями временная связь, безусловно, случайна. Но не случайна, а закономерна, на мой взгляд, связь сущностная. И сдавшийся Гаагскому трибуналу президент бывшей самопровозглашённой республики Сербска Краина Милан Мартич, и Ратко Младич. который вскоре предстанет перед тем же судом, – военные преступники. Первого уже осудили на 35 лет. Второму срок ещё не назначен. Мартич признался в своей причастности к убийству наших журналистов. Признания Младича ещё впереди. Да, их разделяет время, но навсегда соединила преступная война – убийства, пытки, геноцид. То есть преступления, за которыми обязательно последует наказание. А что до информационных войн – то вот вам свежий пример. В то время, когда мы открывали памятник в Хорватии, в Гааге осудили за военные преступления нескольких хорватских генералов. В Загребе националисты организовали несколько акций протеста. Но хорватские власти проявили твёрдость – открыто и чётко обозначив свою позицию: все военные преступления должны быть расследованы, а виновные в них, независимо от национальной принадлежности, должны понести заслуженное наказание. Мы и впредь, заявили в Загребе, будем сотрудничать с Гаагским трибуналом. Точно такую же позицию заняло нынешнее руководство Сербии. И миру стало очевидно, что обе стороны, когда-то открыто враждовавшие друг с другом, хотят мира на Балканах. Поэтому они выбрали очень трудный, долгий, но единственно возможный путь вхождения в семью цивилизованных европейских стран. Смысл их действий, в переводе на понятный нам язык, – «вор должен сидеть в тюрьме», а тем более военный преступник. В российских СМИ об осуждённых хорватских преступниках – ни слова. Зато о задержании Младича и в связи с этим акциях протеста в Сербии материалов – хоть отбавляй. Да ещё и с очевидным сочувствием к Младичу. Вот уж воистину, с кем вы, мастера? То есть мы, с помощью подчинённых власти СМИ, продолжаем натравливать бывших врагов друг на друга. Яркий пример тому – провокационная статья в «Известиях» о якобы скандале на открытии памятника. Правда, никакого скандала не было. Но на войне как на войне.
