От этого мелочного ритуала у меня слезы подступают к горлу. Я вспоминаю о сандвичах Франка, о перечне хлеб-масло-ветчина-сыр-молотый перец, о наших оживленных спорах, о пробных операциях по пересадке искусственной роговицы, неизменно завершавшихся ночью любви. Между тоской по прошлому, желанием новизны и повторяющимися из раза в раз сценариями я уже и не знаю, куда отнести этого неуклюжего верзилу с лихорадочным взглядом, с признательностью и волнением наблюдающего за тем, как я пью "по порядку".
– Вам не нравится?
Я успокаиваю его милой улыбкой. Отвратительные ощущения, особенно под конец, когда закусываешь подобием пиццы с красной фасолью. Я начинаю по новой, в надежде, что текила перебьет вкус тапас. На второй заход это уже не так ужасно, на третий почти что вкусно, а после четвертого уже невозможно остановиться. Соленый лимон оттеняет вкус алкоголя, приглушая вместе с тем остроту томатного сока. Это, вероятно, и прижигает вкусовые рецепторы: чем больше ты пьешь, тем менее крепкой кажется текила, чем больше пьянеешь, тем меньше чувствуешь опьянение. Я делюсь с ним своими ощущениями. Он поддакивает, добавляя, что этим-то и объясняется количество убийств на выходе из бара. Заказывает еще одну бутылку, засучивает рукава смокинга и в предвкушении ставит локти на столик:
– Я жду ваших возражений, Натали. Давайте.
Чтобы не атаковать его сразу в лоб, я осведомляюсь, каким образом ему удалось, с технической точки зрения, преобразовать окулярные отражения в эту галерею фотороботов.
– Тем же, которым обрабатывались и фотографии с Марса, – лаконично отвечает он.
– Расскажите поподробнее.
– Вначале я сделал цифровую обработку отражений и разбил весь глаз на квадраты разных размеров, от двадцати пяти до шести микрон, чтобы получить около двадцати восьми квадратов на квадратный миллиметр площади.
Я вежливо улыбаюсь, хотя эти цифры мне совершенно ни о чем не говорят.
– Затем использовал сканер точностью в тысячу двести пикселей на дюйм и увеличил отражения в две тысячи раз по сравнению с их начальными размерами. Без какого-либо искажения, напротив, каждая картинка тотчас прошла цифровую обработку. После этого я задействовал три разновидности фильтров: смягчающие, для затушевывания очертания суботражений, комбинированные, для контрастного выделения некоторых форм, и окрашивающие, для облегчения визуального восприятия. Я показал вам отражения из обоих глаз: как вы можете убедиться, они расположены в определенном порядке, занимают соответствующие места, и, главное, общая картина совпадает вот с этим.
И ловким жестом фокусника он сует мне под нос открытку.
– Это картина известного мексиканского художника Мигеля Кабреры, написанная в 1760 году и изображающая, в полном соответствии с рассказами очевидцев, так называемый эпизод "Чуда с розами". Видите: здесь все те же действующие лица, их расположение, размеры, черты лица и одежда полностью совпадают с той сценой, что я воссоздал в роговицах Девы.
– Воссоздал каким образом, Кевин?
– Морфингом.
– Получается, что у меня перед глазами потенциальные изображения, разработанные компьютерной программой?
Он кивает.
– Другими словами, создание силуэтов действующей по принципу аналогии системной программой. Она анализирует пятна и истолковывает их. Если вы дадите ей фотографию облака, она разглядит на ней дом, собаку или карту Африки.
– Случайные толкования исключены, – нисколько не смущаясь и источая святую уверенность, отвечает он. – Я работал с самыми авторитетными системными программами на рынке: APL, Micrografx, Photomorph…
Моя нога натыкается под столом на его ногу. Поскольку он не отнимает своей, я следую его примеру, не улавливая ни единого отголоска тому в его невозмутимом голосе:
– …И в завершение я применил сверхточный математический код, который обычно использую в НАСА для обработки фотографий из космоса. Исходя из характерных цифр каждого отражения, я произвел арифметические операции, действующие как оптические фильтры, для выделения фигур, действительно присутствующих на изображении, путем выявления их очертаний. Чему вы улыбаетесь?
– Наречию "действительно".
– Не понимаю, что вас так шокирует. Что мне удалось обнаружить отражения тринадцати человек на роговице диаметром в восемь миллиметров?
Наткнувшись пальцем на неожиданную выпуклость, я понимаю, что все это время гладила ножку стола. Я убираю ногу.
– Это не вопрос размера, Кевин, а вашего подхода. Я думаю, что вы обнаружили все то, что обнаружили, потому, что искали это. Ваши системные программы получили установку различить среди неясных теней очевидцев сцены у епископа. Вы, отталкиваясь от картины XVIII века, поместили все изображенное художником в глаза мадонны.
– С чего вы взяли? Я не задавал никаких параметров поиска программам!
– Да, но вы отбрасывали любые толкования, не вписывающиеся в ваше видение сцены. Поклянитесь, глядя мне в глаза, что ни одна из ваших программ ни разу не выдала вам отражения бэтмена, грузовика-цистерны или же чернокожей служанки, занимающейся оральным сексом с епископом.
Он пожимает плечами и закрывает папку:
– С вами невозможно разговаривать.
Я ласково кладу руку на его запястье:
– Простите меня, Кевин. Я лишь провоцирую вас. Если уж у меня не получается вас возбуждать.
Он отнимает руку, давит несуществующего комара у себя на затылке и возвращается пальцами в мою ладонь.
– Не надо так думать, Натали. С моральной точки зрения вы задали мне непростую задачу.
– Почему?
– Если вы непременно хотите называть вещи своими именами…
Его многоточие и прикованный к колоколу взгляд могут в равной степени означать как состояние эрекции, так и удручающее отсутствие таковой. На всякий случай я благодарю его.
– Не за что. В этом нет сексуального подтекста. Я хочу сказать: не подумайте, что дело в вас, но… меня не влечет к вам в физическом плане.
– Простите меня. Спокойной ночи.
Он удерживает мои пальцы, разводит их и загибает один за другим.
– Вы заблуждаетесь относительно моих намерений.
– Что же, покажите их мне!
В ответ на мою приторную улыбку он с досадой морщится:
– Да нет же, я серьезно… Чем вы меня невообразимо взволновали, так это тем, что я могу показывать вам свои работы, наконец-то могу поговорить о том, что мучает меня последние три года, в неофициальной обстановке. С Венди исключено даже затрагивать эту тему. Она не выносит это мое увлечение, все то время, что я отдаю изображению.
– Она ревнует вас к Деве?
Он вдруг по-мальчишески задорно улыбается, и его подбородок утопает в воротничке рубашки с бабочкой.
– И заметьте, у нее есть на то все основания. Я повесил в нашей спальне два постера размером один на три. Левый глаз напротив кровати, а правый – между окнами.
– И как вам заниматься любовью в таком оформлении?
– Мы не занимались любовью с тех пор, как родились близнецы.
Я учтиво беру новость на заметку, пока он собирает фотографии и одну за другой убирает их в папку. На углу площади появляется группа молодежи, вышагивающей шеренгой впереди маленького пикапа, на котором укреплен громкоговоритель, обмотанный транспарантом Frente Popular Independente[18]. Следом, в возгласах громкоговорителя, где мне удается понять несколько ключевых слов: libertad, revolution, companeros[19], тянутся еще десятки демонстрантов, потрясающих агитационными плакатами с портретом хищно улыбающегося кандидата с успокаивающей гримасой.
– Сколько им лет?
– Три с половиной. Мы с Венди почти перестали разговаривать друг с другом, но видимость счастливой семьи сохранена. Нам завидует весь Сиэтл.
Тесными рядами, подхватывая лозунги, по шести сходящимся к площади авеню подтягиваются все новые демонстранты. Толпа увеличивается и анакондой оцепляет площадь. Сверху это смотрится очень красиво. Пока официантка зажигает свечу на нашем столике, я спрашиваю у Кевина, каким образом на него вышел Ватикан.
– Полагаю, так же, как и на вас, – отвечает он с мученическим видом. – Так вот, к слову о Венди…
Я, выражая взглядом и выжидающей улыбкой готовность слушать, жду продолжения. Он с изнуренным видом любуется демонстрацией, откуда теперь доносятся звуки окарины.
– Ну так? – подбадриваю я его.
– Да так, пустое.
Я рассматриваю массивные черные цепи, через каждые три метра тянущиеся от верха стены до балюстрады. Каждый раз, когда официантки несут заказ, они идут, склонив голову набок, чтобы кольца не испортили укладку.
– Подразумевается, что цепи помогут нам удержаться на ногах в случае землетрясения? – предполагаю я, чтобы придать немного остроты остывающему под выкриками митингующих желанию.
